* * *
— Ярский, на выход! — громко сказал охранник, звонко лязгнув замком.
Виктор уже привык, что все открывания и закрывания тюремных дверей сопровождались этим лязганьем металлических засовов. Первый день он провёл в одиночке, потом его перевели в общую камеру. Делать там было особо нечего, и это неимоверно растягивало время. Дни тянулись, словно кто-то замедлил время при помощи Нуо. Виктор ожидал, что среди сокамерников будут расспросы типа: за что? надолго ли? Но по большому счёту никому не было до него никакого дела. Самоё тяжелое было осознавать, что после пропажи Насти про неё больше не было никаких новостей. Этот мент, что прикидывался другом, никак не хотел устроить им свидание, пока Виктор не подпишет нужные ему документы. А он понимал, что подписывать их пока нельзя, по крайней мере, до разговора с Самойловым. Это был единственный козырь, с которым он мог диктовать хоть какие-то условия. Даже не диктовать, а предлагать или скорее просить. Виктор поморщился. Какое блядское всё-таки слово, «просить»!
Он уже по привычке свёл руки за спиной, взял одной другую руку за запястье и пошёл по длинному коридору, тускло освещённому редкими лампами дневного света. Вероятно, сейчас он встретится со Стасом. По крайней мере, так ему обещал этот жизнерадостный типок с хитрющими глазами и заискивающей манерой говорить. Виктор с первой минуты понимал, что ни одному слову этого товарища верить нельзя, но какая-то надежда всё-таки теплилась. А вдруг он просто выполняет свою работу и замешан в этой авантюре лишь частично? Тогда можно было поторговаться, убедиться, что Насте ничего не грозит, и потом… А что потом? Отдать компанию этим двуличным тварям? Да ни за что! Лучше сдохнуть, чем способствовать их обогащению. Денег было совсем не жалко, но понимание того, что всё задуманное у этих нелюдей срастётся, что они будут пользоваться этими новыми технологиями, подаренными Нуо, вызывало настоящую физическую боль. Затем уверенность, что ни на какую сделку он не пойдёт, переходила опять к мыслям о Насте. Если этот слащавый тип не врёт, и она действительно тоже находится в тюрьме, тогда возможно… Блин, она же ни в чём не виновата! Это он втянул её в эту авантюру. И мысли шли дальше по кругу одна за другой, меняясь, словно кадры постоянно повторяющейся короткометражки.
— Стой здесь, лицом к стене, — громко сказал хмурый охранник, опять с громким лязгом открывая очередную дверь, затем добавил уже тише: — Заходи.
Виктор зашёл в небольшое помещение — видимо, в переговорную — и дверь за ним тут же закрылась. Появилась слабая надежда, что через какое-то время здесь появится Самойлов. Или даже Настя. Нет, Насте здесь быть не надо. Виктор не хотел, чтобы она оказалась в этих унылых застенках. Лучше Стас. Он умный мужик и на этих уголовных процессах съел уже не одну собаку. Возможно, у него найдётся какой-нибудь выход. Эх, как же сейчас не хватало Нуо! Виктор напряг своё сознание, очистил от всех остальных мыслей и позвал: «Нуо, друг мой енот, отзовись! Ты здесь?»
На какое-то мгновение ему даже показалось, что енот его услышал, но со своим привычным упрямством просто игнорирует. Как бы ему хотелось, чтобы это было так! Пусть упрямый, своеобразный и непредсказуемый, Нуо теперь был его другом. Попробовал позвать ещё и ещё. Нет. Никакого отклика. Значит, показалось. Через час, а быть может, через два — время здесь шло по непонятным законам природы, липко цепляясь за унылое течение мыслей ни о чём — дверь открылась.
— На выход, — всё так же сурово и без малейших человеческих эмоций сказал уже другой охранник.
Теперь Виктору сзади застегнули наручники. Это означало, что, скорее всего, его куда-то повезут. Вероятно, это было не так уж плохо. Скорее бы хоть какая-то определённость! Вывели на улицу. От яркого света Виктор тут же зажмурился, не видя ничего перед собой. Никогда не замечаешь, как ярко светит солнце, пока не проведёшь день-другой в тусклом закрытом помещении. Охранник, взяв Виктора за локоть, почти по-дружески помог ему забраться в автозак, где царил приятный полумрак. Здесь было несколько сидений и больше ничего. Небольшое окно под потолком было закрыто снаружи, и свет пробивался тонкой полоской по периметру. Дверь закрылась, и машина плавно выехала на улицу. Глаза быстро привыкли к темноте. Виктор встал по ходу движения, стараясь держаться на ногах, попытался посмотреть в щель и определить маршрут. Почти ничего было не разглядеть. Минут через двадцать машина остановилась, и открылась дверь.
— Ярский, на выход, — услышал он уже привычную фразу. — Давай быстро-быстро!
Человек в форме спецназа жёстко взял его за локоть и помог выйти из машины. Тут же стоял чёрный тонированный джип с открытой задней дверью, куда его быстрым движением и затолкали. Плюхнувшись на заднее мягкое сиденье, Виктор посмотрел в окно. ФСИНовский бобик, из которого его только что бесцеремонно вытряхнули, тарахтя, плавно выехал на дорогу и скрылся из виду. Вокруг была унылая промзона — ни машин, ни людей. Один из охранников быстро забрался за руль, второй сел рядом. Его Виктор узнал. Это был тот же здоровый лось, что сидел с ним, когда его арестовали в Череповце. Заметил у водителя в ухе небольшой наушник от рации и едва заметный проводок, уходящий за воротник.
— Куда поедем? — как можно беззаботнее спросил Виктор, хотя интуиция уже кричала во всё горло, что это не похоже на обычную процедуру транспортировки заключённого из точки А в точку Б.
— На переговоры, — хмуро сказал водитель, не оборачиваясь.
Через какое-то время Виктор узнал местность: выскочили на Ярославское шоссе. Сидеть с застёгнутыми сзади руками было неудобно, но терпимо. Больше спрашивать ничего смысла не было. Надо было лишь немного потерпеть. Скоро он всё узнает.
* * *
Собрались в большом конференц-зале старой базы. Большой древний стол, чудом уцелевший, стоял посреди большой комнаты и был похож на огромную монолитную тумбу, закрытую со всех четырех сторон. Вероятно, здесь когда-то проводили партсобрания, вручали награды за доблестный труд и журили нарушителей трудовой дисциплины. Когда-то, лет тридцать назад, здесь было преуспевающее советское предприятие с большим количеством техники и работников. Сейчас это был просто заброшенный кусок земли в несколько десятков гектаров со старыми постройками, принадлежащими непонятно кому. Со временем эту собственность, несомненно, кто-то приберёт к рукам и заработает кучу бабла. Скорее всего, процесс был уже запущен, но понятно, что это не его, Афанасьева, уровень. Здесь были задействованы более мощные силы, а он же на своём полковничьем уровне просто подбирал крошки, упавшие со стола более сильных игроков. Для подобных переговоров эту базу Павел Ильич выбирал не случайно. Место было уединённое, и, кроме бомжей, никто сюда не наведывался. От самого Ярославского шоссе до места не было ни одной дорожной камеры. При всём при том, что подъездов было несколько и все очень удобные. Если дойдёт до стрельбы, то звуки, конечно, будут слышны в ближайших домах, но вряд ли кто-то обратит на это пристальное внимание. Было также несколько точек, где можно при надобности спрятать снайперов, но это теперь не его вариант. Теперь он один. Почти один. Его Toyota стояла в километре отсюда, около нескольких строящихся коттеджей, но напрямую — через овраг и густые кустарники — не больше трёхсот метров. На случай, если всё пойдёт не по плану и придётся побегать по чертополоху. Ничего, потом на тёплом пляже солнечной Ниццы он улыбнётся всем этим мелким трудностям. Когда Павел Ильич зашёл в помещение, старый еврей Кац со своим нотариусом стояли возле стола и мило о чём-то беседовали. Двое широкоплечих охранников топтались рядом и зорко поглядывали по сторонам. Афанасьев бросил взгляд на большой кожаный саквояж, что стоял на столе. При хорошем раскладе он уйдёт с ним отсюда в добром здравии. Павел Ильич расправил провод и, спрятав его за стойку воротника, надел дужку ларингофона на ухо. Пусть видят, что он на связи, и не думают, что у них есть малейшая возможность его кинуть.
