Увы, ему не привелось увидеть ни собравшуюся вокруг его тела толпу, ни горластых заголовков газет (умерев, он все-таки стал частью «новостного», «параллельного» мира), ни выставки Фабрицио, которую спонсировала Валентина Вторая и которая произвела в арт-мире фурор.
В квартирке, которую он снимал, сбежав из тесноты большого материнского дома, было пустынно. На столе лежал испещренный закорючками лист белой бумаги. Статья Бернарда, выдранная из журнала о странах Европы, будто отпечаток узорчатой подошвы ботинка, вышвырнутое на бумажный асфальт плоское тело, расплющенный экспонат под стеклом.
Бернард высох, Бернард превратился в испещренный тонкими серыми разводами и закорючками белый листок.
15 июня 2003 — 15 марта 2004
I
Quito. Первая буква в этом слове — округлая, будто Вселенная. Под ней — маленький хвостик. Как будто Вселенной нужна подпора, подставка. Как будто в ней не все совершенно. Как будто всегда нужен хвостик, чтобы распутать клубок.
Но вот завязка истории: ночь, отель под названием Hostal La Rabida, город — Кито, страна — Эквадор.
Вблизи экватора порой происходят странные вещи, возведенные в энную степень отражением отельного юркого кролика с черной шерсткой во всех стеклянных дверях, наличием магии на полках с Маркесом и Касаресом, присутствием оправленных в плексиглас предупреждений в каждом номере «Рабиды»: «если выходите вечером, позовите на помощь — рядом с гостиницей могут убить».
Таким образом, снаружи: пьяная чернь в желтых мастерках, проигранный матч с мексиканцами, опасная чернота, спускающаяся на город будто гигантская летучая мышь.
Внутри: горизонтально лежащее на кровати тридцатипятилетнее тело в эластичных зеленых трусах и ковбойской рубашке, на шее серебряная цепочка с кулоном в виде растопырившего иголки морского ежа.
В голове, с рождения приложенной и прилаженной к телу, — еще одна голова.
На первой голове, вмятой в белоснежные Альпы подушки, — рыжие, мягкие, противящиеся любой приличной прическе вихры с прячущимися в них коралловыми нитями свалившейся как снег на голову преждевременной седины. Работают слезные железы. Молодые свежие щеки блестят.
Вторая голова невидна. Она присутствует лишь для распростертого на кровати женского тела. Она поселилась в другой голове как частота, как периодически издающий порцию сигналов приемник, как вшитый под кожные покровы датчик, как непрерывно находящийся рядом с тобой парадоксальный советчик, как капельница, напитывающая кровь нужными элементами, как разливающаяся по жилам непреходящая страсть. Эта голова говорит, увещевает и убеждает. Вряд ли можно сказать, что она дает беспрекословные указанья или высылает приказы; скорее, она намечает наиболее эффективные и эффектные пути действия; не менторствовать, а помогать.
После этого сконцентрированного, по-своему счастливого часа в съемной эквадорской постели женское тело выполнит все поручения, превратится из двуногой человеческой особи в океанского спрута с щупальцами, достигающими все шесть континентов, разошлет никем не ожидаемые сногсшибательные сообщения, заплатит звонкой монетой за несколько испрошенных невидимой головой фотографий, насытится питательным планктоном создаваемого медийного поля, нарастит философский жирок на подбрюшье, начертит для себя заслуженную таким способом искательную, искрометную, из ряда вон выходящую жизнь.
II
Но вот продолженье истории: каморка на берегу одного из заливов Мирного океана, крутящееся вокруг своей оси черное кресло, солнце в окне. Слышно, как снаружи увесисто падают кегли и металлическим голосом объявляются результаты… только-только возвратившись с экватора, растеребив душевные раны, распаковав чемоданы… прибрежный город не назван, страна — США.
В клетчатой ковбойской рубашке на кнопках и эластичных зеленых трусах, покрытое эквадорским кирпичным загаром женское тело сидит перед ноутбуком с багряной пластмассовой крышкой, вдавливает в недра прямоугольные пупырышки букв, выуживает из богооставленных электронных глубин не стертые в горьком порыве старые письма.
Каким-то чудом они просидели на сетевом сервере без малого восемь лет, забытые и заглушенные, и теперь в срочном порядке растят прочный клюв и страшные когти.
С застывшего в немом белом крике экрана тридцатипятилетнее женское тело переносит на лежащий перед клавиатурой случайный конверт пять разновеликих имен:
Donald Baechler
Julio Galan
Bernard Venet
Richard Serra
Neil Jenney
Над ними пометка смелой титановой авторучкой, смолою чернил: «лично знаком».
Почти восемь лет назад данный список был отправлен головой в голове по электронке женскому телу, чтобы испросить у этих знаемых лично знаменитых творцов полотна для замышлявшейся, но так и не осуществившейся питерской выставки.
Восемь лет спустя, у экватора, без экстаза и лишних эффектов, но с долей эмпатии, голова в голове дала понять готовому на все женскому телу, что любая задумка прорастает сквозь асфальт асфодельим цветком, что в поисках искусства и истины надобно перевертывать не только камни, но и залежи электронов, драгоценные металлы, бумаги в архивах, людей, и что пущенная тысячелетья назад стрела до сих пор летит в цель.
Почти восемь лет назад голова в голове была для язвительного, но уязвимого, только-только начавшего выталкивать свой талант на поверхность и посему относившегося к кураторам и культуртрегерам с подозрением, женского тела не просто собранием указаний и мыслей, но и телом, причем телом желанным, жарким, мужским.
Мужское тело прозывалось В. Б., смолило сигары, размышляло над ходом конем, интересовалось сексом в Сети, продавало картины, принципиально не пользовалось презервативами, не помышляло о смерти, регулярно пролистывало журнал «Искусство в Америке», не отдавало долгов и имело над женским телом огромную, ни с кем не разделенную власть.
III
Место действия: захолустная улица с нищими индио в островерхих шляпах и пончо, сидящими перед разложенными на ящиках яблоками, мухи на фруктах, музей Центрального Банка, город Кито, страна — Эквадор.
Конкретно: быстро пройдя мимо охранников с пистолетами, мимо античных мумий с густыми, хорошо сохранившимися волосами, мимо хитроумных горшков из глины, золотых пластинок для носа и удлиненных для повышения статуса черепов… следуя схематичному указателю: «Современное искусство, Третий этаж».
Женское тело с посверкивающим на незащищенной нежной шее серебристым морским ежом прохаживается, заложив руки за спину, по темным комнатам: каждый раз, когда оно поднимает руки вверх, чтобы сделать несколько резких движений, в ближайших к нему выставочных помещениях загорается свет.
Женское тело прохаживается мимо мазни невыразительных неизвестных местных художников и ему кажется, что оно смотрит на все оценивающим, цепким взглядом головы в голове, когда-то выставлявшей в гигантской галерее по адресу «Бродвэй 555» работы мировых величин. Голова в голове говорит: «беспомощно, неинтересно, как жаль».
Но женское тело пытается отыскать то, что было бы интересно когда-то живому мужскому телу, и не прекращает кружений по третьему этажу: компактные затемненные комнаты, взмах руки, свет. Тьма исчезает. Под ней спрятаны слабая графика, импотентное масло, вялое неспортивное дерево, обвисший, плохо натянутый холст.
Женское тело хочет потрафить голове в голове, ведь оно знает, что голова в голове поощряла и приобретала искусство латиноамериканцев, наряду с искусством обыкновенных белых американцев, а также афро-американцев и покровительствуемых ими африканцев, живущих в Париже и запечатлевающих на полотнах подогревающие их кровь маски шаманов и слоновую кость.
Когда-то живое мужское тело выпустило два арт-каталога аргентинца Мигеля Ангела Риоса, дающего своим произведениям названия типа «Портрет неба», «От меня остались лишь золотые коронки», «Свет других миров-2».
Когда-то живое мужское тело выставляло в своей галерее работы рожденной на Кубе художницы Мендиеты. Ее видео и инсталляции были посвящены насилию над женским телом — не над конкретным женским телом, вдыхающим воздух города Кито и передразнивающим морских котиков на острове Сан-Кристобаль, а над женским телом вообще. Тут, несомненно, скрывалась ирония, ибо живое, еще дышащее и думающее тело самой Мендиеты было выброшено с тридцать четвертого этажа ее недавним мужем Карлом Андре. Впрочем, в суде минималистский скульптор Андре мелочно заявил, что это было самоубийство, и его оправдали.
Так вот, женское тело, периодически вскидывая руки вверх и взывая к свету, бродило по третьему этажу музея Центрального Банка в городе Кито и пыталось сделать приятное затаившемуся мужскому телу; наконец, его внимание привлекла одна из работ.
