– Да, когда ты рядом. Опаньки! – Он вильнул, объезжая изгородь, и снова добавил газу.
Они стали высматривать место, где можно остановиться и перекусить, и выбрали дорожку меж лугами, что уводила к лесу. Вначале дорожка казалась вполне приличной, но чем дальше, тем становилась уже и ухабистей. Машина переваливалась на рытвинах, кусты ежевики стегали ее по бокам, высокая трава скребла по днищу, точно стремительное течение под шлюпкой. Вив подскакивала на сиденье и смеялась. Реджи хмурился, вцепившись в руль.
– Не дай бог встречный, нам кранты, – сказал он.
Вив поняла, что он думает о том, как все обернется, если вдруг они попадут в аварию, разобьют машину, застрянут...
Внезапно дорожка пошла под уклон, потом свернула, и они оказались на утопавшей в зелени потрясающе красивой опушке возле ручья. Реджи поставил машину на тормоз и выключил мотор; мгновенье они сидели, изумленные и оглушенные покоем этого места. Потом открыли дверцы и стали нерешительно выбираться, чувствуя себя незваными гостями: здесь не было иных звуков, кроме журчанья ручья, криков птиц и шелеста листьев.
– Да уж, это тебе не Пиккадилли, – сказал Реджи, наконец выбравшись из машины.
– Здесь чудесно.
Говорили почти шепотом. Потянулись, размяли затекшие ноги и по густой траве прошли к ручью. Посмотрев вдоль берега, они увидели полускрытое деревьями старое каменное строение с разбитыми окнами и развалившейся крышей.
– Мельница. – Реджи взял Вив за руку и двинулся к дому. – Вон ось колеса. Наверное, раньше здесь была настоящая река.
Вив потянула назад:
– Вдруг там кто-нибудь есть.
Но никого не было. Дом давно забросили. Сквозь плиты пола росла трава. В стропилах возились голуби, пол укрывали птичий помет, осколки шифера и стекла. Давнишнее кострище, пустые банки и бутылки, на стенах похабные надписи. Банки заржавели, бутылки в серебристой патине.
– Бродяги, – сказал Реджи. – Или дезертиры. И парочки. – Они пошли обратно к ручью. – Точно, это уголок влюбленных.
Вив ущипнула его руку.
– Немудрено, что ты его отыскал.
С наигранной стыдливостью Реджи поднес ее пальцы к губам:
– Ну что тут скажешь? Да, некоторые мужчины наделены этим даром.
Утратив благоговение и осторожность, оба говорили уже в полный голос, словно уверовав, что живописное местечко принадлежит им, что оно лишь ждало, когда они придут и заявят свои нрава. Пройдя по ручью в другую сторону, они увидели мост. Взошли и, стоя на середине, выкурили по сигарете. Реджи обнял Вив за талию, потом его рука спустилась к ягодицам, поглаживая их большим пальцем и заставляя платье с нижней юбкой скользить по шелку трусиков.
Бросили окурки в ручей и смотрели, как их уносит течением. Вглядевшись пристальнее, Реджи сказал:
– Тут рыба есть! Большая, зараза!
Он спустился к ручью, снял часы и окунул руку.
– Щиплется! – Он взбудоражился, как мальчишка. – Будто стайка девушек целует! Наверное, решили, это рыба-мужик! Во, думают, повезло!
– Они думают, ты – обед, – откликнулась Вив. – Гляди, палец засосут!
– Что ж, девушки это любят, – плотоядно осклабился Реджи.
– Ну да, девицы твоего круга.
Реджи брызнулся водой. Вив засмеялась и отбежала. Стерла попавшие на очки капли, запачкав стекла.
– Ну вот что ты наделал!
Возле машины с открытыми дверцами устроили пикник. На траве расстелили клетчатый плед, который Реджи достал из багажника. Появились бутылка джина с апельсиновым соком и пара стаканчиков – розовый и зеленый. По обкусанным и побитым краям, царапавшим губы, Вив догадалась, что стаканчики служили детям. К этому она уже привыкла, обижаться без толку. В машине джин нагрелся; от глотка в животе сразу запекло, пришла расслабленность. Вив развернула сэндвичи. Реджи ел быстро и жадно – не успев прожевать, снова кусал и болтал с набитым ртом:
– Это канадская ветчина, да? Знаешь, совсем недурственно.
Он ослабил галстук и расстегнул пуговицу воротничка. Солнце било ему в лицо, заставляя морщиться, отчего на лбу и у носа залегли складки. Ему тридцать шесть, подумала Вив, однако с недавних пор он выглядит старше. Лицо смуглое – след итальянской крови, карие глаза еще очень красивы, но волосы редеют: кожа просвечивала по всему черепу, аккуратной плешки не получалось. Крупные и очень ровные зубы, которые помнились ослепительно белыми, теперь пожелтели. Кожа на горле одрябла, наметились складки возле ушей. Он стал похож на отца, думала Вив, глядя на жующего Реджи. Как-то раз он показал отцовскую фотографию. Можно дать лет сорок.
Перехватив ее взгляд, Реджи подмигнул, и в душе вспыхнула былая незамутненная нежность. Когда покончили с сэндвичами, он привлек ее к себе, и они улеглись на плед; он обнял ее одной рукой, она щекой пристроилась на твердой теплой выемке между его плечом и грудью. Время от времени она неловко поднималась, чтобы глотнуть джина, потом допила все одним глотком и бросила пустой стаканчик. Реджи потерся лицом о ее волосы, цепляясь колючим подбородком.
Вив смотрела на небо в рамке качающихся верхушек деревьев. Толстые ветви еще сохраняли листья – красные, золотистые и желтовато-зеленые, точно военная форма. Совершенно безоблачное небо синело летней голубизной.
– Что это за птица? – показала Вив.
– Эта? Стервятник.
Вив пихнулась.
– Ну правда, какая?
Реджи глянул из-под руки.
– Пустельга. Видишь, как парит? Готовится пикировать. За мышью.
– Бедная мышка.
– Во, пошла!
Реджи приподнял голову, и Вив щекой почувствовала, как напряглись мышцы его груди. Птица упала камнем и снова взмыла. В когтях ничего не было. Реджи опять улегся.
– Промазала.
– Вот и хорошо.
– Просто у нее тоже обед. Ведь она имеет право перекусить?
– Это жестоко.
– Вот уж не знал, что ты у нас такая мягкосердая, – засмеялся Реджи. – Смотри, второй заход!
Они еще немного полюбовались птицей, восхищаясь ее парением, изящными нырками и взлетами. Чтобы лучше видеть, Вив сняла солнечные очки; Реджи отвлекся от пустельги и смотрел на нее.
– Так лучше, – сказал он. – А то как со слепой разговариваешь.
Вив откинулась на плед и закрыла глаза.
– Тебе к слепой не привыкать.
– Ха-ха.
Немного погодя Реджи перегнулся через нее и что-то взял. Через секунду Вив почувствовала на лице щекотку и махнула по щеке, сгоняя муху. Оказалось, это Реджи щекотал ее концом длинной травинки. Вив снова закрыла глаза – пускай его балуется. Травинка пропутешествовала по лбу и носу, повторила изгиб губ и вернулась к вискам.
– Ты поменяла прическу, да? – спросил он.
– Сто лет уж как постриглась... Щекотно!
Травинка прижалась плотнее.
– А так?
– Так лучше.
– Мне нравится.
– Что?
– Прическа.
– Да? Ничего особенного.
– Тебе идет... Открой глаза, Вив.
Она открыла, но тотчас снова зажмурилась:
– Солнце бьет.
Реджи поднял над ее лицом руку, создавая тень.
– Теперь можно, открывай.
– Зачем?
– Хочу посмотреть на твои глаза.
Вив засмеялась:
– Чего вдруг?
– Просто хочу.
– С последнего раза ничего нового.
– Это ты так считаешь. Женские глаза всегда разные. Вы как кошки, большинство из вас.
Он щекотал ей лицо, пока она не подчинилась и снова открыла глаза. По-дурацки распахнула во всю ширь.
– Не придуривайся, – попросил он. Вив сделала нормальные глаза. – Вот так хорошо. – Взгляд его был нежен. – У тебя чудесные глаза. Они прекрасны. Они – первое, что я в тебе заметил.
– А я думала – ноги.
– Ноги тоже.
Он смотрел ей в глаза, потом отбросил травинку, нагнулся и поцеловал. Губами медленно раздвинул ее губы, нежно проникая в рот. От него еще пахло ветчиной; ветчиной и джином. Наверное, от меня тоже пахнет, подумала Вив. Поцелуй длился, но мешала какая-то крошка – то ли мясная, то ли хлебная, – и Реджи оторвался, чтобы снять ее с языка. Когда он вернулся, поцелуй стал грубее, и сам он навалился тяжелее. Рука его прошлась по ее телу от шеи до бедра, потом вернулась наверх и обхватила грудь. Рука была горячая и тискала крепко, почти до боли. Когда она выпустила грудь и задергала пуговицы на платье, Вив ее придержала и подняла голову.
– Вдруг кто-нибудь придет, Редж?
– На мили кругом ни души!
Рука дергала пуговицы.
– Не надо. Помнешь.
– Тогда сама расстегни.
– Ладно. Погоди.
Вив осмотрелась, боясь, что кто-нибудь подглядывает, спрятавшись в тени деревьев. Солнце лупит, как прожектор, место ровное и совершенно открытое. Впрочем, все тихо, слышны лишь ручей, птицы и неутомимая листва. Вив расстегнула две пуговицы, затем, помешкав, еще две. Реджи стянул верх платья на плечи, открыв лифчик; губами приник к шелковой чашке, нащупал и потянул сосок. От прикосновения Вив заерзала. Но вот странно: она желала его сильнее в машине, когда еще проезжали Степни,15 она хотела его больше, когда стояли на мосту. Губами Реджи крепко впился в грудь, а рука его снова поехала вниз к бедру. Она стала задирать подол, и Вив опять ее перехватила, снова сказав:
