Ирония давала Луизе силу. Это было удовольствие, которое возвращало ее в детство, к «людям в дождевиках», к искусству притворства. Теперь она точно знала, как притворяться, будто ей что-то нравится. Она стала в этом деле настоящим экспертом и запросто смогла бы положить на лопатки коллекционера из Женевы, собиравшего фарфоровые статуэтки, изготовленные лилипутами в восемнадцатом веке. И все же Луиза чувствовала себя чужой в компании Бруно; лицемерие было ей не свойственно, и порой она готова была расплакаться от отчаяния рядом с новыми друзьями. Однако ей нравилась громкая музыка, сигареты без фильтра и пиво. И секс. Луиза и Бруно занимались любовью постоянно — в его мастерской, в ее мастерской, в мастерских других художников, в ванных комнатах. В метро, в аптеках. Если у них не было секса три дня подряд, Луиза начинала нервничать и плакать. Бруно влюбился в нее и стал удивительно сентиментален. Луиза чувствовала, что в один прекрасный день она тоже может влюбиться в него.
Пару раз в месяц за это время она встречалась с Сэмом — либо в их старой квартире, либо в ресторане. Они разговаривали и смеялись, но их встречи всякий раз заканчивались тем, что Сэм усаживал плачущую Луизу в такси. Наполненная чувством потери, она смотрела на него через окно, и машина увозила ее. А он стоял и смотрел вслед, пока такси не скрывалось из виду.
Однажды Луиза отправилась с Бруно в магазин подержанных книг на Восемнадцатой улице. Они часто бродили по городу в поисках мест, где можно было подурачиться, и к тому же Луизе нечего было читать.
Они медленно ходили вдоль полок с книгами, делая вид, будто не замечают друг друга, и чувствуя, как их мало-помалу охватывает эротическая аура. Через некоторое время, странствуя по лабиринту стеллажей, они зашли в тупик — в маленькую комнатку, где двухметровой горой лежали книжки с такими названиями, как «Еврейские кулинарные рецепты и их связь с Талмудом» или «Дайна Шор[13]: женщина с голосом». Это было книжное кладбище. Луиза посмотрела на Бруно. Он листал книгу в твердой обложке. Наконец он оторвал взгляд от страниц и подошел к ней. На ней был длинный старый плащ. Бруно обвил руками ее талию и поцеловал в губы. Ее рука скользнула за пояс его джинсов. Положив голову на плечо Бруно, Луиза огляделась по сторонам. Ей стало жаль сваленные в кучу книжки. Глупые названия смотрели на нее, будто грустные глаза собак в приюте. Она зажмурилась и вообразила, что пришла в приют, чтобы забрать бездомную собаку, а Бруно — молодой работник этого заведения и его жутко к ней тянет. Потом она выбрала две книжки — «Как сохранить брак посредством очищения дыхания» издания тысяча девятьсот семьдесят четвертого года и руководство по разведению биглей.
Очередь к кассе была длинной. Луиза стояла одна, а Бруно обшаривал раздел книг по искусству. Когда очередь подошла, она подняла голову и увидела за кассой знакомого. Это был Майлз Коберн! С ним она потеряла девственность в семнадцать лет, когда они учились в художественном училище. Через три недели Майлз бросил ее ради пышногрудой Филлис, занимавшейся реалистической фотографией.
— Луиза? — проговорил Майлз.
Они обменялись парой неловких фраз, и Луиза ушла с Бруно. Но ей стало любопытно, как поживает Майлз, и когда Бруно отправился домой, она вернулась в магазин.
Было около шести вечера, Майлз как раз заканчивал работу. Они пошли в бар. Снова видеть Майлза было странно и волнующе. Луизе казалось, что она говорит с призраком. Их роман случился так давно — еще до Сэма. Выяснилось, что с Филлис, той самой реалисткой, они прожили пять долгих лет, после чего Майлз ушел к одной ипохондричной японке по имени Йоши. Йоши пыталась убедить его, что у нее что-то не в порядке с кишечником, а на самом деле она просто кололась крэком. Обо всем этом Майлз рассказывал Луизе торопливо, не слишком четко произнося слова, — в манере Джеймса Дина[14]. У Майлза был крючковатый нос и светло-русые волосы, а походка такая, будто он слегка выпил. Он сидел в баре под покрытым лаком чучелом рыбы-меч, и перед ним стояла наполовину опустошенная кружка имбирного эля. Он замолчал и, повернув голову к окну, стал смотреть на прохожих.
— Ты рисуешь? — спросила Луиза.
— Когда получается.
Луиза вспомнила его унылые, слабые рисунки обнаженной натуры, но прогнала от себя эту мысль. У нее было странное чувство. Она казалась себе собакой, выкопавшей забытую кость из-под земли. Она ничего не могла с собой поделать; она должна была его соблазнить. Они проговорили весь вечер и всю ночь.
— Просто представить не могу, что я тебя бросил, — сказал Майлз.
Неделю спустя Луиза ушла от Бруно, обуреваемая неофитским пылом. Следующие три недели они с Майлзом всюду ходили вместе или часами болтали по телефону. Они спали в объятиях друг друга. От его кожи пахло ее невинностью. Их близость казалась ей судьбой.
Майлз жил довольно далеко от центра, поэтому они всегда встречались в мастерской Луизы. Ей очень хотелось увидеть его работы, но прошел месяц, а она так и не побывала у него. Наконец они договорились, что она приедет к нему.
Луиза сидела в битком набитом вагоне метро, и ей было тяжело дышать от волнения. Она сама не понимала, почему так нервничает. Только через несколько минут она заметила мужчину, который стоял перед ней, держась за кожаную петлю, и не отрывал от нее глаз. Почувствовав его взгляд, Луиза подняла голову, и на долю секунды мужчина показался ей грубовато-привлекательным. Он был крепко скроен. Тяжелый подбородок, густые каштановые волосы. Черные очки, рваная серая рубашка. На потной шее болтались наушники.
Внезапно он отвел взгляд от Луизы и стал водить рукой между ног. Луиза испугалась. Рядом с ней сидел ортодоксальный еврей лет тридцати с небольшим — бледный, с тонко вырезанными ноздрями. Его пейсы были убраны за уши. Он встретился взглядом с Луизой и прошептал:
— Этот человек очень болен.
— Ага, — кивнула Луиза, пытаясь сохранять спокойствие.
А что ей было делать? Взять этого еврея под руку? Попросить, чтобы проводил до дома ее любовника?
— Я так думаю, — сказал еврей, — вам лучше выйти.
Луиза скованно улыбнулась ему. Он был такой заботливый. Казалось, что он никого не может обидеть, что он добр к своей жене. Наверное, у него было семеро детей. Он жил по правилам. У него были правила! Луизе вдруг страстно захотелось правильной жизни. Поезд остановился. Она встала и бросилась к дверям. Пятнадцать кварталов до дома Майлза она пробежала. Когда Майлз открыл дверь, она бросилась ему на шею. Он гладил ее по голове. Ей хотелось, чтобы они были женаты уже много лет, чтобы во дворе фермерского дома играли их дети. Ей хотелось сидеть перед телевизором с миской спагетти.
Оторвавшись от Майлза, Луиза обвела взглядом его квартиру.
Квартира была маленькая, солнечная. На окне стоял горшок с хлорофитумом. Комнаты были обставлены мягкой, удобной мебелью. На стенах висело несколько картин. Классические композиции: обнаженная женщина на диване, обнаженная женщина на стуле, обнаженная женщина, читающая газету. Луиза узнала манеру Майлза, которая проявилась еще в колледже, — умелое, но скупое использование красок. Искусное пятно охры — кошка. Смешение сине-голубой, ультрамариновой и ализариновой красной в равных пропорциях, ловкий мазок кистью пятого номера — и под диваном появляется густая тень, небольшое оранжево-розовое пятно становится лицом. Картины были профессиональные и скучные. Луиза была готова расплакаться. Майлз предложил ей травяного чая. Она села под хлорофитумом. Майлз встревоженно взял ее за руку.
— С тобой все в порядке? — спросил он.
Луиза бодро улыбнулась. Но она перестала узнавать Майлза. Он вдруг стал таким же предсказуемым и честным, как его картины.
— Я просто… где у тебя ванная?
Майлз показал. Луиза вошла в ванную, закрылась на защелку, села на край ванны и разрыдалась.
У нее не хватало храбрости порвать с Майлзом. Она просто носила свое погибшее чувство, как мертвое тело, пока наконец эта ноша не отяготила ее окончательно. Она слегла и объявила Майлзу, что некоторое время они не смогут видеться, потому что ей надо поправить здоровье. Через пару недель у Луизы завязался оживленный разговор с соседом по лестничной клетке, женатым молодым человеком по имени Эд. Эд писал роман и работал в строительной фирме. Он был среднего возраста и средней комплекции. Густые волосы, короткая стрижка, пенис в форме болотной кочки — правда, в то время Луиза этого еще не знала. Он понравился ей, большей частью, потому, что на его рабочих ботинках всегда белела пыль. Ей не хотелось читать его роман. Три дня спустя Эд позвонил в дверь Луизы в час ночи.
— Кто там? — спросила она хриплым и недовольным спросонья голосом.
