Анна. Да, да, спасибо вам, спасибо, Сергей Петрович! Она позвонила!.. И вам, Лидия Ивановна, спасибо! Господи, оказывается, Ирка мне перезвонила в тот же день! Боже мой, как хорошо, что я к вам пришла! И как хорошо, что я не ушла, не поговорив с вами.
Сергей. Да уж, это точно. Я очень старался вас выгнать, выталкивал изо всех сил. А вы молодец, что не поддались. Вы умеете добиваться своего, не мытьем так катаньем.
Звонит телефон.
Сергей. Мама, возьми, пожалуйста, трубку. Если это меня, скажи, что я буду позже.
Мама берет трубку.
Мама. Алё… да, Софочка…
Сергей делает ей знаки рукой, чтобы она вышла разговаривать в другую комнату. Мама выходит.
Сергей. Анна, я хотел вам сказать еще раньше, но меня что-то отвлекло…
Анна. Что, Сергей Петрович?
Сергей. Я вообще-то не собирался вам этого говорить, потом решил, что надо сказать, потом снова засомневался…
Анна. Вы о чем?
Сергей. Одним словом… Не знаю даже, как начать.
Анна. Если вам трудно об этом говорить, так, может быть, не надо? Не мучайте себя.
Сергей. Нет, я должен. Я хочу, чтобы вы знали. Никому другому не признался бы, а вам не могу не сказать. Даже моя мама этого не знает.
Анна. Вы меня пугаете… Что же это за страшная тайна, которую даже ваша мама не знает?
Сергей. Ладно, скажу, тем более мама меня сейчас не слышит. В общем, это всё неправда.
Анна. Что — неправда?
Сергей. Вся эта сказка про человека, который рассказал мне свою историю. Не было никакого человека в поезде.
Анна. Как это не было? Не может быть! А чья же судьба описана в вашей книге?
Сергей. А ничья! Почему вы считаете, что писатель должен непременно описывать чью-то реальную судьбу? Для реальных судеб существуют газеты и мемуары. А книга — это книга, это художественный вымысел. Писатель придумывает то, что ему удобно, чтобы сказать в своей книге то, что он хочет сказать.
Анна. А как же его успех, его изменившаяся жизнь? Я ничего не понимаю!
Сергей. Не было никакого успеха, не было изменившейся жизни. Потому что и самого человека не было. Это все вранье.
Анна. Но как же так… Вы же сами это рассказывали, я по телевизору видела вас… я сама слышала…
Сергей. Анна, это трудно объяснить… Понимаете, каждый журналист, и телевизионный в том числе, хочет, чтобы материал получился ярким, интересным. Это нормальное желание, его нельзя за это осуждать. Но иногда приходится прикладывать… как бы это сказать… специальные усилия. Вы понимаете меня?
Анна. Да, кажется… Нет, не совсем. О каких усилиях вы говорите?
Сергей. Да о выдумках я говорю! О выдумках, о вранье, об откровенной лжи! Меня пригласили принять участие в передаче и заранее попросили придумать что-нибудь такое, что будет интересно зрителю. Вспомните, Сергей Петрович, пожалуйста, какую-нибудь интересную историю из своей жизни. Я им говорю: «Я все интересные истории уже десять раз вспоминал и рассказывал, у меня же интервью за два последних года только ленивый не брал.» А они мне в ответ предложили что-нибудь придумать.
Анна. Как — придумать?
Сергей. Ну вот так, взять и придумать историю, которая якобы случилась в моей жизни. Вреда никому никакого, а зрителю интересно. Он и следующую передачу кинется смотреть, а вдруг и там приглашенный гость что-нибудь завлекательное расскажет. Это называется «поднимать рейтинг программы».
Анна. И что вы им ответили?
Сергей. Сказал, что умею придумывать сюжеты для книг, а не истории из собственной жизни.
Анна. А они?
Сергей. А они предложили мне рассказать эту историю про попутчика и про его изменившуюся судьбу. Сами ее придумали. Они вообще мастера на всякие выдумки.
Анна. И вы согласились?
Сергей. Согласился. Знаете, я не собираюсь оправдываться перед вами. Я просто хотел, чтобы вы знали, что я в любом случае не смог бы вам помочь, даже если бы и захотел. Потому я вас и выгонял сначала. Я же понимал, что не смогу изменить вашу жизнь.
Анна. Вы ее изменили. Вы все равно мне помогли. Никто кроме вас не смог бы этого сделать. Вы себе представить не можете, что вы для меня сегодня сделали! Вы и ваша мама, вы вместе. И в ответ на вашу откровеность я тоже вам кое в чем признаюсь.
Сергей. Ну-ка ну-ка, это любопытно! У вас тоже есть тайные грехи?
Анна. Еще какие. Вы все спрашивали у меня, откуда я узнала ваш адрес. Мне очень стыдно… но… в общем, я вас выследила.
Сергей. Это как же, позвольте узнать? Сыщиков нанимали?
Анна. Да нет, я сама. Мне сказали, что вы иногда обедаете в ресторане Дома литераторов, я там проторчала почти две недели, ну и… дождалась. Потом ехала с вами до самого дома, вошла вместе с вами в подъезд, посмотрела на номер ящика, из которого вы почту вынимали.
Сергей. Ничего себе! Вместе со мной в подъезд зашли! Как же это я на вас внимания-то не обратил? Я красивых женщин всегда замечаю.
Анна. Вам не до меня было.
Сергей. Почему вы решили?
Анна. Вы были… ну, вы были не один.
Сергей. Да? И с кем же я был?
Анна. С дамой. А когда вы начали вспоминать, где меня видели, я так испугалась, что вы всё-таки вспомните… Я бы умерла от стыда. Особенно при вашей маме.
Сергей. Ну интересно вы рассуждаете! Самой признаваться в этом, значит, не стыдно, а если бы я вспомнил, так уже конец света! Что-то у вас с логикой, дорогая Анна, туговато.
Анна. Это не логика, Сергей Петрович, это женские эмоции. Ни один нормально устроенный мужчина не в состоянии понять феномен, который называется «женские эмоции».
Анна смотрит на часы, ужасается.
Анна. Боже мой, сколько времени я у вас отняла! Простите, Сергей Петрович. Я уже ухожу. Ничего, если я не попрощаюсь с Лидией Ивановной? Вы ей передадите мою благодарность?
Сергей. Конечно, конечно. Если мама начинает разговаривать с Софочкой, это уже непредсказуемо в смысле времени. Анна…
Анна. Да?
Сергей. Дайте руку.
Анна недоуменно протягивает ему руку. Сергей подносит ее к губам, целует.
Сергей. Спасибо вам.
Анна. За что?
Сергей. Неважно. Я знаю, за что.
Анна. Но я же ничего хорошего не сделала! Ворвалась к вам в дом без приглашения, морочила вам голову своими проблемами целых три часа, разлила ваш кофе, занимала ваш телефон…
Сергей. Вы сделали очень много. Вы даже не представляете, что вы сделали. Спасибо вам, Анна.
Сергей провожает Анну к двери. Оба выходят. Сергей возвращается, садится за стол, обхватывает голову руками. Слышен голос мамы, которая заканчивает разговор по телефону.
Мама. Да, Софочка, я всё поняла, я ему передам… Да, бордовые розы на длинном стебле, одиннадцать или тринадцать штучек… Целую, дорогая моя, целую.
Мама входит в комнату с трубкой в руке.
Мама. А где Анечка?
Сергей. Ушла. Просила передать тебе большое спасибо за чай и за ценные советы.
Мама. Славная она… Да, сыночка, Софочка просила тебе передать, чтобы ты принес ей сегодня розы, бордовые, на длинном стебле. Одиннадцать или тринадцать…
Сергей. Это еще зачем? У нее что, день рождения?
Мама. Нет, день рождения у нее в марте. А сегодня у нее будет в гостях один человек, и ей хочется, чтобы он подумал, будто ты за ней ухаживаешь.
Сергей. Ну это уж слишком!
Мама. Сыночка, ну что тебе стоит? Тебе что, жалко купить ей эти розы? Софочка так много для нас делает, так заботится о нас…
Сергей. Всё! Хватит! Не могу больше этого слышать! Твоя Софочка меня использует, как собственную вещь! А я не вещь, мама, я человек, ты это понимаешь? Я — человек, со своими привычками, вкусами, со своими чувствами и мыслями, в конце концов! Только кого это интересует? Софочку? Я ей нужен как известный писатель Кайдалов, которого она показывает своим гостям. Мне без конца звонят из газет и с телевидения, просят дать интервью, приглашают поучаствовать в каких-то передачах. Думаешь, им интересны мои мысли и оценки? Да ни одной минуты им это не интересно! Им интересно заявить известную фигуру, чтобы газету прочитали, чтобы телевизор смотрели и на другой канал не переключали. Меня зовут на конкурсы, просят быть членом жюри, ты что же думаешь, они считают меня специалистом, который вынесет справедливое суждение? Ничуть не бывало! Им нужно мое имя, чтобы привлечь внимание к конкурсу, поднять его престиж. У меня дома телефон не умолкает, я всем нужен, я у всех нарасхват. Я вот сейчас сидел и подсчитывал, сколько раз мне за сегодняшний день позвонили. Знаешь сколько?
