Если бы Игорь был один, в своей квартире, то, наверное, сошел бы с ума от воспоминаний. Но и дома у Старика, где за накрытым столом собралось больше двух десятков человек, ему казалось, что он на очередных поминках. Очень трудно было пить шампанское, когда хотелось взять и опрокинуть в себя бутылку водки.
И после праздников он все-таки не выдержал. Встал рано утром, когда Арон и Дора еще спали, слил в один большой стакан все, что оставалось в бутылках — водку, сухое вино, шампанское и ликер, — сел под той самой картиной «Мир над пропастью» и выпил единым духом. На некоторое время самая легкая в мире анестезия сработала.
Проснувшийся Старик заглянул в залу и нашел его в плачевном состоянии. Ничего говорить не стал, только покачал головой и прикрыл дверь. Через некоторое время вернулся с большой дымящейся кружкой крепкого чая с какими-то травами. Почти силком заставил выпить и уложил спать.
Когда Игорь проснулся, за окнами уже стемнело. Арон сидел в кресле и, нацепив на нос очки, читал «Аргументы и факты».
— Ну что, пробудился? — строго спросил он. — Идем на кухню, поговорить надо.
Старик налил ему крепкого кофе и сел напротив.
— Вот что, сынок, — грустно начал он. — Так дальше продолжаться не может. Если ты собираешься идти по этому пути, то лучше уж намылить веревку и повеситься.
— Я знаю, Арон, — пожал плечами Игорь. — Может, это и правда выход. Никогда бы я не подумал, что буду говорить такое… Всегда других учил. Мол, Бог не дает испытания сверх того, что человек может выдержать. Так моя бабушка говорила. Я думал, да, что-то в этом есть! А как самого коснулось… Не могу я этого вынести! Не жизнь это! Дальше пустое уже все будет…
Собеседник долго молчал. Он не стал сразу переубеждать или уговаривать, и Игорь был ему за это благодарен.
— Вот что, сынок, — заговорил наконец Старик. — Я думаю, выход все-таки есть. Тебе надо уехать из этого города. Тут все вечно будет напоминать о твоей семье. А там ты начнешь новую жизнь, с чистого листа. Создашь себе новый мир.
— Над пропастью? — горько усмехнулся Игорь.
— А хоть бы и над пропастью. Жить-то все равно надо… Ты молодой, у тебя еще многое может появиться. В том числе и другая семья.
Игорь нервно засмеялся:
— О чем ты, Арон? Какая другая семья? Зачем мне новая семья? Да и кому я такой нужен…
— Ты можешь меня не перебивать? — возмутился собеседник. — Сделай милость, дослушай до конца. У меня есть младший брат, Яков. Он живет в Москве и, как и я, всю жизнь имеет дело с автомобилями. Сейчас он старший на одной из стоянок такси, у них точка возле модного ресторана на Рублевском шоссе. Это, кстати, один из самых престижных районов. Туда нужны хорошие водители на хороших машинах. Я уже созвонился с Яшкой и сказал, что в ближайшее время пришлю к нему человека, который мне дорог, как сын. Он присмотрит за тобой первое время. Остальное будет зависеть от тебя.
— Ну что ты говоришь, Арон, — махнул рукой Игорь. — Где я буду жить в Москве? У меня там нет никого — ни друзей, ни знакомых… И потом ты говоришь — хорошая машина. А откуда она у меня возьмется?
— Возьмется. Продай все, что есть у тебя здесь, — квартиру, «Жигуленка», мебель. Думаю, получишь тысяч восемнадцать, а то и двадцать. Это, конечно, для Москвы деньги смешные, но их хватит на неплохой автомобиль и на то, чтобы снять квартиру на первое время. Мы с Яшкой уже обсудили этот момент. Он готов помочь тебе и с тем, и с другим.
— Не знаю, — пожал плечами Игорь. — Это так неожиданно… Я всю жизнь прожил здесь, почти сорок лет.
— Прожил сорок лет — и хватит, пора менять обстановку. Здесь ты не сможешь ни жить, ни работать, все постоянно будет напоминать тебе о прошлом. А большие города хороши тем, что быстрее лечат беды. Яшка ведь тоже не так просто туда уехал…
— Ну не знаю, Арон, не знаю… — повторил Игорь, отодвигая от себя чашку с остывшим кофе, к которому он так и не прикоснулся. — Мне надо подумать.
— Только не затягивай, — посоветовал Старик и поднялся, чтобы снова поставить чайник.
Игорь думал недолго. Достаточно только было войти в свою квартиру, чтобы понять — жить здесь он не сможет. И решение было принято.
Он перевез к Старику самую ценную вещь в доме — старинный резной буфет, который обожала его мать и который бабушка в шутку называла «мое приданое». Дора Львовна пришла в восторг от этого подарка.
Все, что могло пригодиться в хозяйстве — от ножей и вилок до стульев, — Игорь в несколько приемов отвез к Наталье. Та только руками всплеснула и несколько раз благодарно перекрестилась, увидев племянника трезвым, да еще и с гостинцами.
Алину и Настенкину одежду и многочисленные дочкины игрушки он отнес в церковь. Себе оставил только трех самых милых сердцу пушистых зверей.
Мебель тоже ушла быстро. Помог дальний родственник Доры Львовны, хозяин антикварного магазина. Игорю даже в голову не могло прийти, что старые настенные часы с гирями, резная бабушкина этажерка или даже большое, разрисованное незабудками, блюдо, на котором сначала мама, а потом Аля подавали фирменный семейный пирог с рыбой, могут стоить так дорого.
Большой телевизор «Sharp», приобретенный меньше двух лет назад с очередной премии, купил приятель Серега Бугров. Другой сослуживец попросил продать ему старенькие «Жигули» — оказывается, его зять давно хотел работать у Арона, но у него не было своих колес.
Словом, повозиться пришлось только с квартирой. Поиск покупателя, оформление бумаг, заключение сделки у нотариуса — все это заняло почти три месяца. Но, наконец, и эти хлопоты были позади.
Билет Игорь взял на двенадцатое апреля — День космонавтики. Из вещей у него были только две большие спортивные сумки — кое-что из одежды, фототехника, альбомы с фотографиями, негативы, несколько Аськиных мягких игрушек — да пакет со всевозможной снедью, которую собрала ему в дорогу Дора Львовна. Провожали его чуть не всем автопарком. Арон сам, лично, довез его на своей «Ауди» до вокзала.
Уезжал Игорь с чувством полного опустошения в душе. Не было волнения, не было надежд на светлое будущее, но не было и тоски по городу, в котором родился и вырос. Он просто ехал в полную неизвестность от былого счастья, внезапного горя и от себя самого. По крайней мере, так он тогда думал.
Москва, которую Игорь мельком видел один раз двадцать лет назад (если не считать ту бестолковую трехдневную поездку с Сашкой Рябовым), изменилась до неузнаваемости. Он почувствовал это, едва сошел с поезда. Еще более шумная, суетливая, безразличная к своим гостям и благосклонная к тем, кто четко усвоил: «Москва слезам не верит». «Да, именно так», — усмехнулся про себя Игорь.
Прямо на асфальте около здания вокзала невозмутимо спали бомжи, рядом копошились чумазые беспризорники, мальчик и две девочки лет семи. Похоже, ни одному из спешащих мимо взрослых не было до них никакого дела.
Площадь трех вокзалов ошарашила потоком машин. Они стояли плотными рядами, почти не двигаясь. Со стен домов смотрели многочисленные рекламные вывески. Видимо, рекламных щитов, натыканных через каждые несколько метров, жителям столицы было недостаточно.
Все это было так не похоже на ту гордую Москву, с широкими проспектами, старинными зданиями и неспешным потоком малочисленных автомобилей отечественного производства, которая оставалась в его памяти.
В подземном переходе плотными рядами разместились торговые ларьки и даже небольшой магазинчик трикотажа, где шла оживленная торговля. Игорю казалось, что он попал не в центр великого города, а на бойкую пеструю ярмарку.
Памятуя советы попутчиков, Игорь купил пластиковую карточку и позвонил из телефона-автомата Якову Натановичу. Тот был рад его слышать. Расспросил, как он доехал, и предложил прямо сейчас, не откладывая, встретиться.
— У меня знакомые знакомых квартирку сдают в Гольянове. Небольшая, конечно, и от метро далековато… Но ты ведь скоро на колесах будешь. Записывай адрес.
Метро поразило своим великолепием. В каком-то наборе открыток, которые его жена покупала в большом количестве, он видел одну из станций с бронзовыми скульптурами. Кажется, она называлась «Площадь Революции».
— Знаешь, Игорь, — шептала Аля, прижимаясь к нему перед сном и разглядывая обожаемые открытки. — А наш физик, Павел Петрович, учился в Москве. И он рассказывал, что у москвичей есть такая примета: если поехать на эту станцию, найти среди скульптур собаку-овчарку, потрогать ее нос и загадать желание, оно обязательно исполнится. Он сам много раз проверял. Особенно когда учился в институте, ездил туда каждый раз перед экзаменами. А один раз поленился, и все — завалил.
Она говорила это так серьезно, как ребенок, уверенный в существовании волшебной палочки, шапки-невидимки и других подобных сказочных атрибутов.
