- Папа, папа… ну зачем ты так долго все это в себе держал? Давно бы все вот так обсудили и не мучался бы… И мама, она ведь получается и умерла с этим… Ну не знаю, как так можно,- недоумевал Лев Михайлович.
- Когда ты приезжал к нам с семьей в отпуска, мне казалось, что у вас в отношениях не все в порядке. Извини, но я не верил, что вы здесь так хорошо живете. Но сейчас… сейчас я по настоящему успокоился и рад за тебя. Жаль, что мать так ни разу у вас не побывала, не порадовалась, она бы…
- Папа!- перебил отца Лев Михайлович,- Не все можно измерить материальным достатком. Но если ты так считаешь, то пусть. И насчет Софы, да она очень много сделала, чтобы создать из этой квартиры уютное жилье. Но не забывай, что квартиру эту дали не ей, а мне, и как бы по твоему я не был непрактичен, но я не рядовой сотрудник, я ученый, которого очень ценят. Ты вот квартирой все восхищаешься, а еще не разу не спросил, сколько я зарабатываю. Я даже догадываюсь почему, боишься расстроиться, потому что уверен, сыновья и зятья твоих братьев и сестер в своих магазинах и на складах имеют больше меня. Так вот, со всеми секретными, сибирскими и докторскими добавками, плюс премиальные мой оклад в среднем около четырехсот пятидесяти рублей в месяц. Причем эти деньги я имею вполне на законных основаниях и не трясусь от страха перед ОБХСС, как некоторые из моих двоюродных братьев. Понимаешь, четыреста пятьдесят чистыми, а Софа получает всего сто шестьдесят. Почти все эти продукты, что ты видишь на нашем столе, их же в свободной продаже нет, это куплено в нашем закрытом институтском магазине. Понимаешь, как бы ни был я непрактичен, семью содержу, кормлю прежде всего я!
- Лева, сынок… Ну почему ты так обижаешься? Я не умаляю твоих достоинств, я же всегда верил в твой талант. Но я все время так боялся, что ты не сможешь… как бы это сказать… извлечь из своего таланта хоть какую-то выгоду, реальную пользу для своей семьи. Ведь с одаренными людьми так нередко случается,- несколько растерянно оправдывался Михаил Израилевич.
- Ну, а что касается твоих внуков… Почему ты так переживаешь, что они не красивы, не унаследовали Софину внешность, а пошли в нашу породу? Я вообще не вижу никакой причины для пессимизма по этому поводу. Илья и Фира, они хорошо учатся. Вспомни, как ты не раз говорил, что житейский ум это основное качество для любой женщины. А Фира именно такая. И потом я вообще не пойму, откуда у тебя это блажь, иметь именно красивых внуков. Помнишь, как сам меня учил, наш народ самый старый на планете, оттого в нашей среде довольно часто встречаются внешне ущербные и мужчины и женщины. Так чего же ты ждешь от своих внуков? Твои внуки евреи, они и выглядят как евреи,- уверенно полемизировал с отцом Лев Михайлович…
Вообще-то Лев Михайлович был чрезмерно рад, что наконец-то они с отцом могли вот так наедине безо всяких ограничений поговорить друг с другом. Последний раз они так разговаривали «по душам» когда Лева еще в школу ходил. Потом как-то все не получалось. За столь продолжительный срок и у отца и у сына скопилось много такого, что они не могли высказать никому, ни дома, ни на работе. Михаил Израилевич, так же как и сын был по жизни человеком очень одиноким, и хоть ставший всего лишь школьным учителем, но всю жизнь он как истый еврей ее, эту жизнь, внимательно наблюдал, анализировал и «собирал факты», и, конечно, делал свои собственные выводы. Эти выводы он тоже мог поведать только сыну. Ровесник века, в молодости он сумел выжить в революцию, в годы всевозможных чисток, и в тридцатые, и в сороковые и в пятидесятые избежал репрессий, по состоянию здоровья избежал и фронта. В те годы поговорка «молчание – золото», звучала несколько иначе, «молчание – жизнь». Но вечно молчать невозможно, и Михаил Израилевич уже давно жаждал поделиться своим «богатством» с сыном.
- Ты спрашиваешь, почему я так переживаю за внешность Фиры и Ильи?... Я не переживаю, я сожалею. Когда рос ты… ну, в общем, то что ты уродился таким как ты есть, стопроцентным евреем, талантливым, но не красавцем, это было вполне ожидаемо. И дед твой и прадед великолепно считали. В своем магазине они могли обходиться без счет и всяких записей, и ни когда не ошибались ни на одну копейку. Ну и я… я когда в школе учился, а потом в институте всегда был отличником по математике. Вот и результат – ты унаследовал развитые твоими предками способности. Ну, а если ты помнишь фотографии дедушек и прадедушек, бабушек и пробабушек, то так же станет ясно, откуда у нас с тобой такая внешность. Так вот, для чего я так хотел, чтобы ты взял в жены именно Софу!?- вдруг повысил голос Михаил Израилевич.
В гостинной, где отец сидел на тахте, а сын на мягком стуле, повисла пауза, Лев Михайлович ждал, что еще скажет отец, а тот вдруг замолчал.
- Наверное узнал, что в ее родословной, тоже имеются какие-то уходящие вглубь поколений традиции. Ее же родители гуманитарии были… Неужто хотел видеть внуков этакими всесторонне одаренными вундеркиндами!?- с улыбкой предположил Лев Михайлович.
- Чушь ты говоришь сынок, или специально надо мной смеешься. Отец Софы, в молодости его звали Иоська-недотепа, был далеко не семи пядей, да и мать тоже… Они правда оба были удивительно усидчивые и старательные, но талантов особых Бог им не отпустил,- Михаил Израилевич огляделся по сторонам, словно опасался, что его могут подслушать уже умершие родители Софьи Иосифовны. Но в квартире кроме них никого не было, а до прихода невестки и внуков оставалось еще не менее пары часов.- Тут совсем другое. Тебя ни разу не мучила мысль, почему твоя Софа фигурой совсем не напоминает еврейку?
Лев Михайлович, никак не ожидавший такого вопроса удивленно воззрился на отца и по его глазам безошибочно определил, что тот хочет сообщить ему нечто еще более неожиданное и важное. На вопрос он отреагировал вопросом:
- И почему же?
- Дело в том, что я узнал… еще от твоего деда с бабкой, что в жилах твоей Софы течет не только еврейская кровь, но и русская, и не какая-то там плебейская, а самая настоящая господская, дворянская. У ее бабки в девичестве, когда она училась на каких-то курсах, тогда ведь модно это было, вот молоденькие взбалмошные бабенки и подавались в эти самые курсистки. Жила она где-то в не то в Курске, не то в Брянске, квартиру снимала, и там у нее случился роман с молодым помещиком. Помещик, естественно удовлетворил свою похоть и ее бросил, и она беременная не кончив курсов вернулась в Сурож. А уж там, чтобы позор прикрыть отец ее срочно выдал замуж за приказчика из своей рыбной лавки. Тот происходил из бедной еврейской семьи, ну и согласился смыть позор за хорошее приданное и долю в торговле. Потому мать Софы официально вроде бы родилась от еврея. В ней самой ее половина русской крови как-то не очень была заметна, зато куда сильнее проявилась в дочери. Ну, это ты и сам можешь видеть,- Михаил Израилевич в бессилии откинулся на спинку дивана, вид его был усталый, он словно сделал какую-то тяжелую работу.
- Н-да… вот так новость,- ошарашено почесал затылок Лев Михайлович и сняв очки отрешенно уставился куда-то в непогоду за окном.- А сама-то Софа… получается, что совершенно не в курсе?
- Конечно… У них ведь в семье на это строгое табу наложено. Я сам-то случайно узнал, от матери твоей, а она в свою очередь своих родителей разговор тоже случайно подслушала. Потом я уж и сам справки осторожно наводил. Все точно – Софа на четверть русская, дворянка, хоть сама о том понятия не имеет. Да так может оно и лучше, потому что не мучается никакой раздвоенностью, как это часто случается у полукровок. А так, как я убедился, из нее получилась хорошая еврейская жена,- удовлетворенно заключил Михаил Израилевич.
- Погоди отец, но это как-то все… Ты знаешь, я бы не сказал что она и на русскую похожа. Может тот помещик вовсе не русский был?- выразил сомнение Лев Михайлович.
- Лева ты за свою жизнь видел в основном только один тип русских. Был и другой… до революции. Ты же знаешь среди русских, как в любой другой нации имелась небольшая прослойка, которая на протяжении многих поколений не занималась тяжелым физическим трудом. Как нетрудно догадаться – это дворяне. И если мужчины-дворяне еще в какой-то степени развивали физическую силу, служа в армии, обучаясь владеть оружием, верховой езде, то женщины-дворянки, не работали и потому не имели особых физических нагрузок, но с другой стороны чисто женскую функцию деторождения они выполняли, и часто имели по-многу детей, ничуть не меньше простолюдинок. Оттого в первую очередь в среде помещиков появился этот особый женский тип, как результат легкой жизни, хорошего питания и частых родов. Такой тип Лев Толстой передал в образе Анны Карениной. Помнишь, маленькие ручки, маленькие ножки, узкие но полные плечи, широкие бедра и пышные формы… У твоей Софы точно такая же фигура, она ей через мать от того помещика досталась, от его древа…
