— Его вчерашний сокамерник сказал, что Косте «шьют хулиганку» и обещают пятнадцать суток. Что его опять мучает астма, а ингалятор у него отобрали.
— Разве они имеют право?
— Может и не имеют, но могут. Когда приедете в отделение, справьтесь сначала о Косте у рядовых сотрудников. Скажите, что он болен, что ему надо передать лекарство. КПЗ — не тюрьма, там строгостей меньше, может и получится. Кстати, родные у Кости в Москве есть?
— Родители у него умерли. Есть тетя и двоюродный брат, но они живут где-то в Сибири.
— Дело в том, что родственникам охотней сообщают об арестованных или задержанных. А вы еще не зарегистрированы как муж и жена. В милиции с Вами могут отказаться разговаривать. Назовитесь-ка лучше Костиной двоюродной сестрой. Этого сразу не проверишь.
Съездив в отделение, Ната выяснила, что Костю вчера действительно задержали. Что утром его возили в суд и дали пятнадцать суток. Но куда отправили после суда, — в милиции не знают, в их отделение его обратно не вернули. Почему? Им не сообщили.
Костин след опять оборвался.
В понедельник часов в одиннадцать Костю из КПЗ отвели на второй этаж милиции. Зайдя в кабинет, он увидел сидящего за столом Пономарева. На столе перед ним лежала папка с надписью «Дело».
— Ну, вот мы и встретились снова, Константин Евгеньевич. Как видите, я выполняю свои обещания. Садитесь.
— Могли и не выполнять, я бы не был в претензии. — Костя старался говорить обычным голосом и не кашлять. С утра ему было лучше, и он не хотел, чтобы Пономарев догадался про его болезнь.
— Нам надо поговорить.
— Я подобной нужды не испытываю. — Костя чувствовал приближение нового приступа и с трудом удерживал кашель. — Это допрос?
— Пока — просто беседа. А Вы неважно выглядите, — сочувственно произнес Пономарев. — Ведь у Вас астма? Больным в КПЗ находиться трудно. Вы получаете лекарства?
— Ни за что б не поверил, что у следователей могут быть такие ясные голубые глаза, — удивился Костя. И вдруг заметил полуприкрытую картонной папкой трубочку ингалятора. — Ничего не просить! — приказал он себе.
— Чувствую я себя сносно. Лекарства, правда, у меня отобрали. Так что лечиться придется уже после выхода.
— Вы плохо понимаете свое положение, — вкрадчиво сказал Пономарев. — Вы думаете, что дней через десять окажетесь на свободе? Все гораздо серьезней. Я могу выписать ордер на Ваш арест. И тогда на волю Вы выйдете — если выйдете! — лет через пять-семь. Но я могу этот ордер и не выписать.
— Чего же Вам надо?
— Совсем немногого. Почти ничего. Нам известно, что Ваша Ната…
— Наталья Сергеевна, — поправил Пономарева Костя. Он закашлялся и ухватился руками за край стола. — Не извольте фамильярничать!
— Вам опять нехорошо? Так вот, Наталья Сергеевна хранила у себя архив «Хельсинкской группы». И список так называемых политзаключенных. Мы знаем, что она отвезла эти бумаги к Вам.
— Вы сами проводили у меня обыск. Ничего подобного у меня нет.
— Значит, Вы успели эти документы кому-то отдать. Я даже предполагаю кому.
— Неужели они отследили визит Игоря? — мелькнуло в Костиной голове.
— Эти бумаги мы все равно найдем, — продолжал Пономарев, — и тогда их хранителям не поздоровится. Но мы не кровожадны. Мы даем Вам возможность спасти не только себя, но и их.
— Куда клонит Пономарев? — подумал Костя. — Мне он представился следователем прокуратуры. Но, похоже, он из совсем другого ведомства. Впрочем, чекисты есть повсюду.
— Сделаем так. Мы вместе съездим к тому, кому вы передали эти документы. Вы скажите, чтобы он их нам отдал. Даю честное слово, ни один волос не упадет с его головы. А мы не станем возбуждать дело по поводу сочиненной Вами антисоветчины.
Слегка наклонив голову, Пономарев исподлобья уставился на Костю своими голубыми буравчиками. — Так согласны ли Вы нам помочь?
— Я стал бы презирать себя, если бы поддался на Ваш шантаж.
— Жаль, жаль. Хотя другого ответа, по правде говоря, я от Вас и не ожидал. Только учтите, что и против Натальи Сергеевны у нас достаточно материала. Ее судьба теперь тоже зависит от Вас. Поразмыслите об этом на досуге. Через несколько дней я еще раз навещу Вас.
Пономарев взял со стола картонную папку, уронив на пол ингалятор. Поднял его с пола, повертел в руках, еще раз посмотрел на Костю и положил трубочку в карман. Потом вызвал милиционера, который отвел Костю обратно в камеру.
Помещенных в КПЗ «пятнадцатисуточников» днем вывозили на работу, чаще всего на уборку улиц или подсобниками на стройку. Но Костю, то ли из-за болезни, то ли по распоряжению его куратора от КГБ, оставляли в милиции и выводили из камеры только на оправку. Да давали часок погулять во внутреннем дворике отделения. Оставаясь один, он пытался обдумывать свое положение. Но приступы удушья следовали один за другим, мысли его были нечетки, странно путались и двоились.
— Как отвести опасность от Наты? — Костя стал ходить по камере взад-вперед, но вскоре снова присел на настил, упершись в его край ладонями. — Но каков сюрприз для Наты в самый канун нашей свадьбы! Интересно, знал ли Пономарев, что в субботу у нас должна была состояться регистрация?
— Его угрозы Нате выглядят вполне реальными. А она так беспечна по отношению к себе. Когда я выйду отсюда, надо будет с ней серьезно поговорить…
— Но почему за все время, что я здесь, меня ни разу не посмотрела даже медсестра? Безобразие! — Костя подошел к двери и забарабанил по ней кулаками.
— В чем дело? — спросил, подойдя, дежурный.
— Мне плохо. Позовите врача.
— Медсестра была с утра. Никакого вызова к Вам записано не было. Теперь ждите до завтра.
— Верните мой ингалятор!
— Отобранное при задержании хранится у нас под замком. Вам все вернут при освобождении.
Дежурный отошел от двери.
— Разве от них чего добьешься? — подосадовал Костя. — Обдумаю лучше то, что мне сказал Пономарев. — Он снова опустился на деревянный настил.
— Конечно, нельзя верить ни одному обещанию этих уловителей душ и охотников за словом. Но в этот раз, пожалуй, обманывать не в их интересах. Зачем им арестовывать Нату, привлекать к ответственности Игоря, если они получат список и документы Хельсинкской группы? Им выгодней спустить дело «на тормозах». Может, и меня они тогда выпустят?
Костя зашелся в приступе мучительного кашля. — Как душно в камере! — подумал он. — И лампочка почему-то почти не светит. — Опустившись на лежак, он забылся в тревожном полусне.
— Садитесь. Так что же Вы решили? — спросил Пономарев. Морщины нотными линейками исчертили его лоб.
Удушье тяжелой волной накрыло Костю. — Я согласен вам помочь, — неожиданно для себя проговорил он. И не узнал собственного голоса.
— Наконец-то! — Веселые голубые огоньки блеснули в глазах Пономарева. — Вы приняли верное решение. Не станем откладывать наш визит. Так куда мы сейчас отправимся? Кому Вы отдали бумаги и документы, которые мы ищем?
Костя посмотрел следователю в глаза: — Вы обещаете, что когда получите бумаги, с тем, кто их отдаст, ничего плохого не случится?
— Слово чекиста. — И опять, опять это голубое мерцание. Обучают их этому, что ли?
Слова застревали в Костином горле. Медленно, с остановками, он выговорил: — Они… у моего товарища… у Краевского…
— Что я делаю?! — испугался Костя. — Ведь сказанного не вернешь.
— Ах, у Игоря Александровича, — обрадовался Пономарев. — Тогда не станем терять времени. Машина нас уже ждет. Кстати, можете взять свой ингалятор. — Он протянул Косте трубочку.
Когда, приехав, они поднялись на лифте и вышли на площадку, Костя никак не решался нажать кнопку звонка. Пономарев позвонил сам. Дверь открыл Игорь, позади него стояла Люба.
— Тебя отпустили? Что с тобой? Ты болен? — Игорь хотел обнять друга, но тот, не поднимая глаз, замер у порога.
— Я на минуту. Это мой следователь, Пономарев. Отдай ему бумаги, ну, список и документы группы, которые ты тогда у меня взял. Владимир Владимирович твердо обещал, что тебя никто не тронет и никаких претензий к тебе не будет. А меня тогда сразу отпустят.
— Не бойтесь, — с улыбкой заверил следователь, — мы выполняем свои обещания.
Игорь пристально посмотрел на Костю, мельком взглянул на Пономарева и ушел в комнаты. Люба, как окаменевшая, стояла, прислонившись к стене. Вскоре Игорь вернулся с завернутым в бумагу и перевязанным свертком.
— У меня сейчас здесь только список, — сказал он.
— Ладно, отдайте пока то, что есть, — любезно согласился Пономарев, кладя сверток в свой портфель. — А остальное Вы сами привезете к нам дня через два. Вот мой телефон. Можете, если хотите, даже не встречаться со мной. Оставите бумаги у дежурного, позвоните мне и можете идти на все четыре стороны.
