Ознакомительная версия.
Процесс растянулся на полчаса, потому что с непривычки таблетки глотались плохо, да и ком в горле стоял. Но ничего, терпение и труд все перетрут. Проглотив последнюю, Катя встала из-за стола, чтобы лечь на кровать и заснуть вечным сном, но желудок внезапно запульсировал, комок в горле превратился в спазм и Катю крайне неэстетично вырвало на ковролин. А еще в этот момент хлопнула дверь и из прихожей донеслось удивленное:
— Катя, ты дома? Ты что — заболела?
Что мама забыла дома (видимо, что-то важное, раз вернулась), Катя так и не узнала. Но это и неважно, важно, что вернулась, сразу все поняла и вызвала «Скорую помощь». Доктор приехал опытный, бывалый, поэтому обольщаться стабильным Катиным состоянием не стал и в лепет насчет того, что она «случайно перепутала» гипотезивный препарат с витаминами (кто, интересно, жрет витамины горстями?) не поверил. Во-первых, неизвестно, сколько таблеток осталось внутри. Сейчас все вроде бы ничего, а как всосутся… Во-вторых, налицо суицидальная попытка, подтвержденная в письменной форме (Катина мама дала ему прочесть записку), а самоубийцы-неудачники подлежат непременной госпитализации. Чтобы повторно не попробовали бы покончить с собой.
Кате промыли желудок. Варварская, пыточная процедура. Однократная (и не доведенная до конца) попытка анального секса, предпринятая по настоянию бывшего бойфренда, не шла ни в какое сравнение с промыванием. Засовывают в тебя длиннющую кишку, льют туда литрами холодную воду до тех пор, пока тебе не начинает казаться, что ты вот-вот лопнешь, заставляют выдать все залитое обратно… И так несчетное количество раз. Доктор попался добросовестный, «мыл» как положено и даже лучше того. Промывание желудка в подавляющем большинстве случаев благотворно действует и на мозги. Почему так происходит, наука еще не установила, но когда-нибудь непременно установит. К тому моменту, когда доктор сказал: «Достаточно», Кате очень хотелось жить. Разумеется, при условии, что ей больше никогда не станут промывать желудок. Катя злилась на себя, а еще ей было стыдно перед мамой и перед доктором. Перед мамой, потому что устроила ей ни за что такой вот «сюрприз», а перед доктором потому, что отвлекла его от важных дел. Ему бы сейчас делом заниматься, спасать и лечить тех, кому по-настоящему плохо, а он тут с ней дурью мается. Поэтому согласилась госпитализироваться сразу, не доводя до уговоров и увещеваний. В больницу, так в больницу, тем более что добрый доктор разъяснил разницу между психиатрическим и психосоматическим отделением, и выходило, по его словам, что «психосоматика» есть не что иное, как санаторий, устроенный добрыми людьми для таких «приколисток», как Катя. И для приколистов тоже, потому что психосоматические отделения по гендерному признаку не разделяются. В отличие от психиатрических. Правда, палаты в «психосоматике» все же подразделяются на женские и мужские, как и везде.
Доктор потыкал пальцем в наладонник и объявил:
— Едем в Склиф!
В Склиф, так в Склиф. Кате было все равно куда, лишь бы не смотреть в мамины глаза, полные горя, и не встречаться вечером с папой.
Двадцатичетырехкоечная «психосоматика», официально называемая соматопсихиатрическим отделением, оказалась маленькой, уютной и совсем не страшной. Лечащий врач Лариса Эрнестовна не столько интересовалась причинами, толкнувшими Катю на попытку самоубийства, сколько болтала о том да о сем. Лариса Эрнестовна вообще оказалась ужасной болтуньей. Начнет говорить — не остановишь. Заведующая отделением Нина Сергеевна была построже и посерьезнее, но тоже располагала к себе. Уколов, которых Катя, несмотря на свою взрослость, боялась, ей не назначили, ограничились таблетками и психотерапией. Психотерапия была индивидуальной (непринужденная беседа с разговорчивой Ларисой Эрнестовной) и групповой (каждый рассказывает о своих проблемах, остальные слушают и комментируют). Групповые занятия нравились Кате меньше. Не хотелось выворачиваться наизнанку на людях, не хотелось вникать в чужие проблемы. Она попыталась было отказаться от групповой психотерапии, но Лариса Эрнестовна уговорила этого не делать, сказав, что тогда все лечение пойдет насмарку. Насмарку Катя не хотела, она хотела вылечиться. Пришлось впервые в жизни подчиниться и сделать не так, как хочется, а так, как надо, то есть так, как советуют другие. Ничего, получилось. А судьба в награду послала Кате Александра…
Александром его звали редко и только в колледже, а так обычно звали Сашей или Сашкой. Обычный парень из обычного спального района. Отец — прапорщик, мать — бухгалтер в мебельном магазине, сестра — десятиклассница. Обычное детство, обычная школа, обычный колледж, в котором Александр учился на менеджера. Обычные, ничем не примечательные товарищи. Два близких друга, одна подруга с перспективой на спутницу жизни.
С подруги все и началось, точнее — началось с банальной гонореи, которую диагностировал у Александра венеролог из районного КВД.
— А от грязных рук не могло? — робко предположил Александр.
Смириться с мыслью о том, что любимая ему изменяет, было невозможно. Даже предположить такое было невозможно, не то что смиряться!
Пожилой венеролог был ехидным циником. Тому способствовали возраст, специальность и геморрой. Яд так и капал с кончика его языка, прожигая невидимые дыры в напольной плитке.
— Могло! — обнадежил он и тут же обломал: — Если пошерудить рукой в инфицированной вагине, а потом долго наглаживать себя по головке, да еще в канал мизинцем…
Больше вопросов Александр не задавал. Взял рецепты и побежал в аптеку. Бежалось хорошо, легко. Зуд в мочеиспускательном канале способствует быстрому передвижению, балетным па и прочей физической активности. А у Александра свербило там очень сильно, сильнее, чем в душе.
— Как же так, Вика? — спросил он у любимой.
— А вот так! — огрызнулась та, и вылила на бедного Александра целый ушат помоев.
Вылила образно, но лучше бы уж на самом деле. Принять душ и одеться в чистое недолго, несложно и не страшно, а вот узнать о себе «всю правду»… За пять минут Александр узнал, что как мужчина он представляет разве что «прогулочную» ценность, то есть — взяв его под руку, можно прогуляться по улице, и на том, как говорится, спасибо.
— С таким членом, как у тебя, только синичек трахать! — орала любимая женщина. — Размер у тебя детсадовский и кончаешь ты в три секунды! Я с тобой ничего никогда не чувствовала, только притворялась, чтобы тебя, дурака, не расстраивать! Что ж мне теперь, на всю жизнь без женского счастья остаться?!
— А зачем притворялась? — только и спросил Александр.
Вообще-то любимая не очень-то и притворялась, а если когда и играла немножко, так только ради того, чтобы порадовать Александра, которого выделяла и ценила за серьезность его намерений. Намерения всех прочих кавалеров не шли дальше «поддать и перепихнуться», а любая приличная девушка должна думать о будущем. Гадостей Александру Вика наговорила от испуга. Хороший метод — валить с больной головы на здоровую, иногда срабатывает. Но отступать при этом нельзя. Назвался, то есть назвалась груздем — полезай в кузов.
— Из жалости! — брякнула Вика. — По доброте!
Александр почернел лицом и ушел, не сказав ни слова. Дома «отдыхал» отец, на которого в пьяном виде обычно накатывал воспитательный раж.
— Менагер кислых щей пришел! — глумливо заорал он, увидев сына. — Заходи, не стесняйся!
Отца, всю жизнь мечтавшего о высшем образовании, не столько в смысле знаний, сколько в смысле диплома, глубоко ранила и сильно раздражала учеба сына и наследника старенькой заслуженной «четверки» в колледже. «Сейчас век высшего образования!», — говорил он, пеняя сыну на отсутствие амбиций. Ну и «менагером кислых щей» прозвал, выражая свое отцовское презрение.
Обойдя отца, Александр ушел в ванную и заперся там. Кроме как в ванной или в туалете, запереться было негде. А надо было запереться и подумать. Крепко подумать. О жизни и вообще.
— Только пришел — и сразу в ванную! — начал орать за дверью обидевшийся родитель. — Онанист хренов! Ясное дело — такому чмордяю ни одна баба не даст, вот и приходится руками работать! Молчишь, суслик! А что ты можешь ответить? Тебя, дефективного, даже в армию не взяли!
Александра не взяли в армию. Признали ограниченно годным к военной службе и «дали» категорию «В». Зрение подкачало, семь диоптрий на левом глазу.
— Только армия может сделать из дристуна мужика! А ты так дристуном и помрешь!
В трезвом виде отец был тихим, спокойным, дружелюбным и деликатным человеком. Но после первого же стакана перевоплощался в мистера Хайда — грубил, оскорблял, мог огреть ремнем. Боялся только матери, та за двадцать три года счастливой и беспросветной семейной жизни научилась орудовать скалками, сковородками, табуретками и прочими предметами так хорошо, что могла бы выстоять и против любого из братьев Кличко, если бы тем пришло в голову драться с женщиной. Однажды пылесосом отца «выключила», когда он во время уборки стал руками махать. Современные пылесосы легкие — и мать не надорвалась, и отец не пострадал.
Ознакомительная версия.
