— Не важно кто.
— Он здесь, в «Океанских далях?»
— Да, здесь. Но это не важно.
— Отец ребенка здесь?
— Этого — здесь. — Она похлопала себя по плоскому животу.
— Но кто он?
— Не важно кто. Расскажи мне опять эту историю. Только пусть в ней будет два ребенка. Я и ты, и все другие, и еще два ребенка. Вот будет здорово.
У Анджела был такой вид, словно Роз Роз с размаху ударила его по щеке. Она обнимала его, целовала. Потом сказала изменившимся голосом:
— Теперь ты видишь? — Роз Роз крепко обняла его. — Нам не будет на пляже весело.
— Ты хочешь этого ребенка? — спросил он.
— Я хочу того, который есть, — сказала она. — А этого не хочу. — И она изо всей силы ударила себя по животу, согнулась вдвое и, выпустив газы, упала на бок в траву.
Приняла позу эмбриона, не мог не отметить про себя Анджел.
— Ты хочешь меня любить или помочь? — спросила она.
— И то и другое, — ответил несчастным голосом Анджел.
— Так не бывает, — сказала она. — Если ты такой умный, лучше помоги мне. Это легче.
— Ты можешь остаться у нас, со мной, — опять затянул свое Анджел.
— Все, больше об этом не надо, — сердито сказала Роз Роз. — И забудь про имя для моей дочки. Мне нужна помощь, — повторила она.
— Какая? — спросил Анджел. — Я сделаю все.
— Мне нужен аборт, — сказала Роз Роз. — Мой дом далеко. Я никого здесь не знаю. И у меня нет денег.
Денег, которые он копит на свою первую машину, наверное, на аборт хватит, думал Анджел. Но беда в том, что эти почти пятьсот долларов лежат в сберегательном банке и без разрешения опекунов — отца и Кенди — никто ему этих денег не даст. Анджел спросил Эрба Фаулера, не знает ли он, кто в их городе делает аборт. Ответ был, как и следовало ожидать, весьма туманный.
— Есть тут один старый пердун по имени Гуд, — сказал Эрб. — Ушедший на пенсию врач из Кейп-Кеннета. Делает дело у себя в летнем домике на Питьевом озере. Тебе повезло, сейчас еще, можно сказать, лето. Я слыхал, он делает там аборты даже среди зимы.
— А вы не знаете, сколько надо платить?
— Дорого, — ответил Эрб. — Но ребенок — удовольствие более дорогое.
— Спасибо, — сказал Анджел.
— С чем тебя и поздравляю. Вот не ожидал, что твой петушок уже в петуха вырос, — рассмеялся Эрб.
— Давно уже вырос, — гордо ответил Анджел.
Дома он заглянул в телефонный справочник, но среди многочисленных Гудов д-ра Гуда в этой части штата Мэн не было, а имени Гуда Эрб не знал. Нет, этого Гуда ему не найти. Не звонить же по всем номерам с идиотским вопросом, не вы ли тот Гуд, что делает аборты. К тому же без ведома отца и Кенди денег он не получит. И Анджел, не откладывая, поведал им свою заботу.
«Господи, какой же хороший человек Анджел, — скажет потом Уолли. — Никаких у него секретов. Придет и выложит всю правду, какой бы горькой она ни была».
— Она не сказала, кто отец? — спросил Гомер Анджела.
— Нет, не сказала.
— Скорее всего, Персик, — решила Кенди.
— Какое имеет значение, кто отец. Она хочет сделать аборт, куда ей второй ребенок, — сказал Гомер. — Мы должны ей помочь.
Уолли и Кенди промолчали. Гомер для них в этом деле авторитет.
— Вопрос в том, кому из Гудов звонить. Ведь в телефонной книге не сказано, кто из них врач, — сказал Анджел.
— Я знаю, кто это. Но он не врач, — сказал Гомер.
— Эрб сказал, что он врач на пенсии, — пояснил Анджел.
— Да, на пенсии, но не врач, а учитель биологии, — возразил Гомер. И вспомнил, как мистер Гуд перепутал однажды строение маток кролика и овцы. Интересно, знает ли старина Гуд, сколько маток у женщины. А если знает, что одна, не наделает ли беды?
— Учитель биологии? — переспросил Анджел.
— К тому же не очень знающий, — кивнул Гомер.
— От Эрба Фаулера, как всегда, никакого толку, — сказал Уолли.
Гомер содрогнулся, вспомнив степень невежества своего бывшего учителя.
— Мистера Гуда нельзя близко к ней подпускать, — сказал он и повернулся к Анджелу: — Ты отвезешь ее в Сент-Облако.
— Но она не хочет рожать этого ребенка, — возразил Анджел.
— Послушай, Анджел, — сказал Гомер, — в Сент-Облаке не только рожают детей. Там ей сделают аборт.
Уолли стал ездить в кресле туда-обратно.
— Мне там делали аборт, Анджел, — сказала Кенди. — Много лет назад.
— Тебе, аборт? — изумился Анджел.
— В те дни, — сказал Уолли, — мы с Кенди были уверены, что сможем родить сколько угодно детей.
— Это было еще до войны, когда Уолли был здоров, — объяснила Кенди.
— Доктор Кедр делал аборт? — спросил Анджел Гомера.
— Точно, — ответил Гомер, а в голове мелькнуло: надо немедленно отправить туда Роз Роз. Поедет поездом в сопровождении Анджела. И надо спешить. С этими разоблачениями д-р Кедр не сегодня-завтра прекратит «работу Господню».
— Пойду позвоню им, — сказал он. — Посадим вас на ближайший поезд.
— Я могу отвезти их туда на кадиллаке, — предложил Уолли.
— Слишком длинная дорога для тебя, — покачал головой Гомер.
— Малышка Роз побудет со мной, — сказала Кенди. Было решено, что в дом сидра за Роз Роз и малышкой пойдет Кенди. С Анджелом Роз может их не отпустить.
— Мне он возражать не посмеет, — сказала Кенди. — Я ему скажу, что нашла для девочки много вещичек и мы хотим их померить.
— Это ночью-то? — сказал Уолли. — Мистер Роз не дурак, он твоей сказочке не поверит.
— А мне все равно, поверит или нет, — отрезала Кенди. — Я вызволю оттуда девочку и ребенка.
— Есть необходимость в такой спешке? — спросил Уолли.
— Думаю, что есть, — ответил Гомер. Он не посвятил Кенди и Уолли в грандиозную затею д-ра Кедра, не рассказал о решении отойти от дел, о разоблачительных письмах. Сирота знает, как важно не болтать лишнего. И раскрывает душу постепенно, взвешивая каждое слово.
К телефону подошла сестра Каролина; скорбящие, убитые горем старые соратницы д-ра Кедра попросили отвечать на звонки сестру Каролину: голос у нее громче, тверже, чем у них. Сами они погрузились в необъятную «Краткую летопись», силясь глубже проникнуть в замысел д-ра Кедра. И каждый раз, слыша телефонный звонок, нервно вздрагивали, вдруг это попечители.
— Каролина? — сказал Гомер. — Это я. Позови, пожалуйста, старика.
Сестра Анджела, сестра Эдна, миссис Гроган — эта троица всегда будет любить Гомера, какие бы ноты протеста он ни слал. Но сестра Каролина не нянчила и не растила его и потому не чувствовала к Гомеру их неиссякаемой нежности. Сестра Каролина считала его предателем. И его просьба позвать «старика» была встречена ею в штыки. Ни сестры, ни миссис Гроган никак не могли собраться с духом и сообщить Гомеру о смерти д-ра Кедра, а сестра Каролина просто слышать о нем не могла.
— Что тебе надо? — спросила она холодно, — Может, у тебя переменились взгляды?
— Знакомая сына, — начал Гомер, — одна из сезонных работниц, беременна, у нее уже есть ребенок. И опять безотцовщина.
— Теперь будет два ребенка.
— Черт возьми, Каролина! — крикнул Гомер. — Я хочу поговорить со стариком.
— И я бы хотела, — крикнула Каролина и уже тише прибавила: — Кедр умер, Гомер.
— Черт возьми, — пробормотал Гомер, и сердце у него чуть не разорвалось в грудной клетке.
— Виноват эфир, — сказала Каролина. — Так что в Сент-Облаке больше не делают «работы Господней». Если кому-то из твоих знакомых она потребовалась, придется тебе делать ее самому. — И сестра Каролина бросила трубку.
Буквально бросила. Так что у него загудело в ушах. Ему казалось, он слышит, как бьются друг о друга бревна в горной реке, смывшей несчастных Винклей. Глаза защипало сильнее, чем в котельной Дрейперов в заснеженном Уотервилле. А горло и легкие скрутила боль, как той ночью, когда он звал Фаззи Бука, надеясь, что заречные леса Мэна откликнутся эхом; кричал, кричал и не мог докричаться.
Лужок нашел счастье, торгуя мебелью; ну и слава Богу, думал Гомер, хотя вряд ли кто из сирот был бы счастлив на его месте. Иногда и он бывал счастлив, работая в садах. Но Кедр сказал бы: дело не в личном счастье; главное — приносить пользу.
Гомер закрыл глаза и увидел женщин, сходящих с поезда с потерянным видом. Вот они едут в тускло освещенном вагоне на полозьях; в оттепель полозья чиркают по камням, высекая искры, и женщины в испуге мигают. На смену вагону пришел автобус — какими отверженными казались они в этой герметически закупоренной коробке. Сквозь запотевшие окна их лица маячили смутными, белыми пятнами, таким же смутным был для них мир после первого вдоха паров эфира.
Но автобус продержался недолго: он лег непосильным бременем на тощие финансы заштатного городка. И теперь они пешком бредут вверх по склону холма. Их легион, а в памяти его отпечаталось десятка два, не больше. Они переступают порог больницы, у всех одна боль, одна рана…
Сестра Каролина не пропадет, но куда деться сестре Эдне и сестре Анджеле? Где найдет пристанище миссис Гроган? Ему вспомнились устремленные на него полные презрения глаза Мелони. Если бы она попала в беду, ей бы он помог. И Гомер вдруг поймал себя на том, что начинает — самую малость — склоняться к «работе Господней». Уилбур Кедр сказал бы ему сейчас: нельзя самую малость играть роль Господа Бога. Если чуть-чуть склонился, значит, увяз по уши.
