— Ты красивее всех звезд и планет. Моя Луна, моя Гудия, моя куколка. Вчера ты ускользнула, но сегодня папа не даст тебе уйти.
— Прекрати! — кричит супруга.
Муж не обращает внимания.
— Не волнуйся, милая, в нашей любви нет ничего дурного. Даже великий император Шах-Джахан[24] пылал когда-то страстью к собственной дочке Джаханаре. И кто же отнимет у мужчины право вкусить плоды с деревца, которое он сам и насадил?
— Ты демон! — выкрикивает жена, и Шантарам бьет ее. Слышно, как со звоном разлетается бутылка.
— Не-е-ет! — визжит Гудия.
Кажется, мой мозг безжалостно разрезают автогеном, а сердце захлестывает волна расплавленного металла. Дальше терпеть невозможно. Я мчусь к мистеру Рамакришне, чтобы сказать, что наш сосед вытворяет со своей женой и дочерью нечто кошмарное… С таким же успехом я мог толковать о погоде.
— Послушай, — ухмыляется Рамакришна, — семья есть семья, это их личное дело. Ты еще слишком зелен, сирота, и не знаешь жизни. Мумбаи полнится историями домашнего насилия, побоев, издевательств и кровосмешения. И никто ничего не делает. Нас, индийцев, отличает потрясающее умение видеть боль и нищету вокруг, при этом сохраняя возвышенное спокойствие духа. Вот и веди себя соответственно: захлопни глазки, заткни уши, закрой рот, и будешь доволен, как я. А теперь уходи, мне спать пора.
Бегом возвращаюсь к себе. Шантарам храпит за стенкой, а Гудия кричит, что стала грязной.
— Не трогайте меня никто! — визжит она. — Я заражу всякого, кто ко мне прикоснется!
Кажется, девчонка теряет разум. Со мной происходит примерно то же самое.
— Зарази меня. — И я протягиваю руку сквозь круглое отверстие.
Гудия тут же хватает ее.
— Я скоро умру. — Девочка всхлипывает. — Наложу на себя руки, лишь бы не уступить ему.
Ее отчаяние хлещет потоком через дыру в стене и обволакивает меня огненной пеленой.
— Этого не будет, — срывается с моего языка. — Обещаю тебе как брат.
Салим угрюмо косится со своей кровати, будто я только что заключил преступную сделку. Но сейчас мое сердце выше любых законов. Чувствуя худенькие пальцы девочки, тепло ее ладони, я знаю: мы оба — загнанные животные, сообщники. Мой грех понятен: сироте не положено взваливать на себя чужие заботы. А в чем же провинность Гудии? Только в одном: она девочка и дочь своего отца.
Я исполняю обещание на следующий день, когда Шантарам возвращается с работы и взбирается по шаткой лестнице медленными, нетвердыми шагами. Даже от его одежды несет виски. Вот он как раз перед тем участком, который так и не починил Рамакришна, и я бросаюсь на мужчину сзади. Врезаюсь в его спину, а тот врезается в перила. Стойки уже совсем расшатались. Дерево не выдерживает лишней тяжести, начинает хрустеть и подламываться. Шантарам теряет равновесие и с грохотом валится вниз.
В кино злодеи медленно летят с небоскребов, молотя воздух руками, дрыгая ногами и громко вопя: «Аааааааааааа!» В реальной жизни все не так. Сосед падает, словно камень, ничем не размахивая. И вот он уже на земле, распластался ничком, раскинув руки и ноги.
Я смотрю на безжизненное тело, и до меня постепенно доходит смысл происшедшего. Перед глазами ярко вспыхивают последствия.
Джип с красной мигалкой прибывает на место преступления. Полицейские аккуратно очерчивают мелом труп. Щелкают затворами фотоаппаратов, объясняя друг другу: вот, мол, куда упало тело. Затем поднимают глаза и видят меня на втором этаже. Инспектор тычет пальцем:
— Убитого столкнул тот парень. Арестуйте его!
Меня забирают в каталажку, где раздевают и бьют. Потом я сижу в суде. Грозный обвинитель в черном одеянии восседает под вентилятором. Satyameva Jayate — «Истина всегда восторжествует» — гласит поблекшая, запыленная золотая табличка за его спиной. Едва посмотрев на меня, судья оглашает вердикт: «Рама Мохаммед Томас, объявляю вас виновным в преднамеренном убийстве мистера Шантарама. Согласно статье триста второй уголовного кодекса, приговариваю вас к смертной казни через повешение». «Нет!» — ору я и пытаюсь бежать, однако ноги забиты в колодки, а на запястьях наручники. Меня ослепляют повязкой, отводят в камеру для смертников. На шею накидывают петлю, жмут на рычаг. И я визжу от боли, а ноги беспомощно дергаются в пустоте, легкие резко сдуваются.
Раскрыв глаза, я вижу, что попал на небеса. Только уж очень похожие на лестницу чоула. Внизу, под ногами, недвижно лежит сосед. Люди уже собираются.
— Зовите полицию! — восклицает кто-то.
Не долго думая кубарем слетаю по ступеням и пускаюсь в бегство. Миную ворота, молочный ларек, многоэтажное здание. Вот и пригородный вокзал. Сажусь на экспресс до станции Виктория. Обшариваю платформы в поисках нужного поезда. Наконец нахожу его и запрыгиваю на подножку за миг до отправления.
Итак, я покинул Мумбаи, оставил Гудию, бросил Салима и устремился в единственный город, который знал. Дели.
Во время всего рассказа Смита хранит молчание. Вижу, ее глубоко впечатлила история. В уголке ее глаза блестит слеза. Должно быть, женщины сердцем понимают боль друг друга, и страдания Гудии вызвали у защитницы сочувствие.
Беру пульт.
— Ну что, включаем дальше?
И я нажимаю «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ».
Прем Кумар разворачивается в кресле.
— Мистер Томас, вы одолели два задания и заработали две тысячи рупий. Давайте посмотрим, сумеете ли вы справиться с третьим, которое стоит пять тысяч. Готовы?
— Готов, — отзываюсь я.
— Отлично. Вопрос номер три. Относится он к области…
В это мгновение главный прожектор гаснет, и мы с ведущим погружаемся во мрак.
— Ой! Хьюстон, у нас проблемы, — произносит Прем Кумар.
Зрители смеются. Не уловив шутки, я переспрашиваю:
— Что вы такого сказали?
— Да это известная фраза из картины «Аполлон Тринадцать». Уверен, вы редко смотрите английские фильмы. Выражение используется, когда внезапно возникает серьезное осложнение, вот как сейчас. Шоу не может продолжаться, пока не исправят свет.
Пока технари проверяют проводку, Прем Кумар прислушивается к голосу в головном телефоне. Затем наклоняется и шепчет мне в ухо:
— Ну все, ковбой, кончилась твоя золотая жила. Новый вопрос очень сложный, особенно для официанта. Я бы с удовольствием помог, однако продюсер велит переходить к профессору. Извини, друг, не твой день!
Он отпивает лимонад и чмокает губами. Прожектор наконец починили. «Аплодисменты» — требует студийное табло.
Когда хлопки утихают, ведущий глядит на меня:
— Мистер Томас, вы одолели два задания и заработали две тысячи рупий. Давайте посмотрим, сумеете ли вы справиться с третьим, которое стоит пять тысяч. Готовы?
— Готов, — отзываюсь я.
— Отлично. И следующий наш вопрос из области астрономии. Скажите, мистер Томас, знаете ли вы, сколько планет находится в Солнечной системе?
— Какие у меня варианты?
— Это еще не задание, мистер Томас. Я просто интересуюсь, известно ли вам это.
— Неизвестно.
— Правда? Надеюсь, вы хотя бы в курсе, как называется планета, на которой мы с вами живем?
Аудитория смеется.
— Земля, — угрюмо киваю я.
— Замечательно. Хоть что-то вы знаете. Итак, готовы к третьему вопросу?
— Готов.
— Ладно. Задание номер три. Назовите самую маленькую планету в Солнечной системе. Варианты: a) Плутон, b) Марс, c) Нептун и d) Меркурий.
Прежде чем успевает прозвучать заставка, с моих губ слетает:
— Мяу!
— Простите? — изумляется Прем Кумар. — Что вы сказали? Мне на секунду послышалось какое-то мяуканье.
— Я сказал: «А».
— А?
— Вот именно. Вариант А. Плутон.
— Вы совершенно, на сто процентов уверены, что А?
— Да.
Звучит барабанная дробь. На табло загорается верный ответ.
— И вы совершенно, на сто процентов правы! Плутон действительно самая маленькая планета в Солнечной системе. Мистер Томас, вы только что выиграли пять тысяч рупий!
Некоторые зрители, впечатленные моими познаниями, поднимаются с мест и аплодируют стоя. Но Смита не издает ни звука.
ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ РУПИЙ:
ДУМАЙ О КАЛЕКАХ
И солнце будто стало тусклее, и птички щебечут натужно, и воздух какой-то пыльный, и небо на тон потемнело.
Когда тебя забирают из прекрасного большого бунгало с чудесным садом, полным тепла и света, чтобы запихнуть в неопрятную, всю в трещинах постройку, где ты должен делить и без того тесную спальню с дюжиной других ребят, начинаешь несколько желчно смотреть на мир.
От желчи, как известно, развивается желтуха. Не самая приятная из болезней, зато позволяет перебраться из битком набитой общей комнаты в «одиночку». Это огромное помещение с металлической кроватью и зелеными занавесками. Называется изолятор.