– Только не Филу. Он хотел узнать как можно больше.
Добиться у детей такого успеха, какого сумел добиться Уайетт, можно только обладая детской искренностью и способностью удивляться. Когда я рассказал ему обо всем, что произошло вчера, включая и удивительные метаморфозы с видеокассетами, на которых было записано мое прошлое и Сашино будущее, он только покачал головой и крякнул. Потом, немного помолчав, спросил, не присылал ли Фил чего-нибудь еще. Я вытащил из сумки «Мистера Грифа» и протянул ему.
– Что это?
– Небольшой рассказ. По Сашиным словам, он должен был лечь в основу его следующего проекта.
– Можно мне его прочитать?
– А ты все рассказал или нет?
Он взглянул на зажатые в руке листки.
– Позволь мне сначала прочесть рассказ. – Он вынул из кармана знаменитые очки Вертуна и нацепил их. Помните, с оправой в виде крутого поросенка-рокера на мотоцикле, у которого вместо колес – стекла? Те самые.
Пока он читал, я смотрел в иллюминатор и вспоминал – сначала Фила, потом свою мать. Уайетт, занятый чтением, несколько раз насмешливо фыркнул. Один раз он оторвался от чтения и сказал:
– Похоже, писал действительно Фил. Я так и слышу, как он рассказывает все это. А мистер Гриф, очевидно, ты.
– С чего ты взял? Потому что я тоже рыжий и зеленоглазый?
– Отчасти. Позволь, я дочитаю. Мертвый Фил. Фил, спящий с Уайеттом. Фил, пишущий «Мистера Грифа». Самолет сильно тряхнуло, и на табло загорелась надпись «ПОЖАЛУЙСТА, ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ».
– Мне не совсем понятна концовка.
– А что там непонятного?
– В чем ее смысл? – Он вслух прочитал несколько последних фраз: «Тонкие артистичные пальцы. Веснушки. Мы с Грифом были потрясены тем, что я сказала и понимали это. Он снова выключил свет. Я буквально побагровела, и оставалось только надеяться, что в темноте мои щеки не светятся красным. Теперь я, кажется, начинала его ненавидеть. Мне как будто хотелось обвинить его в чем-то, что еще не случилось».
Я взял у Уайетта рукопись и заглянул в конец. Там действительно были напечатаны прочитанные им только что фразы: слова, которых всего несколько часов назад не было.
– Когда я читал его, рассказ заканчивался словом «веснушки». А все остальное, видимо, появилось позже.
– Слушай, а Фил никогда не рассказывал тебе о Спросоне?
– Уайетт, ты меня слушаешь, или нет? Говорю тебе: за сегодняшний день рассказ слегка подрос.
– Я слышал. Так тебе известно о Спросоне?
Я отрицательно покачал головой. К этому времени моя голова была настолько переполнена, что отказывалась соображать.
За неделю до смерти Фил приезжал в Нью-Йорк. Обычно его приезды превращались в какую-то кольцевую гонку – этакий Индианаполис-50043 – настоящий вихрь посещений любимых мест и визитов к многочисленным друзьям. Сам город Фил терпеть не мог, зато очень любил многое из того, что тот мог ему предоставить, поэтому его приезды, хотя и были нечастыми, всегда сопровождались неистовой активностью. Он любил собирать друзей: закатывал для них в ресторанах роскошные пиры, где известные своими заслугами или эксцентричностью гости рассказывали захватывающие истории, которые присутствующие слушали, затаив дыхание.
Зато последний его приезд разительно отличался от предыдущих. Фил встретился только с двумя своими знакомыми – Дэнни Джеймсом и Уайеттом Леонардом. Остальные же друзья и поклонники его творчества – букинисты, ученый-палеонтолог из Колумбийского университета, специализирующийся на динозаврах, шеф-повар популярного вегетарианского ресторана «Бенихана» и, наконец, я сам – вообще не знали о его приезде.
Как потом припоминали Уайетт и Дэнни, Фил остановился в отеле «Пьер» и большую часть времени провел в поездках по городу. Несколько раз выезжал он и за город, только вот куда именно, так и осталось неизвестным. Даже когда он позвонил и сообщил о своем приезде, оба были немало удивлены, а когда увидели его, то просто глазам своим не поверили. У Дэнни сложилось впечатление, что он тяжело болен, а Уайетту показалось, что у Фила слегка поехала крыша.
– Сам, наверное, не раз замечал, какой безумный взгляд частенько бывает на фотографиях у людей, застигнутых фотографом врасплох. Вот точно такой же взгляд был тогда и у Фила. Он казался совершенно расслабленным и говорил очень спокойно, зато в глазах был какой-то затаенный ужас. Подобный взгляд бывает у человека, незадолго до того лицом к лицу встретившегося со смертью. Или неожиданно узнавшего, что его близким в недалеком будущем грозит какая-то страшная опасность. Мы вместе погуляли, потом пообедали и после этого еще очень долго разговаривали, но странный взгляд так и не исчезал. Тогда это меня страшно напугало.
– А ты не пытался выяснить, в чем дело?
– Вертунчик не прочь пропустить бурбончик. Уэбер, дружок, не хочешь стакашок? Да, конечно, я его спрашивал. Мы как раз сидели в «Четырех временах года» и ели омара. Он вдруг спросил, читал ли я У. X. Одена44 . Ну. допустим, читал. В таком случае, не помню ли я у него такой строчки: «Нашей жизнью управляют силы, которые мы, якобы, понимаем»? При этом он продолжал неправдоподобно медленно один за другим отправлять в рот кусочки омара, тщательно пережевывая каждый; внешне все очень спокойно и изящно, но при этом взгляд у него по-прежнему оставался взглядом человека, которого с минуты на минуту расстреляют. Да, так вот, по поводу У. X. Одена. Я заметил: «Но это вовсе не ответ на мой вопрос. Фил. Что с тобой?»
Причиной оказался Спросоня.
Оказывается, существует древнее еврейское поверье, согласно которому ребенку в чреве матери открыты все тайны мироздания. Но сразу после рождения его уст касается ангел, и дитя все забывает. Так вот, по словам Уайетта Леонарда, Фил незадолго до смерти решил, что снова вспомнил все эти тайны – правда не самостоятельно, а с помощью некоего ангела по имени Спросоня.
– Стоило ему начать описывать этого ангела и то, что произошло, слова так и полились из него. Казалось, он только и ждал возможности все кому-нибудь рассказать.
Я знаю о «Мистере Грифе», поскольку о Спросоне впервые услышал именно в связи с ним. Фил признался, что сюжет пришел ему в голову давным-давно, и он не раз подумывал превратить его в сценарий. Будучи на съемках в Югославии, он на досуге даже начал над ним работать. Но едва написал пару страничек, как возникли то ли проблемы с югославскими властями, то ли что-то в этом роде. Он отложил сценарий, а потом и вовсе забыл о нем.
Дальнейшее развитие дело получает в Калифорнии, несколько месяцев спустя. Фил разбирает бумаги, с которыми работал в Югославии, и натыкается на коротенький пятистраничный рассказ, озаглавленный «Мистер Гриф». И тут он вспоминает, как действительно начинал работать над чем-то подобным, но только тогда это был сценарий, и написать он успел всего две странички. Он прочитывает найденные пять страниц и приходит в ужас. Сюжет тот же самый, который он прочил для фильма, только изложенный в виде рассказа, причем текста гораздо больше, чем в свое время успел написать он.
Рассказывая все это, Фил продолжал вальяжно отщипывать кусочки омара, то и дело бросая на меня эти свои высокооктановые взгляды человека, на полной скорости мчащегося к гибели.
Рассказ и сам по себе стал для него страшным потрясением, а тут еще ночью ему приснился кошмар. И знаешь, что ему приснилось? Гибель Блошки. Пес выбегает на дорогу и, что самое удивительное, попадает не под колеса, а под пулю какого-то проезжавшего мимо на угнанной машине придурка. Больше того, в этом своем видении он узнал, в какой день это произошло, в какое именно время, даже разглядел марку машины и запомнил лицо придурка. А еще он почему-то ни капли не сомневался, что все так и будет, и лучше внять предупреждению. Короче, в указанный день он запер Блошку в доме, вышел на улицу и принялся ждать. Все точно. Мимо проезжает белая «тойота» с нарисованным на дверце Вуди Вудпекером45 . Перед домом Фила водитель притормозил и пристально поглядел на него. По словам Фила, у парня было очень странное выражение лица – будто он чувствовал, что его каким-то образом провели, не дав пристрелить пса.
Видения продолжались, параллельно разрастался и рассказ. Фил никому ничего не говорил, хотя Саша и начала намекать, что он ведет себя как-то странно. Чуть позже я восстановил хронологию событий – и действительно, пару раз она звонила мне как раз в тот период и жаловалась, каким странным и капризным он стал после возвращения из Югославии.
– А скажи, это было до того, как умер Мэтью Портланд?
– Задолго до того, Уэбер. В то время Спросоня являлся ему каждый день. А еще он сказал, что был предупрежден о предстоящей гибели Портланда, но палец о палец не ударил, чтобы ее предотвратить.
– Расскажи-ка поподробнее об этом ангеле.
