– Товарищи, – сказал Изя. – У нас такое задание… Это настоящее правительственное задание! У нас неделя сроку… (Сроку было десять дней, но Изя так рассудил, что нужно настроить себя и людей на неделю, тогда будет какой-никакой запас времени.) – Ты это… Борисыч… – Григоров встал. – Люди уже все знают. Давай техническое задание.
– Иван Степанович, – сказал Изя, – главное – редукторы…
Утром Изя пришел в приемную директора, сел на стул. Но секретарша сказала:
"Пройдите, Израиль Борисович, директор ждет".
– Я посмотрел ваш план, – сказал Елиневич. – Вы правильно выделили зуборезную группу. Партком не ошибся в вас – вы успеете… Вам нужно сегодня вылететь в Москву.
– В Москву? – изумился Изя.
Он никогда не был в Москве.
– Получите на ведущем заводе конструкторскую документацию. И сразу возвращайтесь, – сказал Елиневич. – Я сейчас распоряжусь, вас отвезут на аэродром.
Изя взял из своего стола в конторке зубную щетку и мыло. Он успел позвонить маме.
– Мама, ты не волнуйся, – сказал Изя. – Я сегодня домой не приду. Я лечу в Москву. Завтра… нет – послезавтра вернусь.
– А как же у тебя будет с питанием? – испуганно спросила мама. – Два дня без горячего…
– Мама, не волнуйся, – сказал Изя. – У меня правительственное задание.
Правительство обо мне позаботится.
Через два часа Изя сидел в холодном, дребезжащем "Дугласе" и летел в Москву. Он летел до Москвы четырнадцать часов, а Москвы так и не увидел. В Тушино его поджидала "эмка". Изю привезли в КБ, до двух часов ночи он вникал в техническую документацию, потом съел гуляш в столовой, и его опять отвезли в Тушино.
Да, как Изя и предполагал, самым узким местом оказались шестерни для редукторов.
В Изином цехе было два зуборезных станка, но шевинговальные и зубошлифовальные станки стояли в третьем цехе.
Изя пошел к Елиневичу, и третий цех получил задание заняться редукторами. Изя то и дело бегал из цеха в цех. Они с Резником, старшим контрольным мастером, придирчиво проверяли каждую партию шестерен.
– Спросят-то с нас… – приговаривал Резник. – Третий цех напортачит, а спросят с нас… Так! Эта шестерня не пойдет!..
Первые два дня Изе еще удалось ночевать дома, а на пятый день мама принесла к проходной подушку, смену белья и лепешки из белой муки.
– Спасибо… Ты не волнуйся, питание хорошее, – сказал Изя и поцеловал маму. – Нам талоны выдают…
– Изинька, ты же зарос, – сказала мама. – Там бритва, в узелке. И помазок.
Изя спал урывками, на дощатом топчане, который стоял в углу конторки. Ходить в столовую он не успевал. Резник забрал его талоны и приносил Изе еду в цех.
"Обязательно успею… – думал Изя. – Иначе – никак". На высокое доверие Елиневича ему было наплевать, он уже перерос тот возраст, когда покупаются на такие штучки. Ему и прежде доводилось налаживать производственный цикл "от и до".
Изе нравилось смотреть на "Илы". Он просто влюблен был в эти серебристые громады, выраставшие на стапелях. "Илам" нужны были стапельные домкраты.
На пятые сутки на Изин участок работали почти все станки в цехе – токарные, фрезерные, сверлильные, автоматные. Когда третий цех задержал корпуса редукторов, Изя поднял телефонную трубку и сказал:
– Начальника цеха пригласите к аппарату.
– Он на планерке, – ответили Изе. – Кто говорит?
– Срочно начальника цеха к аппарату! – громко повторил Изя. – Говорит дублер директора завода!
– Кто?.. А!.. Минуту!
Корпуса редукторов поступили через два часа.
Работяги и прежде уважали Изю. Он никогда не матерился, не тыкал тем, кто был старше его. Но он всегда был аккуратен и туго знал свое дело – такое работяги понимали. Последние дни рабочие особенно почтительно косились на Изю, когда он проходил по цеху – осунувшийся, небритый, в мешковатой "спецухе".
– Борисыч, иди поспи, – говорил Григоров. – Иди поспи, на тебе лица нет. График соблюдается, Борисыч… Я проверю эту партию, а ты поспи.
Тогда Изя понимал, что надо немного поспать, иначе он будет плохо соображать и где-нибудь напортачит. Он шел в конторку, ложился на топчан и спал час.
Несколько раз к Изе заглядывал Головко.
– Справляетесь, Браверман? – спрашивал Головко (он-то знал, что Изя справляется). – Помощь нужна?
– Все в порядке, товарищ Головко, – отвечал Изя. – Вот знаете, какое дело…
Когда все закончим – всем рабочим обязательно бы премию… Это можно? Все хорошо работают…
Смены работали по двенадцать часов.
– Все будет учтено, Браверман, – говорил Головко. – Инструментальщики не подводят?.. Хорошо… Тридцать восемь домкратов смонтировали. Давайте, Израиль Борисович! Давайте, дорогой…
Изя с симпатией относился к Головко.
Однажды Изе было поручено выступить на партсобрании. Сначала секретарь парткома сказал про банду Тито – Ранковича, а потом Изя делал сообщение про школы рабочей молодежи. Изя сказал все положенные казенные слова, а потом еще добавил от себя.
– Наша молодежь, товарищи, руководствуясь идеями Ленина – Сталина, – сказал Изя, – чутко прислушивается ко всем новым указаниям партии. Молодежь – она как барометр новых веяний… Молодежь – и наша заводская молодежь в том числе – молодежь не подведет, товарищи!
После собрания Головко остановил Изю в коридоре, крепко взял за локоть и отвел к окну.
– Слушайте, молодой человек… – тихо сказал Головко. – Вы толковый парень, Браверман… Что ж вы не соображаете, что говорите?
– А что я такого сказал, Константин Андреевич? – удивился Изя.
Головко посмотрел по сторонам, притянул Изю к себе за локоть и, дыша Изе в лицо, зло сказал:
– Вы беспечны, как мальчишка, Браверман! Вы глазом моргнуть не успеете, как вам оторвут голову! Следите за языком, Браверман! "Молодежь – она как барометр" А вы знаете, кто в свое время сказал: "Молодежь – барометр партии"? Знаете?
– Нет, – пожал плечами Изя.
– Это сказал Троцкий! – Головко отпустил Изин локоть. – Следите за языком, Браверман!
Четырнадцатого числа Изя понял, что они успеют. Он зашел в фюзеляжный цех – черные, лоснящиеся домкраты стояли на шести стапелях.
– Успеваю… – подумал Изя. – Я кое-что значу… Я кое-что умею… Грош мне цена, если не поступлю в аспирантуру. Но я поступлю.
– Успеваете, Браверман, – сказал незаметно подошедший Елиневич. – Я слышал, что вы подали документы в НИИАТ. У вас будет самая лучшая характеристика.
Изя позвонил домой. Трубку взяла Вера Андреевна, соседка.
– Вера Андреевна, маму позовите, – попросил Изя.
– Ты почему дома не показываешься, стахановец? – насмешливо спросила соседка и закричала: – Люба! Люба! Иди к телефону! Изя звонит…
– Изинька, как у тебя там? – тревожно спросила мама.
– Мама, все хорошо… Работаем. Еще пару дней – и все. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо… Вчера поднялось давление… А сегодня хорошо. Изя, у тебя послезавтра день рождения…
– Ах ты, черт… Забыл, мама… – виновато сказал Изя.
– Ну что же ты – не вырвешься?
– В воскресенье отпразднуем, мама. Мне премию дадут. Дрова привезли?
– Привезли! Боречка привез. Сам сложил в сарае… Изя, я немного дров Вере отдала. Ты не возражаешь? Скоро холода, им в техникуме дрова не выделили…
– Правильно, – сказал Изя. – Я еще постараюсь получить. Мама, из Москвы не было ответа? Насчет аспирантуры?
– Нет, Изя. Как ты кушаешь? Вам дают горячее?
– Мама, я тебе сколько раз говорил – дают талоны… Питание хорошее… Целую, мама.
В четверг Григоров сказал Изе:
– Ты, может, домой пойдешь? Четыре штуки осталось. Я прослежу.
– Все закончим, и пойду домой, – сказал Изя. – Иван Степанович, у Амалии никаких претензий не было по последней партии?
– Ух, Амалия дает шороху! – довольно сказал Григоров и хохотнул. – Восемь шестерен не приняла.
– Вот видите – восемь шестерен! – сказал Изя. – А вы говорите – домой…
В пятницу утром последний домкрат прошел технический контроль. Затем домкрат принял военспец.
– Все в порядке, Александр Сергеевич? – спросил Изя.
– Четко работает ваш участок, Израиль Борисович, – одобрительно ответил майор Бессонов. – Вовремя "Илы" запустим. Знаете, кто будет проводить испытания?
Владимир Константинович Коккинаки! Прославленный летчик-испытатель!
Изя зашел в дирекцию, поднялся в приемную Елиневича и сказал секретарше:
– Доложите директору, пожалуйста, что военспец принял последний домкрат.
Он вернулся в цех, позвал Резника в конторку и сказал ему:
– Слушай, я пошел… От меня уже толку мало… Посплю. Ни черта не соображаю…
Накладные завтра подпишу.
– Борисыч, ты теперь знаменитость на заводе! – восхищенно сказал Резник. – Вот только что начцеха звонил из дирекции… Молодец ты, Борисыч. Нет, ей-богу, я тебя всегда уважал!
– Ага… – сказал Изя.
Он хотел только одного – лечь на чистые простыни и поспать.
