Ознакомительная версия.
– …
– Да и потом, эти два – просто разные проявления одного и того же. Можно так сказать: Геката – это темная и странная сторона, а Селена – светлая и чудесная. Но я здесь, признаться, не очень сведущ – так, слышал кое-что в Афинах… Бывал, бывал. Еще при Домициане. Прятался там. Иначе б мы с вами, отец сенатор, в этих носилках сейчас не ехали… Как обычно, оскорбление величия. Будто бы у хозяина во дворе статуя принцепса стоит, а рядом двух рабов похоронили. А у него и статуи такой никогда не было. Даже и при Нерве вернуться опасались. А при нынешнем принцепсе боятся нечего. Он к нам легатом самого Плиния Секунда прислал – вот какое время настало, слава Изиде и Серапису! Недаром… Да нет, что вы, отец сенатор, клянусь Геркулесом! Это у меня с Афин, там сейчас египтянин на египтянине… Какие у вас дощечки интересные, воска почти не видно. А львиные морды – из электрона? Скажите, коринфская бронза… Первый раз вижу… Да вы же меня знаете – Секстий Руфин. Нет, из вольноотпущенников. Все-таки чем носилки хороши – если рабы, конечно, умелые: едешь и пишешь. И светильник горит, как в комнате, а мимо пинии проплывают… Вы, отец сенатор, прямо в душе читаете. Постоянно про себя слагаю. Конечно, не Марциал – так, туплю себе силосы… «Песни я пою мелкими стишками. Как когда-то Катулл их пел, а также – Кальв и древние. Мне-то что за дело! Я стишки предпочел, оставив форум…» Ну, преувеличиваю, конечно, отец сенатор, так на то они и стихи. Я, собственно, свидетелем по делу о христианах из-за литературы и пошел. Чтоб на легата нашего посмотреть. Великий человек… Ну, не совсем свидетелем. Да нет, все как есть написал – он и правда, из Галилеи, Максим этот. У него по ночам собираются, какой-то дым вдыхают. А потом он на крышу вылазит в одних калигах и петухом кричит – я как увидел, так сразу понял, что они христиане… Про летучих мышей приврал, конечно. Чего там. Да все равно им одна дорога – в гладиаторскую школу. А легат наш мне очень понравился. Да… К столу пригласил, стихи мои послушал. Хвалил очень. А потом говорит: приходи, говорит, Секстий, на ужин. Когда полнолуние будет. Я, говорит, пришлю… И точно, прислал. Я все свитки со стихами собрал – а ну, думаю, в Рим отправит. Лучший плащ надел… Да нельзя мне тогу, у меня же римского гражданства нет. Поехали мы, значит, только почему-то за город. Долго ехали, я аж заснул в повозке. Просыпаюсь, гляжу – не то вилла какая-то, не то храм, и факельщики. Ну, значит, прошли мы внутрь – через дом и во двор. А там уже стол накрыт, прямо под небом, и Луна все это освещает. Удивительно большая была. Мне рабы и говорят – сейчас господин легат выйдет, а вы ложитесь пока к столу, вина выпейте. Вон ваше место, под мраморным ягненком. Я лег, выпил – а остальные вокруг лежат и на меня смотрят… И молчат. Чего, думаю, легат им о моих стихах порассказал… Даже не по себе стало. Но потом за ширмой на двух арфах заиграли, и мне вдруг так весело стало – удивительно. Я уж и не понял, как с места вскочил и танцевать начал… А потом вокруг треножники появились с огнем и еще люди какие-то в желтых хитонах. Они, по-моему, не в себе были – посидят-посидят, а потом вдруг руки к Луне протянут и что-то петь начнут по-гречески… Нет, не разобрал – я танцевал, мне весело было. А потом господин легат появился – на нем почему-то фригийский колпак был с серебряным диском, а в руке – свирель. И глаза блестят. Еще вина мне налил. Хорошие, говорит, стихи пишешь, Секстий. И про Луну заговорил – вот прямо как вы, отец сенатор… Постойте, так ведь и вы там были – точно. Хе-хе, а я-то все думаю – чего это мы с вами в носилках едем? Да-а… Так сейчас-то на вас тога, а тогда хитон был и колпак фригийский, как на легате. Ну да, у вас еще в руке копье было красное, с конским хвостом. Все мне к вам неудобно было спиной повернуться, только мне легат говорит – погляди, говорит, Секстий, на Гекату, а я тебе на свирели сыграю. И заиграл – тихо так. Ну, я глаза поднял, гляжу, гляжу, а потом вы меня про эту самую Гекату и Селену спрашивать стали. И когда ж я к вам в носилки сесть успел? Все в порядке? Ну слава И… Геркулесу. Аполлону и Геркулесу… Ну и хорошо, верните, я их и принес, чтобы легат прочел. А вы, отец сенатор, тоже литературой занимаетесь? То-то я смотрю – вы все пишете, пишете. А-а. На память. Тоже стихи понравились. Этот час для тебя – гуляет Лией, и царит в волосах душистых роза. Конечно. Давайте даже гемму приложу. Ничего, тут резьба неглубокая, много воска не надо. Пропечатается. Подъезжаем? Вот спасибо, отец сенатор, а то прическа растрепалась. И сколько такое зеркало в метрополии стоит? Скажите, у нас в Вифинии за такие деньги домик можно купить. Тоже коринфская бронза? Серебро? И надпись какая-то…
– …
– Ничего, прочту. Так… «Лейтенанту Вульфу за Восточную Пруссию. Генерал Людендорф». Ой, извините, бригаденфюрер, он сам раскрылся. Удивительный портсигар, блестит как зеркало. А вы, значит, в пятнадцатом уже лейтенантом были? И тоже летчиком? Ну что вы, бригаденфюрер, даже неловко. Из-за этих трех крестов даже на задание не слетаешь. Яков с МиГами, говорят, много, а Фогель фон Рихтгофен у нас один. Если б не спецмиссия, я б заплесневел, наверно, в пустой казарме… Да, имя пишется как «птица». Мать сначала расстроилась, когда узнала, как меня отец назвать хочет. Зато Бальдур фон Ширах – он с отцом дружил – целое стихотворение мне посвятил. В школах сейчас проходят… Осторожнее, это вон из того окна стреляют… Да нет, стена толстая… Представляю, чего бы он написал, если б узнал про спецмиссию. Это прямо какая-то поэма была. Я-то поверил, что на Западный фронт переводят, только в Берлине все и узнал. Сперва, конечно, расстроился. Что им, думаю, в «Анэнербе», делать нечего – боевых летчиков с фронта отзывают… Но когда этот самолет увидел – дева Мария! Сразу… Да что вы, бригаденфюрер, просто жил в детстве в Италии. Да. Сколько летаю, а такой красоты не видел. Потом только разобрался, что это, собственно, Ме-109, только с другим мотором и с длинными крыльями… Черт, ленту перекосило… Да ладно, сам… В общем, только в ангар вошел, и сразу дух захватило. Белый, легкий такой и словно светится в темноте. Но что удивило – это подготовка. Я думал, матчасть учить буду, а вместо этого к вам в «Анэнербе» возили, череп мерили, и все под Вагнера. А спросишь о чем – молчат. В общем, когда меня той ночью разбудили, я решил, что опять череп мерить будут. Нет, смотрю – под окнами два «Мерседеса» стоят, урчат моторами… Отлично, бригаденфюрер! Прямо под башню. Где это вы так наловчились из этой штуки… Ну сели, значит, поехали. Потом… Да, оцепление стояло, эсэсовцы с факелами. Проехали, потом лес кончился, здание какое-то с колоннами и аэродром. Ни души кругом, только ветерок такой легкий и Луна в небе. Я-то думал, что все аэродромы под Берлином знаю, а этого никогда не видел. И самолет мой стоит, прямо на полосе, и что-то такое под фюзеляжем у него, тоже белое, вроде бомбы. Но мне рядом даже остановиться не дали, а сразу повели в это здание… Нет, не помню. Помню только, Вагнер играл. Велели раздеться, вымыли, как ребенка… Нет, гранаты потом… Масло в кожу втирали – знаете, чем-то древним пахнет, приятный запах такой. И дали летную форму, всю белую. И все мои награды на груди. Да, думаю, Фогель, вот оно… Ведь всю жизнь о чем-то таком и мечтал. Потом эти, из «Анэнербе», говорят: ступайте, капитан, к самолету. Там вам все скажут. Руку пожали, все по очереди. Ну, я и пошел. А сапоги тоже белые, в пыль боишься наступить… Сейчас… Подхожу к самолету, а там… Так это ведь вы и были, бригаденфюрер, только не в каске этой, а в таком черном колпаке… И, значит, стали вы мне все это объяснять – взлететь на одиннадцать тысяч, курс на Луну и красную кнопку нажать на левой панели… А, черт. Чуть-чуть не достал… Ну и планшет этот белый мне дали, а потом – кофе с коньяком из термоса. Я говорю – не надо, не пью перед вылетом, а вы мне так строго: да ты хоть знаешь, Фогель, от кого этот кофе? Тут я оборачиваюсь и вижу – никогда бы не поверил… Да. Как в кинохронике, и китель тот самый, двубортный. Только колпак на голове и бинокль на груди. И усы чуть пошире, чем на портретах. Или из-за лунного света так показалось. Рукой так помахал, прямо как на стадионе… В общем, выпил я кофе, сел в самолет, надел сразу кислородную маску и взлетел. И так мне сразу легко стало – будто в две груди задышал. Поднялся на одиннадцать тысяч, курс на Луну – она огромная была, в полнеба, и вниз поглядел. А там все зеленоватое такое, река какая-то блеснула… Тут я кнопку и нажал. И чего-то вправо стало заносить, а как сел – даже не помню… Расписаться? И вы мне черкните что-нибудь на память. Спасибо… А много их к Берлину прорвалось? Да это-то понятно… Ерунда, кирпичной крошкой, наверно. Переносица цела… Ага, вижу – ерунда. С этим портсигаром бриться можно, и зеркало не нужно…
– …
– Нет, больше не нужно, я ведь и не просил. Это вы сами поставили, товарищ полковник, когда свечу зажгли… Ну, чего дальше – книги читал, а потом телескоп себе сделал маленький. В основном Луну изучал. Даже на утренник в школе один раз луноходом нарядился… Отлично этот вечер помню… Да нет, у нас всегда утренники вечером были, а тогда еще субботу на понедельник перенесли… Все ребята в актовом зале собрались – у них костюмы простые были, танцевать можно было. А на мне такое надето было – встанешь на карачки, и действительно как луноход. В зале музыка играет, раскраснелись все… А я постоял у дверей и пополз на четвереньках по пустой школе. Коридоры темные, нет никого… Вот так я на карачках к окну подползаю, а за ним в небе – Луна, и даже не желтая, а зеленая какая-то, как у Куинджи на картине – знаете? У меня над койкой висит, из «Работницы». И вот тогда я себе слово и дал на Луну попасть… Ха-ха-ха… Ну если вы, товарищ полковник, все возможное сделаете, тогда точно попаду… Ну что дальше – после школы в Зарайское летное, оттуда сразу сюда… Получили представление? Да я знаю, товарищ полковник, всегда лучше по-человечески. Вот тут? Ничего, что чернила синие? Правильно. Простая душа, короткий протокол… Спасибо. Если можно, с малиновым. А где вы баллончики берете для сифона? Хотя да… Товарищ полковник, а можно вопрос? Скажите, а правда весь лунный грунт к вам отвозят? Да не помню, кто-то из наших… Конечно, ведь только по телевизору видел… Ух ты… И сколько в такую банку входит – грамм триста? А разве можно? Спасибо… Вот спасибо… Дайте еще листок, чтоб понадежней… Спасибо. Помню. Направо по коридору, к лифтам и вниз. Не дойду? Еще действует? Ну проводите тогда… Опять колпак на вас? Почему, нравится. У нас ведь в армии уже колпаки были – буденовки. Красиво, только непривычно – козырька нет, кокарда круглая… Нет, не забыл… Как налево? А зачем факел у вас? А электрик… ну да, допуск. Посветите, ступеньки крутые… Как у нас на посадочном модуле. Товарищ полковник, так здесь же ту…
Ознакомительная версия.
