Каким забавным кажется нам теперь, по прошествии стольких лет, то обстоятельство, что Ван ден Риттер, проживший у нас бог весть сколько, так и остался в дураках, не сумев разобраться в истинной сути отношений вождя с племенем. Должно быть, нам все-таки прекрасно удавалось сохранять видимость взаимного согласия.
В это самое время Мор-Замба вступил в достойную всяческого порицания связь с женщиной, от которой ему следовало бы держаться подальше. В ту пору оба друга, подчеркнуто избегавшие остальных сверстников и лишенные, таким образом, излюбленных развлечений нашей молодежи, связанных, разумеется, с возмутительным ничегонеделанием, были вынуждены проводить время в прибыльных, но, на наш взгляд, необычных для их возраста занятиях.
Закончив постройку дома, они увлеклись рыбной ловлей, приведя для этого в порядок лодку и сети старика, который уже с трудом передвигался.
Однажды утром, сидя в прибрежном кустарнике, Мор-Замба, который был против обыкновения один, с удивлением услышал, что его кто-то окликает; обернувшись, он увидел стоявшую чуть поодаль высокую стройную женщину. Он не сразу узнал ее, а потом вспомнил, что она живет в отдаленном квартале Экумдума, вдали от главной улицы, выходящей на шоссе, и пользуется самой дурной славой, несмотря на то что у нее есть бойкий муженек и пара ребятишек. Шаг за шагом она приблизилась к нему, широко улыбаясь. И вдруг спросила:
— Эй, мужчина, как ты себя чувствуешь?
Вместо того чтобы промолчать, как это положено при встречах с подобными женщинами, Мор-Замба, не колеблясь, позволил втянуть себя в разговор.
— Я чувствую себя превосходно, женщина, — прошептал он ей, — как и полагается сильному мужчине. А ты как себя чувствуешь, женщина?
— Мужчина, — заявила она, — я далеко не так сильна, как ты, но столь же молода: отчего бы мне не чувствовать себя гак же хорошо, как ты?
— Неизвестно еще, женщина, так ли ты молода, как говоришь, но я знаю наверняка, что тебе следовало бы лучше идти своей дорогой. Представь себе, как разгневается твой муж, когда узнает, что ты говорила наедине с посторонним.
— Ладно, мужчина, ладно, я пойду своей дорогой. И все же, глядя на твою стать и на твои мускулы, разве могла я предположить, что ты испугаешься ревнивого мужа и его плетки?
И она удалилась, не забыв одарить смущенного Мор-Замбу улыбкой через плечо и кокетливо подмигнув ему.
Мор-Замба сразу же забыл о ней, едва она ушла. Но спустя некоторое время за его спиной раздался бесстыдный смех: она вернулась. Положив на плечи по стеблю сахарного тростника и опустив руки, она шла, стараясь не уронить их на ходу.
— Хочешь узнать, отчего я смеюсь? Сказать? Ты напоминаешь мне моего старшего брата. Да-да, вылитый он, мой старший братец. Другой, что помоложе, совсем еще мальчишка. А старший мой брат большой и сильный, совсем как ты. И в работе он ловок, не уступит тебе. Да, я тебя уже давно подстерегаю. Ты удивлен? Только, знаешь, я не особенно уверена, что мой брат — настоящий мужчина. Мне приходилось слышать, как жена его жалуется, что он мужчина только с виду.
— Что это значит — с виду? — осведомился Мор-Замба, скорее заинтересованный, чем удивленный.
— Это значит, что он не мужчина! Не мужчина! Все ясно и понятно. Не прикидывайся, что не понимаешь. А если не понимаешь, значит, ты еще больший олух, чем я думала, точь-в-точь как мой братец.
Затем последовал целый ряд ласковых уговоров, впрочем совершенно уже излишних, ибо Мор-Замба сам устремился в капкан, который расставила ему эта продувная бабенка. Через несколько дней их взаимное увлечение переросло в неистовую страсть. Абена, от которого с самого начала ничего не укрылось, махнул на них рукой со снисходительным презрением человека, которого женщины вовсе не волнуют, ибо вся его жизнь заполнена одной великой мечтой. Мор-Замба и его беспутная подруга встречались в глубине леса за рекой — и все равно им было, шел ли дождь, гремел ли гром или сияло солнце.
Но вместо того, чтобы выставлять перед мужем напоказ свою покорность и нежность, как это делают другие женщины, чтобы отвести от себя подозрение в неверности, подруга Мор-Замбы не только не подпускала к себе супруга, но и без конца донимала его издевательскими замечаниями, словно нарочно старалась вывести из себя. Когда же, не выдержав ее нападок, бедняга наконец взорвался, она, не мешкая, нанесла ему последний удар:
— Да разве ты мужчина? Ах, миленький мой! Хочешь, я тебе расскажу про настоящего мужчину? Ну, раз ты сам того захотел, запомни его имя: Мор-Замба. Вот это, миленький мой, мужчина так мужчина, а не мокрая курица вроде тебя. Ты ведь только и знаешь, что бить жену, будто это бог весть какое мудреное занятие. А вот Мор-Замба — настоящий мужчина, и, поверь мне, я знаю, что говорю.
— Да ты, никак, опять задрала подол, дура набитая! — возмущался муж. — Нашла, чем хвастаться!
— Отчего же не похвастаться? — подхватывала она. — Да, я гуляла с Мор-Замбой! И будь моя воля, еще погуляла бы.
— До чего ты дошла, идиотка! — глумился муж, чтобы хоть как-то спасти свое достоинство. — До чего ты дошла! Гуляешь с кем попало, с каким-то кобелем бродячим.
— Пусть кобель, пусть бродячий. Зато мужчина. Да, мой миленький. Мужчина, а не переодетая баба. Ах ты, сморчок! Да если б ты знал, чем тебя бог обделил, ты не только не посмел бы разевать глотку, а пошел бы в лес и схоронил там свои никому не нужные причиндалы! Вот так-то, миленький мой…
Скандал, поднятый этой женщиной, не был для нас чем-то из ряда вон выходящим, однако наша молодежь сочла его недопустимым и собрала своего рода военный совет во главе с сыном Ангамбы. Абена, которого тоже позвали на это совещание, с самого начала заявил, что уйдет, если не будет приглашен Мор-Замба. Предложение было отвергнуто, и после взаимного обмена любезностями Абена вне себя от гнева и возмущения не колеблясь бросил в лицо своим собратьям всю правду: они искали ссоры с Мор-Замбой и эта история лишь предлог для нее. В конце концов, все они стали мужчинами именно с этой бабенкой, доступность которой каждому известна; с другой стороны, бессилие ее супруга тоже ни для кого не составляло тайны. Так зачем же упрекать Мор-Замбу за связь с единственным существом, которое могло к нему снизойти?
В ответ сын Ангамбы пригрозил, что обоим наглецам придется понюхать, чем пахнет его железный кулак. Завязалась ссора, не замедлившая перейти в рукоприкладство, и, естественно, сын Ангамбы одержал верх. Но об этом стало известно только с наступлением ночи, когда мать Абены прибежала к Мор-Замбе с криком:
— Моего сына чуть не убили из-за тебя! Чего же ты ждешь? Поднимайся! Беги его спасать!
Мор-Замба не заставил себя уговаривать. Он бросил вызов сыну Ангамбы в его собственном доме; тот накинулся на него, как молодой лев; сцепившись, они выкатились за порог и оказались во дворе. Зрители, хотя они и запаслись бамбуковыми факелами, почти не различали их в густой темноте; до них доносились только все учащавшиеся глухие удары, сопровождаемые криками, по которым можно было судить о ярости схватки. Вот они снова рухнули на землю, и по внезапно изменившейся частоте ударов стало ясно, что кто-то из сражавшихся, оглушив своего противника, молотит по нему кулаками. Зрителям казалось, что это никогда не кончится. Когда мужчинам удалось наконец разнять соперников, они обнаружили то, в чем не сомневались с самого начала: Мор-Замба, которому не терпелось расквитаться с сыном Ангамбы, задал ему такую взбучку, что тот выл теперь от боли и заливался слезами — ни дать ни взять женщина, которую отлупил муж. На нашей памяти подобного еще не случалось. Такие унижения не прощаются, и каждому стало ясно, что отныне между Мор-Замбой и семьей Ангамбы разгорится смертельная вражда и что все попытки примирить их ни к чему не приведут.
На следующий день, рано утром, экумдумская молодежь, которую всю ночь науськивала сильно подвыпившая группа взрослых, предводительствуемая Ангамбой, вооружившись дротиками, копьями и тесаками, окружила дом, где спали Мор-Замба и Абена, словно намереваясь взять его приступом. Но мать Абены, эта поразительная женщина, чье душевное благородство имело такое влияние на ее сына, что впоследствии она сама едва узнавала его, понаблюдав за этими приготовлениями, накинулась на распаленных юнцов, крича:
— Ну что же вы? Собрались убивать — так убивайте! Чего вам раздумывать? Один из них — мой сын Абена, ваш брат. Пусть его кровь падет на вас, запятнает ваши руки. Посмотрим, кто согласится смыть с вас этот позор. Ну начинайте же, и да погрязнете вы в трясине бесчестья и проклятья!
В этот момент добрый старец, который предвидел такой оборот событий и следил за их ходом из своего дома, не открывая, однако, ни окон, ни дверей, а полагаясь исключительно на свой изощренный слух, появился на пороге и обратился к разбушевавшимся мстителям:
