— Не шумите. Тут не принято так громко говорить. Вот вам, — он положил перед Вахой пухлый конверт.
— Что это? Взятка? Откупаетесь?.. Сумма обозначена в письме.
— Хе-хе, — попытался выдавить улыбку Божков. — Так там Ленин предлагает 100 миллионов Вейсброду.
— Правильно, — так же любезен Мастаев. — Только теперь, благодаря вам, Ленин-то больной. Помочь надо, срочно!
— Да вы что?! Действительно, больны. Столько нулей? Я и не представляю. Это в рублях?
— А ваши счета разве в рублях?
— У меня нет счетов!
— Как нет? Их так много, вы, наверное, запамятовали? Мы вам поможем, — Мастаев положил перед собеседником пачку документов. — Если мы не ошиблись, то это все ваши оффшоры, ваши подписи и ваши личные сбережения.
Трясущимися руками Божков схватил бумаги, придвинул к лицу. Казалось, он готов их съесть:
— Кто это «мы», кто с вами? — он словно хотел спрятаться за этими документами.
— Мы добрые люди, которые всего за десять процентов награбленного, по-мусульмански — закят — жертвоприношение, спишем все ваши грехи и долги перед всеми.
— Где гарантии?
— Гарантию выдаст ваш друг Кнышевский, когда вы его выпустите.
— Что? Это невозможно! Я требую.
— Молчать! — перебил Мастаев. — А то я прямо сейчас, как узаконенный вами дурак, начну вас избивать. Это не Россия, в полиции, может, разберемся? Надеюсь, вы помните, как я ногами мочу.
— Вы что? С ума сошли? Садитесь, не привлекайте внимание, — липкий пот на лице Божкова, он очень бледен, руки трясутся. — Давайте поговорим. Дайте подумать.
— Думать надо было раньше. И болтать более не о чем. Одно излишнее движение, и материалы по электронке пойдут по многим адресам, в том числе и вашим друзьям, а оригиналы вашего досье в банке. Так что исполняйте быстрее. Вот счет для перечисления. А Кнышевского освободить.
— Как?
— Вам виднее. Срок — десять дней. Вот мои координаты в Москве, — Мастаев, вставая, бросил перед врачом визитку, и склонившись к уху: — А жить, небось, хочется? И дети малые. Казалось, рай на земле? Но не вы Бог, вы про Бога забыли.
Все-таки в изворотливости и догадливости Божкова сомневаться не приходилось.
Ну и что он сделает рядовому доктору Зинаиде Анатольевне? Только попросил ее написать диагноз Больного Ленина: «подозрение на опухоль в головном мозге».
Магнитно-резонансного томографа в клинике нет — пациентов, если надо, возят в другую городскую больницу. Больной Ленин должен быть здоровым. Вот и повезли его на обычной машине «скорой помощи», как положено, водитель, сопровождает доктор Зинаида Анатольевна и тот самый тучный охранник, который накануне старый Новый год водкой с пивом отмечал, от ерша зевает. А пациент, то ли сам сбежал, то ли ему помогли бежать. В общем, сам Божков об этом инциденте узнал, находясь в тяжелом состоянии в госпитале — гипертонический кризис. Несмотря на это, он, взволнованный, позвонил первым делом зятю Кнышевского, а ведь в милицию не позвонишь, — сама милиция Кнышевского давно ищет.
А Митрофан Аполлонович в это время в машине Мастаева переодевался, располнел на халявных харчах. Сзади их сопровождает на джипе Башлам с земляками. А Кнышевский первым делом:
— Ваха, ты герой! Не воспитывала тебя Баппа в люльке-качалке. А где мой дипломат? — поехали на съемную квартиру.
Кнышевский из затемненной машины не выходил, бегло осмотрел содержимое своего чемоданчика, и новый приказ:
— На Лубянку.
— Вы что? — поразился Мастаев.
— Быстрее на Лубянку, к станции метро «Лубянка».
Из-за столичных пробок к центру проехать нелегко.
— Вы опять в пасть чудовища? — это Мастаев.
— Да, полтора года об этом в дурдоме думал, мечтал.
— А я как?
— Срочно в Чечню. Но не скрывайся и не волнуйся. Я тебя сам найду.
Кнышевский вновь надолго пропал. Однако по телевизионным репортажам Ваха знал, что Митрофан Аполлонович есть, потому что сообщили — высокопоставленный чин (понятно, зять) вместе с родными и друзьями охотился на снегоходах по льду Чудского озера, внезапно лед обломился. Вроде нашли пару снегоходов без седоков, и то в стороне. В общем, следствие идет. Озеро холодное и глубокое — даже водолазы никого не нашли.
А следом еще из криминальной хроники: сгорела дача известного врача, вся семья Божкова крепко спала.
И еще с месяц разные несчастья. Впрочем, журналисты их всегда находят. Вот и Митрофан Аполлонович Мастаева нашел:
— Ваха! Ты, как герой, хочешь танцевать на моей свадьбе? Тогда позвони Виктории Оттовне, дай согласие и благослови.
— При чем тут я?
— Оказывается, при всем. Ты ведь герой! Я калым плачу в десять раз больше, чем сам Ленин, — в подарок миллиард из бюджета на восстановление Грозного. Назовешь моим именем наш проспект?
— Я уже восстановил наш «Образцовый дом проблем», все свои квартиры через суд вернул. И вам с Викторией Оттовной, как свадебный подарок, дарю вашу бывшую квартиру над чуланчиком. Уже сделал ремонт, приезжайте.
— А когда вы с Марией женитесь?
— На днях Мария приезжает, у нее в новом Концертном зале сольный концерт.
* * *
Мария всегда знала, что Мастаев-старший ненормальный. И она после стольких лет впервые прилетела в Грозный, а Ваха не встречает, зато Макажой сияет, родной. Как они соскучились друг по другу!
— Я тебе покажу новый Грозный! — повзрослевший Макажой уже сам водит машину.
— Ой, даже не верю! Не может быть! — счастливо плакала Мария, глядя на возрожденную столицу.
— Вот наша мечеть! А как тебе наши парки, проспекты, фонтаны?! В этом прекрасном дворце будет твой сольный концерт. Вот, видишь, твои афиши!
— Неужели это я?! — смеялась сквозь слезы Мария. — Такая молодая, красивая!
— В жизни ты еще моложе и красивее.
— Мне уже сорок!
— Юбилей!.. И скажу по секрету, ты получишь орден «За заслуги перед республикой», а еще звание народной артистки.
— Это все мой Ваха, — вырвалось у Марии.
— А еще «твой» Ваха отреставрировал в Москве твое фортепьяно. Помнишь, в Макажое с пчелами стояло много лет. До сих пор, говорят, медом пахнет. Только сегодня привезли. В твою квартиру, в «Образцовый дом» заносят.
— А «Образцовый дом» стоит! Моя молодость! Первая любовь, — Мария стояла во дворе родного дома. — И чуланчик — все как было. А вон с той будки Ваха мне в окно второго этажа цветы подносил. Боже! И вывеска та же: «Образцовый дом проблем».
И в это время из подъезда вышел Ваха — одна роскошная роза в руке:
— Мария! Марша йогіила! Ты всегда была у меня одна, как этот цветок.
— Ваха! — она прильнула к цветку. — А помнишь, была надпись? — Дибирова вошла в светлый подъезд и замерла: как всегда, на белом лестничном пролете красным четко выведено: «Мария, я люблю тебя! И вечно буду любить!»
Июль 2009 г.
Ков (чеч.) — ворота, проход.
Пондур (чеч.) — гармонь.
Гіабли (чеч.) — разукрашенный женский костюм для торжеств.
Илли (чеч.) — героический эпос.
Указ Президиума Верховного Совета РСФСР (от 09.01.1957 г.) «О восстановлении Чечено-Ингушской АССР и упразднении Грозненской области».
ЦК КПСС — Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза.
Профессионально-техническое училище.
Полное собрание сочинений.
Дом культуры.
В. И. Ленин «Марксизм и эмпириокритицизм».
Протокол № 7 объединенного заседания Политбюро и Оргбюро ЦК РКП(б) 2 августа 1919 г. Москва. Российский государственный архив социально-политической истории.
Материалы архивного дела КГБ (Комитет государственной безопасности) при Совете министров ЧИАССР № 4496.
Ваха (чеч.) — живи, здравствуй.
Форштадт (нем.) — предместье города, территория за крепостными валами, где селились семейные солдаты и другие жители.
Нигилизм (лат.) — огульное отрицание всего, неприятие общепринятых норм.
Конформизм (лат.) — приспособленчество, пассивное принятия существующего порядка.
Ермолов А. П. (1777–1861) — главнокомандующий русскими войсками в Грузии и на Кавказской линии, автор «Записок».
