Киона поднялась с кровати и зажгла прикроватную лампу, которая осветила своим неярким розоватым светом стены, оклеенные обоями цвета слоновой кости, кружевные занавески, акварели Лоранс, вставленные в рамки и прикрепленные к стене возле письменного стола…
– Твоя просьба, по-моему, вполне уместна. Если покопаться в памяти, то становится ясно, что мне являлись лишь очень немногие из наших усопших родственников. Первым из них мне явился Симон Маруа. Это произошло в комнате для занятий, которую оборудовала Лора. Он никогда раньше не казался мне таким красивым. Вокруг него был яркий свет, и он улыбался мне удивительной улыбкой. Он не сказал мне ни слова, но я почувствовала, что он наконец-то чувствует себя свободным, счастливым и умиротворенным. Мне жаль, но у меня не получается вспомнить про него что-то более конкретное. Я видела так много всякой всячины, так много расплывчатых обликов! Вообще-то все то, что я видела по части усопших, походило на какие-то послания. Про Бетти, мать Симона, могу сказать, как я почувствовала, что она усиленно наблюдает за своей дочерью Мари, поскольку не смогла уберечь сыновей от их трагической участи. Она, должно быть, уже спокойна: Мари устроилась работать учительницей в Дебьене и вышла замуж за симпатичного молодого человека. Этим летом я также видела одну очаровательную женщину – ангела-хранителя Бадетты. Это ее тетя Габи. Она находилась рядом с ней на вечеринке, которую Лора организовала в честь моего возвращения, хотя я этого и не заслуживала.
– А Тала никогда не пыталась появиться перед тобой, да?
– Да, почти не появлялась, и я от этого очень страдала! Однако теперь я понимаю, почему она так поступала. Она, видимо, знала, что если появится передо мной, то это совсем не ослабит мою тоску по ней, а, наоборот, может ослабить меня. Впрочем, она меня никогда и не покидала. Я видела ее раза два или три в состоянии сонливости и недомогания, в которое я обычно впадаю перед тем, как со мной произойдет что-то сверхъестественное. Я получила подтверждение, что она присматривает за нами всеми тремя.
– Это произошло после рождения Томаса, когда у Шарлотты было кровотечение?
– Да, тогда, а еще совсем недавно. Она появилась в виде волка – величественного зверя, смотревшего на меня гордым и самоуверенным взглядом. Мне показалось, что этот волк бежал рядом со мной, когда я спасалась бегством возле озера Онтарио. Но вообще-то я этого толком не знаю, все как-то перепуталось. Ты можешь успокоить папу: после этого бурного лета я надеюсь обрести покой. Эрмин, скажу тебе откровенно, для меня стало большим облегчением то, что я нашла одну-единственную дорогу, по которой мне следует идти. Я должна посвятить себя детям монтанье.
– Я в этом не сомневаюсь, моя драгоценная сестренка. Эти дети и в самом деле нуждаются в ангеле, который поведет их к лучшему будущему. А теперь спи. Спокойной тебе ночи. Я вернусь сейчас в свою комнату. Фокси там, наверное, уже затосковал от одиночества. Луи следовало бы взять его с собой на берег Перибонки.
– Фокси скоро снова увидит своего хозяина. И тебе спокойной ночи. Не переживай, призраки гораздо менее опасны, чем некоторые из ныне живущих.
Пятница, 8 сентября 1950 года, Большой рай
Тошан поднимался вместе с солнцем, горя желанием снова приняться за работу. В это утро он намеревался осмотреть дом вдоль и поперек, чтобы понять, что еще в нем необходимо сделать. Людвиг старался ему во всем помогать. Благодаря их усилиям, а также усилиям их помощников, в число которых входили трое уже почти взрослых отпрысков Тошана и друзья Мукки, Большой рай возвращал себе свое скромное великолепие (именно так выразилась Мари-Нутта, сделавшая немало общих фотографий всех тех, кто здесь трудился, собирая их для этого на ступеньках крыльца). Хозяин дома первым делом привел в порядок ту комнату, которую он занимал вдвоем с Эрмин. Пьер Тибо и его приспешники не успели сжечь стоявшую в этой комнате кровать, но сильно повредили ее ударами топора. Поэтому Тошан спал теперь на новой кровати, которую он смастерил из неотесанных еловых стволов и из сосновых досок, еще пахнущих смолой.
«Ну хорошо, если мне покажется, что все уже в порядке, я сяду в воскресенье на пароход и привезу сюда свою милую женушку на грузовике», – мысленно сказал сам себе красивый метис, приготовляя кофе.
Он бросил по привычке взгляд в окно, из которого открывался вид на поляну. На этой поляне стояли три оранжевые полотняные палатки треугольной формы. В них расположились Мукки, два его друга – Реаль и Жоашим – и Людвиг.
«Все еще спят, – пробормотал Тошан. – Пойду разбужу девушек. Мари-Нутта повторяет каждый вечер, что ей хочется сфотографировать утреннюю зарю, а саму из постели утром не вытащишь».
Он постучал в дверь одной из комнат и позвал:
– Лоранс, Нутта, вставайте! Восход на реке великолепный.
– Сейчас идем, папа! Нужно вскипятить воду для чая.
– Хорошо, – ответил Тошан, даже и не подозревая, что одна кровать в этой комнате уже пуста.
Мари-Нутта бесшумно встала и открыла окно, выходившее на задворки.
«Черт побери, что она там делает?» – тихо пробормотала она.
Раздавшийся через пару секунд тихий свист развеял ее страхи. Лоранс бежала к ней в ночной рубашке, и ее длинные – ниже плеч – светло-каштановые волосы развевались на ветру. Подбежав к дому, она проворно забралась в комнату через открытое окно.
– Ты совсем уже чокнулась, – прошептала Мари-Нутта. – Если папа заметит, что ты ходила к Реалю в его палатку, произойдет буря века.
– Мы не делаем ничего предосудительного, я тебе это говорила уже несколько раз. Я пожелала ему доброго утра, и мы поцеловались – только и всего. Я ходила к нему всего лишь три раза, причем благодаря Мукки, который взял Жоашима к себе в палатку. Кроме того, Реаль завтра возвращается в поселок Перибонка. Так что я пользуюсь тем, что он все еще здесь.
– В таком случае веди себя благоразумно, если вы с ним пойдете вдвоем на прогулку сегодня вечером, как вы это уже делали, – сказала Мари-Нутта обеспокоенным тоном. – Душераздирающее прощание двух влюбленных может перерасти в нечто совсем иное. А Людвиг вас не видел и не слышал? Мукки и Жоашим хотя и обо всем знают, но ничего никому не расскажут, а вот он… Он вполне может проболтаться папе.
– Нет, он еще, должно быть, спит.
Лоранс вся просто сияла. Впрочем, ее прежнее страстное увлечение Овидом ее кое-чему научило. Реаль ей нравился, но она не была влюблена в него до такой степени, чтобы потерять голову. Этот семнадцатилетний парень тешил ее комплиментами и поцелуями, не заходя при этом слишком далеко. Он уже шептал ей на ухо что-то о помолвке. Она в шутливой форме пообещала ему подумать об этом в следующем году.
– Одевайся, нам уже пора идти работать, юная бесстыдница, – пробурчала Мари-Нутта. – Тебя из нас двоих считали более благоразумной, но это не более чем иллюзия. Ты просто хорошо умеешь скрытничать.
– А тебе следовало бы сменить Акали в монастыре. Жоашим строит тебе глазки, но ты его игнорируешь.
– Он меня не интересует, – отрезала Мари-Нутта, натягивая на себя штаны и кофту.
В большой комнате, в которой девушки обычно готовили еду и которая служила также гостиной и столовой, хлопотал по хозяйству Тошан. В эту комнату зашел и Людвиг. Немец уже успел искупаться в реке: его волосы были мокрыми, а лицо – посвежевшим. Он сел за стол, на котором стояли кофейник, глиняное блюдо с ломтиками хлеба, горшочек с черничным вареньем и миска со сливочным маслом.
– Ты успеваешь обо всем позаботиться, Тошан. Ну прямо настоящая курица-наседка! – констатировал Людвиг. – Большое спасибо, я проголодался.
– Я – курица-наседка? Может, мне обидеться? А кто же тогда петух? Мукки или ты?
Людвиг расхохотался, а затем впился своими красивыми зубами в первый бутерброд.
– Я рад слышать, что ты смеешься, – признался метис. – И я благодарю тебя за то, что ты сюда приехал. Ты тут неплохо поработал.
– К концу ноября у тебя уже будет мебель. Не шикарная, но зато прочная и практичная. Я боялся, что из-за моих воспоминаний о тех временах, когда я жил в Большом раю с Шарлоттой, я буду чувствовать себя здесь очень несчастным. Однако я чувствую себя хорошо.
– Если бы здесь была Киона, она сказала бы, что круг из белых камней, выложенный нашей матерью Талой, оберегает нас от бед и опасностей, потому что отпугивает злых духов. А вот Тибо он, к сожалению, отпугнуть не смог.
– Без этого круга, возможно, все закончилось бы еще хуже, – сказал Людвиг, слегка напрягшись при упоминании имени Кионы.
Это имя прозвучало в его ушах, как радостный перезвон колоколов, от которого биение его сердца ускорилось. В комнату вошли Лоранс и Мари-Нутта. Волосы у них обеих были завязаны на затылке в хвост, и одежда у них была почти одинаковой. Их сходство друг с другом бросалось в глаза еще больше, чем обычно.
