Уже две недели Суркай ни днем, ни ночью не знал отдыха — он организовывал в деревнях комитеты защиты революции и почти не бывал дома. Отец Суркая, как и четверо его братьев, из-за давней распри в роду, стал жертвой кровной мести. Он пошел в лес за дровами и больше не вернулся. Он шел дорогой своих врагов, и они его убили. Суркаю было тогда шесть лет. Мать, чтобы спасти Суркая, отправила его в школу. И много лет Суркай жил в интернате в Кабуле. Сразу после окончания школы его взял к себе на воспитание дядя, работавший в городе шофером, чтобы, как он говорил, сделать из племянника человека. В столице Суркай познакомился с новыми идеями, стал общаться с участниками и руководителями революционного движения и твердо поверил, что лишь революция способна избавить народ от косных обычаев и вековой отсталости.
Со временем Суркай стал активным членом революционного движения и теперь все свои силы отдавал революционной борьбе в родных краях. На него с надеждой взирали землепашцы и пастухи, он был для них символом добра и свободы. Словно кормчий вел он революционный корабль к победе. Победа — жизнь, поражение — смерть. Третьего не дано. Он все принес в жертву революции, даже родственные узы. Для него существовала только родина-мать и народ-труженик, отважный борец.
В тот же день после полудня Суркай доложил на партийном собрании о джирге, и ее решения были единодушно одобрены и утверждены. После собрания Суркай задержал учителя Розая, усадил рядом с собой и сказал:
— Поговорим.
Полицейский участок, где разместилось волостное правление и партийный комитет, стоял на верхней дороге в долине, над ним на ветру развевался флаг.
Суркай наблюдал из окна, как садится солнце, зажав ладони между коленями. Розай внимательно на него смотрел. Ему нравился Суркай. Его ум и смекалка, упорство, самоотверженность. Несколько лет назад он сдружился с Суркаем и вместе с ним участвовал в революционной борьбе. Он был сыном муллы, и от отца ему достались все священные книги. Окончив духовное учебное заведение, Розай стал учителем в той самой деревенской школе, которую взорвали бандиты.
— Ты выглядишь усталым, товарищ, — сочувственно произнес Розай, не сводя глаз с друга.
— Нет, нет, просто задумался, извини, — ответил Суркай, словно очнувшись.
— Товарищ Суркай, я когда-то изучал психологию, — продолжал с улыбкой Розай.
— Ну и что? — смеясь, спросил Суркай.
— Лучшее средство от усталости, особенно от такой, как твоя…
— От какой еще усталости?
— От усталости одиночества. Измени образ жизни, и усталость пройдет…
— Изменить жизнь?
— Послушай, товарищ Суркай, кроме революции и народа есть еще семья и любовь — это тоже не последнее дело. К тому же Бадри, дочь Базгуля…
— Товарищ Розай, не то сейчас время, перед нами столько сложных задач.
Но Розай не отставал.
— Товарищ Суркай, долг революционера заботиться не только о себе, но и о матери. Еще подумай о том, что Базгуль — уважаемый всеми нами старейшина.
В это время в дверях появился волостной старшина. Суркай и Розай, приветствуя его, поднялись.
В тот вечер Суркай пришел домой в хорошем расположении духа и поцеловал мать. Подействовали, должно быть, слова Розая. Он принялся за книгу, но перед глазами неотступно стоял образ двух девушек, которые в предрассветном призрачном свете устало брели по склону горы с винтовками за плечами.
Суркай улыбался…
7
По инициативе Суркая организовали курсы ликбеза для женщин и девочек. Учил их Розай. Дело оказалось чрезвычайно трудным. Но Базгуль, Суркай и отец Розая маулави[Маулави — мусульманское духовное звание, ученый муж.]-саиб справились с ним. Маулави-саиб убедил односельчан с помощью Корана и хадисов[Хадисы — предания о пророке Мухаммеде.], что ученье — долг каждого мусульманина. Базгуль первый позволил дочери пойти на курсы. Крестьяне очень настороженно отнеслись к этому нововведению. Сначала курсы посещали всего две девушки, затем число их увеличилось. Розай не только учил девушек грамоте, но и объяснял, какое благо для народа революция. Именно благодаря Розаю Бадри и дочь крестьянина Шади вступили в ряды защитников революции…
Бадри приснился сон. Будто юноши в белых одеждах и красных расшитых жилетах танцуют, прихлопывая в ладоши, сама она сидит в накинутой на плечи красной шелковой шали, на голове — синее покрывало. Девушки стали в круг и поют песни, прославляя мужество деревенских парней, оплакивая погибших в бою. К ним приближается Суркай на белом коне. Темнеет. Начинаются приготовления к уводу невесты. Но образ Суркая тускнеет и расплывается, на его месте возникает Заргуншах.
Бадри сбрасывает с головы покрывало, с криком бежит за Суркаем и… просыпается… Чуть брезжит рассвет. Бадри вся в поту, хочется пить, сердце громко стучит. «Да ниспошлет ему господь благодать». Бадри взволнована. Она садится на постели и отдается своим мыслям. Сон оказался вещим.
Неделю спустя поднялся сильный ветер. Он выл и гудел, вздымая тучи пыли, в небе висела желтая дымка, грозно шумели деревья в лесу. Даже дети, которых не удержишь дома, не выбегали на улицу. Суркай, находившийся в это время в здании партийного комитета, слышал, как полощется флаг на ветру. Посидев немного в раздумье, он принялся ходить по комнате. Вдруг в дверь постучали. Пришел волостной начальник.
— Разрешите?
— Пожалуйста.
Начальник принес донесение. Из пограничного района сообщали, что Заргуншах перешел границу. Задержать его не удалось.
— Когда это случилось? — спросил, нахмурившись, Суркай.
— Рано утром.
— Хорошо работают наши товарищи, нечего сказать, — бросил Суркай. — Надо было глаз не спускать с Адамхана и Заргуншаха.
Волостной начальник ничего не ответил, лишь покраснел слегка.
Оба долго молчали. Первым заговорил Суркай:
— Срочно сообщите о случившемся участникам джирги, в первую очередь Базгулю. По решению джирги Заргуншах обязан возместить нанесенный ущерб. К тому же здесь осталась его семья.
Начальник кивнул. Суркай хорошо понимал, что влечет за собой бегство Заргуншаха. Заргуншах озлоблен, а главное — он расскажет саибу о положении в деревне, на родине, о том, что крестьяне объединились. И бандиты постараются их запугать. Однако начальнику о своих опасениях Суркай не обмолвился ни словом. Благодаря джиргам, поддержавшим революцию, в округе стало спокойно. Крестьяне поняли, какую пользу принесла им новая власть. И теперь следовало ждать ответной реакции душманов.
Как только начальник ушел, Суркай с двумя товарищами поспешил в деревню сообщить о случившемся. Войдя в дом Базгуля, он заметил в коридоре Бадри, но девушка тут же скрылась.
По решению джирги крестьяне укрепили отряды защитников революции и малишей[Малиши — племенные военные ополчения.], и теперь душманы не могли распоряжаться в деревне. Но Суркай отвечал не только за родное село, но и за всю округу. В деревне было спокойно. Крестьяне выполняли свои обязанности в отрядах защитников революции и малишей. Днем работали в поле, ночью несли вахту в деревне и ее окрестностях.
Стояли последние дни лета, шла молотьба. С каждым днем становилось все прохладнее. Год выдался урожайный.
Крестьяне, безвозмездно получившие землю, семена и удобрения, расплатились с долгами, а некоторым даже удалось женить сыновей и сшить новую одежду. Летняя страда закончилась, до осенней еще оставалось время, и крестьяне занялись общественными делами. Прежде всего необходимо было восстановить школу и достроить медпункт. Крестьяне самоотверженно трудились с утра до вечера. Еще до первой росы они совершали утренний намаз и задавали корм скоту. Затем отправлялись к школе и лишь потом на свои поля. Они трудились под звуки барабана деревенского дума, дядюшки Мулладада, которому было уже под шестьдесят. Звук барабана воодушевлял людей. Школа поднималась из развалин, словно расправляла плечи. Время от времени туда приходили Базгуль и мулла, беседовали с крестьянами, шутили.
— Были бы мы помоложе, ребята, показали бы вам как надо работать.
День, когда работа по восстановлению школы была закончена, стал настоящим праздником. Но в нынешнем году дети не пошли учиться, поскольку уже наступили осенние холода[В Афганистане в холодное время занятий в школе нет.]. Деревня была удивительно хороша в своем золотом осеннем убранстве, расцвеченном тысячей красок. В празднике принимали участие все, от мала до велика, пришли и партийные товарищи. Все поздравляли друг друга. По старинному обычаю, на фасаде здания вывесили красный флажок от дурного глаза, который развевался на ветру, к флажку прикрепили гирлянду из дикой руты. Базгуль позвал к себе гостей и, как обычно, стал рассказывать о священной войне за независимость и свободу. Рассказывал он об этом не первый раз, но все не переставали восхищаться его смелостью и отвагой.
