Она села рядом и мягко пожурила его:
— Протрезвей немного, чтобы выслушать меня, Тед.
Немного помолчала.
— Я решила отказаться.
— Что?
— Я просто позвонила председателю и сказала, что обдумала это предложение и не могу его принять.
— Но почему, Сара? — спросил Тед, размахивая руками. — Это же вершина академического мира — самая-самая чертова вершина.
— Для тебя, — тихо ответила она. — Тед, когда я увидела вчера, как ты стоишь на этой кафедре, то поняла: это место для тебя — рай на земле. Я не могу лишать тебя всего этого.
— Ты, наверное, либо сошла с ума, либо просто решила жестоко отомстить мне подобной шуткой. Я хочу сказать, еще никто не отказывался от должности и звания Элиот-профессора в Гарварде.
— Я только что отказалась, — ответила она все тем же спокойным голосом.
— Для чего же ты причинила им столько хлопот, да еще ввела их в расходы, если не собиралась всерьез?
— Честно говоря, я сама весь день задаю себе этот же вопрос.
— И?..
— Думаю, мне хотелось доказать самой себе, что я действительно чего-то стою как ученый. У меня есть собственное самолюбие, и я хотела убедиться, что могу достичь успеха на самом высоком уровне.
— Хорошо, ты действительно доказала это, детка, и утерла всем нос. Лишь одного не могу понять: почему ты отдаешь назад все королевские регалии?
— Когда прошел первый восторг, я поняла, что это будет неправильно. Знаешь, ведь карьера для меня не самое главное в жизни. Я хочу быть хорошей женой, хотя и со второй попытки. Сам знаешь, библиотеки закрываются в десять вечера, а супружеские отношения длятся все двадцать четыре часа в сутки. Особенно если они хорошие.
Он ничего на это не сказал. По крайней мере, сразу. Он силился продраться сквозь туман в голове и собрать воедино все, что услышал.
— Эй, Ламброс, гляди веселей, — ласково прошептала она. — Я уверена, они сделают предложение тебе.
Он смотрел через стол на свою бывшую.
— Ты знаешь, а ведь я действительно верю, что ты будешь рада, если мне дадут эту должность. Учитывая то, какой я был сволочью, мне трудно понять, как ты можешь ко мне так относиться.
— Все, что я чувствую, — это остатки печали, — тихо произнесла она. — Мы ведь прожили с тобой вместе несколько очень счастливых лет.
Тед почувствовал, как желудок скрутился узлом, когда он ответил:
— Для меня это были самые счастливые годы в жизни. Она кивнула с грустным сочувствием. Словно они скорбели о ком-то из общих друзей.
Они еще немного посидели молча. А потом Сара, чувствуя неловкость, встала.
— Уже поздно. Мне надо идти…
— Нет, подожди еще одну минуту, — попросил он, жестом приглашая ее сесть.
Ему надо сказать ей что-то очень важное. И если он не сделает этого сейчас, то у него никогда больше не будет такой возможности.
— Сара, прости меня за то, что я сделал. И если ты поверишь мне, я брошу все, включая Гарвард, лишь бы только мы с тобой опять были вместе.
Он смотрел на нее не отрываясь, ожидая, что она скажет.
Сначала она ничего не ответила.
— Ты мне веришь? — снова спросил он.
— Да, — тихо ответила она. — Но сейчас уже немного поздно.
Сара снова встала и шепнула:
— Спокойной ночи, Тед.
Затем она наклонилась к нему, поцеловала в лоб и ушла, оставив его одного на вершине мира.
Родители Джейсона Гилберта прилетели в Израиль весной 1974 года. Для начала они пожили одну неделю в кибуце, чтобы узнать поближе — и полюбить — своих внуков и сноху.
А затем Джейсон и Ева показали им всю страну — от Голанских высот до Шарм-Эль-Шейха на оккупированном Синае. Последние пять дней они провели в Иерусалиме — этот город миссис Гилберт объявила самым красивым в мире.
— Какие славные люди, — сказала Ева, после того как они простились с его родителями в аэропорту Бен-Гурион.
— Как ты думаешь, им понравилось?
— Думаю, «вне себя от восторга» — это как раз про них, — заметила она. — А больше всего мне понравилось, что, целуя мальчиков на прощание, твой отец сказал «шалом». Спорим на что угодно — они опять приедут на следующий год.
Ева оказалась права. Гилберты снова приехали весной 1975 года, а потом и в 1976 году. На третий раз они даже привезли с собой Джулию. В очередной раз будучи не замужем, она решила сама проверить существующий миф о мужских достоинствах израильтян.
Джейсон теперь был инструктором. Это не самая сидячая работа в элитной части спецназа, но все же менее опасная, чем та, которую он выполнял в прошлом.
Его задачей было ездить в призывной центр под Тель-Авивом и определять, кто из желающих молодых рекрутов по всем параметрам — и психическим, и физическим — соответствует невозможным требованиям «Сайерет Маткаль». Он находился в непосредственным подчинении у Йони Нетаньяху, который был награжден различными орденами и медалями за проявленное мужество в войне Судного дня.
Йони провел в Гарварде один год и подумывал о том, чтобы снова поехать туда и получить степень бакалавра архитектуры. Часто летними вечерами они с Джейсоном сидели вместе и вспоминали знакомые места в Кембридже, такие как Гарвардская площадь, библиотека Вайденера, кафе «У Эльзы», а еще тропинки для бега вдоль реки Чарльз.
Эти беседы пробудили в Джейсоне сильное желание посетить то единственное место в мире, где ему жилось так легко и счастливо.
Они с Евой обсуждали эту тему. А что, если им поехать в Штаты на год после окончания срока военного контракта? Если, невзирая на солидный возраст (тридцать девять лет!), его снова примут в Гарвардскую школу права и он сможет получить диплом юриста, а затем представлять в Израиле интересы американских фирм.
— Что ты думаешь об этом, Ева? — спросил он. — Детям понравится такое путешествие?
— Знаю, их отцу понравится, это точно. — Она благосклонно улыбнулась. — И я столько слышала о Гарварде все эти годы, что уже сама скучаю по нему. Давай пиши свои письма.
* * *
Даже после стольких лет «самоволки» Джейсона без всяких проблем снова приняли в Школу права. Тем более, что помощником декана в приемной комиссии был теперь Том Андерсон — тот самый, с кем они в прежней жизни вместе беззаботно занимались спортом.
В письме, в котором сообщалось о согласии принять Джейсона на учебу, Том в постскриптуме отметил: «Может, ты там и майор, Джейсон, но для меня ты так и остался капитаном. Капитаном команды по сквошу, вот так-то». А потом, в постпостскриптуме приписал: «Я все это время много тренировался и думаю, наконец-то смогу тебя побить».
Джейсон был зачислен студентом третьего курса на 1976–1977 учебный год. Они с Евой планировали в середине июля взять с собой мальчиков и оставить их пожить у родителей Джейсона, пока сами будут искать подходящее жилье в Кембридже.
В мае 1976 года он оставил «Сайерет» и действительную военную службу. Теперь от него, как от офицера запаса армии Израиля, требовалось лишь проходить каждый год месячные военные сборы, пока не исполнится пятьдесят пять лет.
Когда он пришел попрощаться со своим молодым командиром, Йони не стал скрывать, что немного завидует ему.
— Обещай, что будешь вспоминать обо мне, бегая по тропинкам вдоль реки Чарльз, саба, а еще пришли мне пару открыток с видами Кембриджа.
Они посмеялись и расстались.
А потом, 27 июня, все изменилось.
Самолет авиакомпании «Эр Франс», летевший рейсом 139 из Тель-Авива в Париж, был захвачен в Афинах после того, как приземлился в греческом аэропорту, чтобы взять на борт пассажиров.
Но это оказалась не рядовая — даже по палестинским стандартам — террористическая операция.
Угнанный самолет посадили для дозаправки в Ливии, а затем направили в Кампалу, столицу Уганды. Там террористы загнали 256 пассажиров в старое здание аэропорта Энтеббе. И превратили их в заложников.
На следующий день захватчики объявили о своих условиях. Они потребовали освобождения пятидесяти трех своих соратников — сорок из них сидели в тюрьмах Израиля, — а в придачу несколько миллионов долларов.
Израильское правительство всегда придерживалось принципиальной позиции — никаких переговоров с террористами. Однако родственники захваченных пассажиров осаждали кабинет министров, умоляя совершить обмен и спасти жизни их родных и близких. Правительство колебалось.
В обычных обстоятельствах подобные дела немедленно поручались специальному антитеррористическому подразделению. Но на этот раз заложники находились в пяти тысячах миль от Израиля. Вне пределов досягаемости любой спасательной операции силами военных. Или так всем казалось.
Почти сразу же после того, как по радио в первый раз передали о требованиях террористов, Джейсон заглянул в учебную комнату, где Ева объясняла трехлетним малышам, как определять по часам время. Он жестом подал ей знак, чтобы она вышла.
