Натан Файлер - Шок от падения

На самом деле, это я предложил. Это случилось в субботу, перед тем как моему дедушке должны были оперировать второе колено. Первое ему прооперировали шестью месяцами раньше, и все закончилось благополучно, но бабушке Ну пришлось тяжело. Сначала он передвигался в инвалидном кресле, потом на костылях, поэтому его нужно было часто поднимать. За завтраком мама с папой обсуждали, какая она упрямая и как трудно было ее убедить, чтобы в следующий раз он пожил у нас. Они еще смеялись над тем, с каким облегчением дед вздохнул, когда она в конце концов согласилась. И тогда я вдруг сказал:

— А может, нам сделать в спальне ремонт?

Мы одновременно засунули в рот по ложке хлопьев, и какое-то время все молчали. Это надо было пережевать. Мама проглотила первая. Она сказала:

— Давайте сделаем это прямо сегодня.

Мне кажется, папа поперхнулся молоком. А может, и нет. Память часто меня подводит. Но он никак этого не ожидал.

— Ты серьезно, дорогая? Думаю, твой папа не обидится, если…

— Давай сделаем ему приятное, ладно?

Это как сорвать пластырь.

Нет.

Совсем не так. Это гораздо труднее. Но, как и с пластырем, решившись, надо действовать быстро. Я не даю советов, как справиться с горем. Просто рассказываю, что делали мы. Папа измерил комнату, и к полудню мы уже бродили по Би энд Кью, Алэйд Карпетсам и Икее.

— Ты не принесешь еще газет? — крикнул отец с верхней площадки стремянки. Мама не ответила.

— Как ты там, мам?

Она держалась отлично. В Би энд Кью она прямо-таки кокетничала с продавцом, чтобы нам дали скидку на валики, хотя у них и не было распродажи.

— Я схожу, — беззвучно прошептал мне отец.

Он вытер руки бумажным полотенцем и спустился с лестницы. Я остался в комнате и слушал.

— Можно поменять цвет, Ричард?

— Тебе же этот понравился?

— Я знаю. Мне и сейчас он нравится. Но давай поменяем?

Я слышал, как они обнялись, потом звук поцелуя в щеку.

— Если мы соберемся прямо сейчас, то успеем до закрытия.

Когда они выехали из гаража, отец опустил окно, помахал мне рукой и поднял вверх большой палец. Я вдохнул запах мокрой краски. Потом я намазал немного на руку и дал ей засохнуть. Я плохо разбираюсь в цветах, но, кажется, это был терракотовый, глубокий и теплый. Я сразу понял, что на этот раз они выберут белый или розоватый — цвета, в которые красят стены в залах ожидания или офисах и которые просто не замечаешь.

Когда мы делаем ремонт, мы стираем с комнаты старую индивидуальность и придаем ей новую. Мама могла смириться с потерей старых обоев, занавесок с покемонами и аэропланов на веревочках, но ей не нужна была комната, о которой можно что-то сказать. Она не хотела придавать ей индивидуальность. По крайней мере, я так думаю. Может, это не совсем нормально, но моя мама и есть ненормальная. У нас гораздо больше общего, чем мы хотим признать.

Мы избавились от вещей брата. Даже N64 отправился в магазин подержанных вещей, не говоря уже о трех больших мешках с его одеждой. В воскресенье магазин был закрыт, так что мы просто прикрепили к ним листок с надписью и оставили возле входа. У меня было странное чувство, но уж точно не стоило разводить церемонии из-за старых, ненужных вещей.

Конечно же, коробка с его «сокровищами» осталась на месте. Это даже не обсуждалось. Когда все было закончено, папа аккуратно поставил ее в новый шкаф, и мы вышли из комнаты.

Думаю, очевидно, что после операции на колене дедушка не мог подниматься по лестнице.

Наверное, мы тоже это понимали. Он пробыл у нас до тех пор, пока не начал передвигаться самостоятельно, и все это время спал на раскладном диване в гостиной. Он так и не увидел нашей новой гостевой спальни. С бледно-розовыми стенами.

Все было видно по нашим теням. Солнце стояло низко за головой, я крутил педали, а мама бежала рядом, на три-четыре шага позади и подбадривала: «У тебя получается, милый. Получается». Глядя на землю, я видел, что ее тень медленно отстает: переднее колесо сначала пересекло ее колени, потом туловище, потом голову, а мой велосипед мчался вперед и вперед. Я ехал без всякой поддержки.

— Я готов! У меня получится.

— Что? Не слышу, — отозвалась из-за двери спальни мама. — Прошу тебя. Пора собираться.

Я прижался лицом к матрасу, так что подбородок уперся в пружину.

— Сколько времени?

— Почти полдень. Вставай, а то опоздаешь.

Я глубоко вздохнул. Простыни пахли потом и грязью.

— Никуда я не пойду.

— Не говори глупости.

— Пришлют по почте.

— Я тебя не слышу. Можно войти?

— Я сказал, пришлют по почте.

Войдя, она тихонько хлопнула дверь, а потом вздохнула и покачала головой.

— В чем дело?

— Ты даже не встал с постели, — сказала она.

— Я спать хочу.

— Мне казалось…

— Я не говорил, что пойду.

Одним движением она подняла валявшуюся на полу одежду и бросила ее в корзину со стиркой. Стоя посреди комнаты, мама, конечно, не могла не заметить маленькую трубку и коробку с «чертовым зельем» на столике рядом с кроватью, но притворилась, будто ничего такого не видела, и, быстро повернувшись к окну, раздернула занавески.

— Мэтью? Что это?

Мои занавески меня не устраивали, потому что из-под них просачивался свет, тогда я взял несколько пустых коробок из-под хлопьев, расплющил и приклеил к стеклу скотчем.

— Это еще зачем?

— Не трогай! Без них слишком светло.

— Днем должно быть светло, а у тебя тут как в пещере.

— Оставь.

Мама так и осталась стоять с рукой, протянутой, чтобы убрать картонки. Потом она снова задернула занавески, повернулась ко мне и уперла руки в бедра:

— Если у тебя кончился дезодорант, то почему ты не внесешь его в список? Я же не могу следить за всем, что нужно покупать. Для этого список и нужен.

— Слушай, о чем ты? Я разве что-нибудь говорил…

— Тут душно. Мне нетрудно купить тебе «Линкс» или еще что-нибудь, только ты должен внести его в список, потому что…

— О, господи! Я тебя сюда не приглашал.

— А если вдруг к тебе зайдет кто-то из друзей?

— Кто, например?

— Да кто угодно. Джейкоб, например. Дело не в этом. Пожалуйста, прошу, ради меня. Пожалуйста, Мэтт. Даже если тебя самого не интересуют твои отметки, для меня это по-прежнему важно.

В жизни каждого человека существуют вехи. События, которые делают какие-то дни особенными, не похожими на другие.

Вехи начинаются, когда мы еще слишком малы и не знаем об их существовании — это день, когда мы произнесли первое слово и когда сделали первые самостоятельные шаги. Когда первый раз в жизни обошлись ночью без памперса. Когда узнали, что другим людям тоже бывает больно, и когда с наших велосипедов сняли боковые колесики.

Если нам в жизни повезло — а мне повезло, я знаю — нас все время кто-то поддерживает на этом пути. Никто не проплыл за меня бассейн от бортика до бортика, но отец возил меня на плавание, хотя сам так и не научился плавать, и когда мне выдали значок с тигром Тони, в знак того что я теперь могу самостоятельно проплыть пять метров, мама аккуратно пришила его на мои плавки. Я помню множество вех из моего раннего детства: это были и их вехи.

Мама опустила руки, потом сложила их на груди, но в конце концов снова вернула их на прежнее место.

Она нервничала, вот и все.

— Даже если тебя самого не интересуют твои отметки, для меня это по-прежнему важно.

Сначала она проснулась вместе с отцом и отвезла его на работу. В машине они слушали радио. Я не могу знать наверняка, но догадываюсь. Это как раз то, что называется «обоснованное предположение». Передавали местные новости. Корреспондент вел репортаж из какой-то школы, они толком не разобрали из какой. Вполне возможно, что и из моей. Корреспондент сообщал, что средний балл выпускных работ в этом году опять вырос на миллионную долю процента, что мальчики сокращают отставание от девочек, что процент обучающихся на дому вырос, но незначительно, и мама вдруг почувствовала, что в животе у нее все перевернулось. Тут репортер обретает региональный акцент и, обращаясь к группке визжащих девчонок, приглашает одну для непременного интервью. Ну-у, четыре «A» с плюсом, пять «А» и две «B», говорит она, задыхаясь от волнения. Да, и одна «С» по математике, девчонка хихикает. Ненавижу математику.

Выйдя из машины, отец на минутку останавливается.

— Он умный мальчик. Думаю, он неплохо написал.

Мама тихо отвечает:

— Да, я знаю.

Это только догадки, но они «хорошо обоснованы».

Машины едва ползут, с неба сыпется мелкая морось — без дворников уже не обойтись, но они скрипят по стеклу — и мама позволяет себе немного помечтать об идеальном утре.

В это утро, в идеальное утро, она вернется домой и застанет меня уже вставшим с постели. Я буду ждать ее на кухне. Я сделал себе тосты, но не могу проглотить ни кусочка. Я слишком волнуюсь.