— Да ты скажи толком, чтобы я уж могла точно отметить.
— Да, да! — отмахнулся Юань Тин-фа.
Дин Чунь-сю удивилась, что сегодня и скоростная плавка не принесла радости ее мужу. Почему он такой недовольный? Она вспомнила, что и вчера за обедом он был хмурый, и, решив, что все это произошло из-за того, что он не выспался, вышла из комнаты. Однако ее продолжала тревожить мысль о том, что она не сумеет купить матери на платье до отъезда двоюродной сестры. Оставалась одна надежда, что настроение мужа после сна изменится к лучшему.
Днем Дин Чунь-сю вышла на улицу и в стенгазете, вывешенной около входа в совет домохозяек, прочла сообщение о новом рекорде Юань Тин-фа. Радостная, она вбежала в комнату и стала трясти за плечо спящего мужа.
— Ты почему же это не сказал о том, что установил новый рекорд? — Она помолчала и с сомнением спросила: — Уж не случилась ли с тобой такая же история, как с Цинь Дэ-гуем? — но, увидев его гневное лицо, не посмела продолжать, а стала накрывать на стол.
Только за ужином она снова завела разговор о покупке платья для матери и добилась на этот раз согласия мужа.
1
Когда Цинь Дэ-гуй пришел на вокзал, уже стемнело. Всюду зажглись фонари. По путям с грохотом проносились длинные составы. Железнодорожная станция была хорошо знакома Цинь Дэ-гую. Сегодня на душе его было особенно хорошо, мягкий свет ламп казался ему нежной улыбкой, а свистки паровозов — мелодичной песней. Радостно возбужденный, с улыбающимся лицом, он приветливо смотрел на пассажиров, и все они казались ему родными, с каждым хотелось поздороваться.
Вчера в это время он сидел на уроке в вечерней школе и, чуть склонив голову набок, записывал в тетрадь химические формулы. Мысли о том, что сегодня он пропускает уроки и что придется немало потрудиться, чтобы наверстать упущенное, ненадолго омрачили его радужное настроение — на его темном от загара лице вновь заиграла улыбка. Он нащупал в правом кармане куртки письмо и хотел было уже его вытащить, но подумал, что в таком людном месте этого делать не следует, и опустил руку. Это было письмо от сестры. Он все время мысленно упрекал ее за то, что она не сообщила имя выбранной для него невесты.
Всю неделю он проработал в вечернюю смену, а завтра был его выходной день. Вот он и решил воспользоваться им, чтобы съездить домой. Цинь Дэ-гуй уже полгода не был дома. В выходные дни он обычно вместе с другими рабочими катался на лодке на пруду в парке, играл в баскетбол на стадионе, ходил в кино. Поездка домой была довольно хлопотным делом: надо было несколько часов трястись ночным поездом, а затем десять ли[3] идти пешком. Из-за этих неудобств он и не ездил домой. Но на этот раз не поехать было просто нельзя. Письмо было написано так тепло, что ему во что бы то ни стало захотелось побывать дома.
Он не мог долго усидеть в зале ожидания и отправился к билетной кассе посмотреть, не начали ли уже продавать билеты. Вернувшись, он увидел в зале ожидания секретаря заводского парткома Лян Цзин-чуня и, подойдя к нему, приветливо поздоровался.
Коренастый, с несколько полноватым лицом и веселыми глазами, Лян Цзин-чунь, несмотря на свои тридцать восемь лет, был полон юношеского задора. Он сразу располагал к себе, и с первых же его слов даже совсем незнакомым людям начинало казаться, что они его давно знают.
Лян Цзин-чунь уже более десяти дней работал на заводе, но только сегодня получил письмо от жены, в котором она сообщала, что уволилась с работы и с тремя детишками выезжает к нему. Он подсчитал время и решил, что они должны приехать сегодня вечером. До прихода поезда оставалось полчаса. Найдя в зале ожидания свободное место, он достал из кармана журнал «Учеба» и углубился в чтение. Надо сказать, что у него в карманах всегда лежала новая книга или свежий журнал, и, когда выдавалась свободная минута, он обязательно читал независимо от того, в какое время и в каком месте он выкраивал эту минуту.
— Зачем ты всегда набиваешь свои карманы книгами? — с удивлением спрашивали у него некоторые знакомые.
— Я настолько занятый человек, — отвечал он шутливо, — что мне некогда пойти в библиотеку, и не остается ничего другого, как носить «библиотеку» в кармане.
Но на этот раз долго почитать ему не удалось. Не успел он прочесть и страницы, как к нему подошел Цинь Дэ-гуй. Секретарь парткома очень обрадовался этому и подвинулся, пригласив Цинь Дэ-гуя сесть рядом, а журнал он снова спрятал в карман.
При взгляде на этого темнолицего, широкоплечего, крепкого молодого парня с большими руками и неизменной веселой улыбкой на лице Лян Цзин-чунь каждый раз испытывал какое-то приятное чувство. Заходя в мартеновский цех, он любил подойти к девятому мартену и полюбоваться работой Цинь Дэ-гуя. Каждое движение молодого сталевара было исполнено особой силы и красоты. А когда он с лопатой в руках бежал впереди своей бригады, чтобы загрузить в печь известь и руду, он напоминал знаменосца. И у рабочих его бригады работа всегда спорилась. Для Цинь Дэ-гуя не существовало таких слов, как «трудно», «сплоховали», «неудача». И Лян Цзин-чунь чувствовал, что каждая встреча с Цинь Дэ-гуем придает ему самому сил и бодрости.
— Ты уезжаешь или встречаешь? — спросил он Цинь Дэ-гуя.
— На прошлой неделе получил из дома письмо, просят приехать, завтра как раз мой выходной день — вот я и решил навестить своих, — ответил Цинь Дэ-гуй и слегка покраснел.
— Ты женат?
— Нет еще.
— Так надо поскорее найти девушку по сердцу, ты что ж это плохо стараешься?
— Да никто не идет за меня, — и оба громко рассмеялись.
Цинь Дэ-гую понравилось, что секретарь парткома человек мягкий и простой в обращении. Он хотел рассказать о полученном письме, о причине, по которой он едет домой, и заодно спросить, удобно ли брать в жены девушку, не состоящую ни в партии, ни в комсомоле. Однако у него не хватило храбрости начать такой разговор.
— Я все время ищу случая поговорить с тобой, но ты ведь очень занят, — начал разговор Лян Цзин-чунь. — Ты обожди здесь, а я пойду куплю сигарет.
Когда он вернулся, на их местах сидели две женщины с детьми, а Цинь Дэ-гуй стоял в сторонке.
Лян Цзин-чунь закурил сигарету и поинтересовался:
— Ты много скоростных плавок выдал?
— Немного. Обычно на плавку затрачивается девять часов, — смущенно ответил Цинь Дэ-гуй. — А иногда и все десять…
Лян Цзин-чунь затянулся, выпустил струйку дыма и задумчиво спросил:
— А можешь ты закрепить свой рекорд?
— Это очень трудно, товарищ секретарь, — покачал головой Цинь Дэ-гуй, — Сегодня я установил рекорд, а завтра потратил на плавку целых десять часов… — И брови его сошлись у переносицы.
— А ты понимаешь, почему так происходит? — взгляд секретаря парткома, казалось, хотел проникнуть в душу сталевара.
— Нет, — со стыдом признался Цинь Дэ-гуй. — Целый день я занят: если не на работе, то на собрании, а ведь еще и учиться надо. Приходится изучать не только технику… Я ведь не очень-то грамотный.
Лян Цзин-чунь снова затянулся и, понизив голос, задушевно сказал:
— А все-таки надо найти эту причину. У нас сейчас такая эпоха, что только успевай думать!
Цинь Дэ-гуй снова покраснел.
— Да я уже думал над этим, но боюсь, что слабая техническая подготовка не позволяет мне докопаться до сути. И я не вижу другого выхода, как изо всех сил приналечь на учебу.
— Приналечь на учебу — это правильное решение, но ты можешь к решению этого вопроса подойти и с другой стороны. Я понимаю, что варить сталь — дело нелегкое. Вот ты сейчас говоришь, что на плавку иногда уходит по десять-одиннадцать часов. Как же так? Разве у вас не восьмичасовые смены?
Цинь Дэ-гуй понял, что Лян Цзин-чунь еще хорошо не знает организации работы на мартенах, и начал охотно объяснять:
— На каждом мартене у нас работает три смены, сталь варится без перерыва и днем и ночью. Люди отдыхают, а мартен — нет. Если я говорю, что у меня на плавку ушло десять часов, то это значит, что два часа здесь работала другая смена.
Лян Цзин-чунь удивленно поднял брови и тихо спросил:
— А в тот раз, когда ты установил рекорд, вся плавка приходилась на твою смену?
— Вся плавка, — торопливо ответил Цинь Дэ-гуй. — От завалки мартена до выпуска стали все делала моя смена.
Лян Цзин-чунь хлопнул сталевара рукой по плечу.
— Вот тут-то, товарищ Цинь Дэ-гуй, и может быть загвоздка. Когда тебе сдают смену, а сталь продолжает вариться, тебе нравится все, что было сделано до твоей смены?
— Иногда я бываю очень недоволен, — почесав затылок, ответил Цинь Дэ-гуй.
— Значит, здесь кроется секрет!
Цинь Дэ-гуй горел от стыда за то, что до сих пор не разобрался в этом деле. Лян Цзин-чунь сделал глубокую затяжку и с ударением повторил:
