— По-моему, дело безнадежное, — сказал Гомер мистеру Розу.
— Ну так как насчет правил? — спросил тот.
Гомер опустил огарок в карман, взгляды их встретились; какое-то время они глядели друг на друга, как будто состязались, кто первый не выдержит и отведет глаза.
— Я беспокоюсь о вашей дочери, — немного погодя сказал Гомер.
Роз Роз как раз опять грохнулась вместе с велосипедом.
— Нечего о ней беспокоиться.
— Иногда у нее очень несчастный вид.
— Она вполне счастлива.
— А вас она не беспокоит?
— Только начни беспокоиться, причин для беспокойства не оберешься, — пожал плечами мистер Роз.
Ушиб о раму, как видно, все еще причинял ей боль — упадет с велосипеда, встанет и стоит минуту-другую, согнувшись и уперев руки в колени.
Гомер с мистером Розом прозевали миг, когда Роз Роз признала себя побежденной. Увидели только, что она бежит в сторону Жаровни, Анджел догоняет ее, а оба велосипеда валяются на площадке у дома сидра.
— Какая жалость, — сказал Гомер. — Они бы прекрасно провели время на пляже. Может, все-таки отвезти их туда?
— Оставь их в покое, — сказал мистер Роз, слова его прозвучали как приказ. — Им нечего делать на пляже, — прибавил он мягче. — Они очень молодые и не знают, как проводить время. Подумай сам, на пляже может случиться всякое. Вдруг утонут. Или кому-нибудь не понравится, что белый парень с черной девушкой, да еще в купальных костюмах. Им не надо никуда ездить вместе, — заключил мистер Роз и переменил разговор: — А ты, Гомер, как, счастлив?
— Счастлив? — переспросил Гомер.
— Почему ты все время повторяешь последнее слово?
— Не знаю, — ответил он. — Иногда счастлив, — прибавил он осторожно.
— Это хорошо, — сказал мистер Роз. — А миста и миссус Уортингтон счастливы?
— По-моему, вполне. Почти всегда.
— Это хорошо, — опять сказал мистер Роз.
Персик, выпивший несколько банок пива, с опаской подошел к велосипеду Анджела, как будто от него и лежачего можно ожидать каверз.
— Смотри, чтобы он тебя не тяпнул, — сказал Глина. Персик поставил велосипед, оседлал его и расплылся в улыбке.
— А как на нем ездят? — спросил он, и все засмеялись. Тогда и Глина отделился от стены и взял велосипед Кенди. — Давай наперегонки, — предложил он Персику.
— Вот-вот, — сказал появившийся в дверях Котелок. — Посмотрим, кто первый сверзится.
— А у моего нет середки, — сказал Глина, разглядывая велосипед Кенди.
— Это чтобы быстрее ехал, — объяснил Персик и двинул велосипед вперед, переступая по земле ногами.
— Ты не едешь, ты его трахаешь, — сказал кто-то, и все загоготали.
Котелок подбежал к Персику и стал толкать сзади.
— Стой, говно собачье! — закричал тот. Велосипед набрал скорость, и он не успевал перебирать ногами.
— Это нечестно, пусть меня тоже кто-то толкает, — завопил Глина.
Двое парней подошли к нему с двух сторон и разогнали еще быстрее. Персик тем временем, перевалив пригорок, исчез из вида в соседнем саду, не переставая издавать истошные вопли.
— Дерьмо поганое! — крикнул на ходу Глина.
Он так быстро крутил педали, что переднее колесо вдруг взмыло вверх, и незадачливый всадник грохнулся наземь. Парни орали в бешеном восторге, а Котелок, подняв упавший велосипед, решил тоже участвовать в общей забаве.
— И ты бы попробовал, — посоветовал мистер Роз Гомеру. Почему не попробовать, ни Анджела, ни Кенди поблизости нет.
— Пожалуй, попробую. Я за тобой, — крикнул он Котелку, который уже сидел в седле, стараясь держать равновесие.
Секунда-другая, ноги соскользнули с педалей, и он свалился на землю, не проехав полметра.
— Первая попытка не в счет, — заявил он, поднимая машину.
— А вы не хотите? — спросил Гомер мистера Роза.
— Нет.
— Малышка плачет, — сказал один из зрителей.
— Пойди и принеси ее, — скомандовал другой.
— Я сам к ней пойду, — сказал мистер Роз. — Побуду с ней, пока вы тут веселитесь.
Из-за пригорка появился Персик, ведя рядом велосипед и заметно хромая.
— В дерево врезался, — ткнул он в машину. — Пер прямо на него, как на врага.
— А ты бы рулил, — сказал Глина.
— Он сам рулил. Куда хотел, туда и ехал. Гомер помог Котелку сесть на велосипед еще раз.
— Поехали, — решительно проговорил Котелок, держась за шею Гомера одной рукой, другой вцепившись в руль, но забыл при этом крутить ногами.
— Жми на педали, иначе не поедешь, — сказал Гомер.
— Ты сначала меня подтолкни, — попросил Котелок.
— Что-то сгорело! — крикнул один из парней.
— Черт, это мой хлеб! — заволновался Котелок. Дернулся в сторону, не отпуская шею Гомера, и оба упали один поверх другого.
— Я, же говорил, что у него хлеб сгорит, — сказал Персик Глине.
— Давай сюда велик, — сказал Глина, беря у Персика велосипед Анджела.
Двое парней помогли Гомеру усесться в седло.
— Все в порядке, сижу, — сказал им Гомер, но ошибся. Работники отпустили велосипед, он резко крутанул руль вправо, затем влево, прямо на стоявших рядом работников, которые бросились от него врассыпную, велосипед упал в одну сторону, Гомер вылетел в другую.
Все вокруг засмеялись. Персик взглянул на лежавшего Гомера и вдруг выпалил:
— Белая кожа не всегда помогает!
Все от смеха даже за животы схватились.
— Почти всегда, — поправил мистер Роз. Он стоял в дверях дома сидра, за его спиной клубился чад — кукурузный хлеб, кажется, и правда сгорел; на руках у него была дочь его дочки с неизменной пустышкой во рту. Да и сам он, проговорив эти слова, сунул в рот одну из пустышек.
В самом сердце яблочной долины, в саду, называемом Жаровня, который отстоял от океана на добрых сто миль и куда не долетало его влажное дыхание, под кроной яблони позднего сорта лежала в густой зеленой траве Роз Роз, рядом с ней растянулся Анджел. Ее рука покоилась у него на груди, он легонько водил пальцем по шраму на ее лице. Когда палец касался ее губы, она придерживала его и целовала.
Рабочие ботинки и джинсы валялись рядом, но купальник и футболку Роз Роз не сняла.
— На пляже все равно ничего хорошего нет, — сказала она.
— Мы еще туда съездим, — пообещал Анджел.
— Нет, мы никуда не поедем.
Вволю нацеловавшись, Роз Роз отстранила Анджела от себя.
— Расскажи мне опять про это, — попросила она. Анджел стал было описывать океан, но она прервала его: — Нет, про другое. Плевать мне на океан. Расскажи про то, как мы будем жить в большом доме. Ты, я, малышка, твой отец, миста и миссус Уортингтоны. Мне очень понравилось, — улыбнулась Роз Роз.
И Анджел начал рассказ. Он не сомневался, это возможно. Отец, Уолли и Кенди не будут возражать.
— Вы все ненормальные, — сказала Роз Роз. — Но все равно продолжай.
Дом очень большой, уверял Анджел.
— И против малышки никто возражать не будет? — спросила она и зажмурилась. С закрытыми глазами яснее виделось то, о чем рассказывал Анджел.
Вот так и родился в Анджеле писатель, сознавал он это сейчас или нет. Впервые сумел он словами изобразить фантазию так, что ее самоценность стала важнее, чем жизнь; он учился живописать картины, невозможные, не претендующие на реальность, но в которые так верится в обманчиво теплый день бабьего лета, потому что они скроены лучше и достовернее, чем сама жизнь. Звучат, во всяком случае, правдоподобно. Анджел говорил почти весь день, речь его лилась и лилась; и когда сгустились сумерки, он уже был законченный сочинитель новелл. В его рассказе Роз Роз и все окружающие вели себя потрясающе. Никто ни в чем не перечил друг другу. Все шло как по маслу, как любят говорить в Мэне.
Слушая, Роз Роз разок-другой всплакнула; и тогда Анджел целовал ее. Иногда она просила повторить какой-то кусок, если он представлялся совсем уж невероятным.
— Подожди, — говорила она Анджелу, — повтори еще раз, я, наверно, чего-то не поняла.
На закате их стала донимать мошкара, и Анджелу вдруг подумалось, что однажды вечером Роз Роз вот так же попросит Уолли рассказать ей про комаров с рисовых плантаций Бирмы.
«Наших комаров, — скажет ей Уолли, — и сравнить нельзя с японским москитом Б», — но этот завиток мысли Анджел не включил в повествование.
Роз Роз стала подниматься с земли, но сильная боль внизу живота, не то спазм, не то следствие ушиба о велосипедную раму, скрутила ее, и она упала на колени, как будто ее толкнули.
— Ты сильно ударилась о раму? — спросил ее Анджел.
— Я сама ударилась, нарочно.
— Что?
— Хотела посильнее удариться, но не получилось.
— Зачем?
— Чтобы выкинуть.
— Ты беременна?
— Да, опять, — сказала она. — Еще и еще раз. Кто-то хочет, чтобы я все время рожала.
— Кто? — спросил Анджел.
— Не важно кто.
— Он здесь, в «Океанских далях?»
— Да, здесь. Но это не важно.
