Дживз исчез из столовой и материализовался на ковре в гостиной. Леди Мальверн попыталась превратить его в глыбу льда своим взглядом, но с Дживзом такие номера не проходят. Он взглядонепроницаем.
— Мне кажется, ваша светлость, вы неправильно поняли мистера Вустера, заключив из его слов, что он находился в Нью-Йорке, когда его светлость… увели. Когда мистер Вустер проинформировал вашу светлость о том, что его светлость уехал в Бостон, он руководствовался тем сообщением о местоположении его светлости, которой передал ему я. В то время мистер Вустер гостил у своего друга за городом и ничего не знал о событии, только что упомянутом вашей светлостью.
Леди Мальверн издала горлом звук, похожий на хрюканье. На Дживза это не произвело ни малейшего впечатления.
— Я побоялся, что мистер Вустер огорчится, узнав правду, так как он сильно привязался к его светлости и самозабвенно помогал ему во всём, поэтому я позволил себе вольность сказать мистеру Вустеру, что его светлость уехал в Бостон. Мистеру Вустеру трудно было бы поверить, что его светлость отправился в тюрьму добровольно, руководствуясь самыми возвышенными чувствами, но вашей светлости, которая так хорошо знает своего сына, понять его поступок будет совсем не трудно.
— Что?! — Выпученные глаза леди Мальверн выпучились ещё сильнее. — Вы сказали, лорд Першор отправился в тюрьму добровольно?
— Если разрешите, я объясню, ваша светлость. Мне кажется, прощальные слова вашей светлости произвели неизгладимое впечатление на его светлость. Я часто слышал, как он говорил мистеру Вустеру, что желает во что бы то ни стало выполнить поручение вашей светлости и собрать информацию для книги вашей светлости об Америке. Мистер Вустер подтвердит, что его светлость часто страдал при мысли о том, что он почти ничем не может вам помочь.
— Точно, разрази меня гром! Ещё как страдал! — сказал я.
— Мысль о том, чтобы лично исследовать социальные условия в тюрьме, бросить на них взгляд изнутри, пришла его светлости однажды ночью. Он загорелся этой идеей. Остановить его было невозможно.
Леди Мальверн посмотрела на Дживза, затем на меня, потом опять на Дживза. На лице её отразилось сомнение.
— Естественно, ваша светлость, — сказал Дживз, — куда более разумно предположить, что такой джентльмен, как его светлость, отправился в тюрьму по своей воле, чем считать, что он нарушил закон и был арестован?
Леди Мальверн моргнула. Затем она встала с кресла.
— Мистер Вустер, — сказал она, — примите мои извинения. Я не должна была сомневаться в Уилмоте. Мне ли было не знать его чистую, непорочную душу!
— Точно! — ответил я.
* * *
— Завтрак подан, сэр, — сказал Дживз.
Я сел за стол и, всё ещё плохо соображая, начал разбивать яйцо чайной ложкой.
— Дживз, — произнёс я. — Ты просто спаситель.
— Благодарю вас, сэр.
— Ничто не убедило бы тётю Агату, что это не я втянул этого придурка в разгульную жизнь.
— Мне кажется, вы правы, сэр.
Я продолжал рассеянно ковыряться в яйце. Знаете, я был необычайно тронут тем, как Дживз пришёл мне на подмогу. Меня так и подмывало сделать ему что-нибудь хорошее. Какое-то мгновение я колебался, потом решился. Он это заслужил.
— Дживз!
— Сэр?
— Мой цветастый галстук.
— Да, сэр?
— Сожги его.
— Благодарю вас, сэр.
— И ещё, Дживз.
— Да, сэр?
— Возьми такси и купи мне Чудо Белого Дома, такую же, как у президента Кулиджа.
— Большое спасибо, сэр.
Я почувствовал, что родился заново. Я почувствовал, что облака разошлись и всё вернулось на круги своя. Я почувствовал, что понимаю того парня, который в последней главе романа перестал закатывать жене скандалы и всё ей простил. Я почувствовал, что мне хочется сделать тысячу вещей, чтобы показать Дживзу, как я его ценю.
— Дживз, — сказал я, — этого недостаточно. Говори, что ещё тебе надо?
— Если позволите, пятьдесят долларов, сэр.
— Пятьдесят долларов?
— Это даст мне возможность заплатить долг чести, сэр. Я должен деньги его светлости.
— Ты должен лорду Першору пятьдесят долларов?
— Да, сэр. Я случайно встретил его светлость на улице в ту ночь, когда его арестовали. Его светлость был сильно возбуждён и по ошибке принял меня за одного из своих приятелей. Я позволил себе вольность, сэр, поспорить с его светлостью на пятьдесят долларов, что он не засветит проходящему мимо полисмену в глаз. Его светлость с радостью принял пари и выиграл его.
Я вытащил из кармана бумажник и отсчитал сотню.
— Возьми, Дживз, — сказал я. — Знаешь, ты… нет, тебе нет равных!
— Всегда к вашим услугам, сэр.
Очень часто по утрам, когда я лежу в постели, прихлёбываю чай и наблюдаю за Дживзом, хлопочущим над моими одеяниями, я задумываюсь, как смогу я без него обойтись, если ему, упаси господи, втемяшится в голову меня оставить. По правде говоря, в Нью-Йорке мне не так страшно об этом думать, но в Лондоне волноваться приходится постоянно. Уму непостижимо, как низко пали эти прохвосты, так и норовившие переманить его к себе. Я точно знаю, что Рог Фолджамбл предложил ему вдвое больше, чем я, а Алистер Баингам-Ривз, чей камердинер любил заглаживать складки на брюках сбоку, дошёл до того, что специально заходил ко мне в гости, чтобы посмотреть на Дживза голодным волчьим взглядом. Проклятые пираты!
А дело в том, сами понимаете, что Дживз чертовски компетентный малый. Это заметно в каждом его движении, даже когда он вдевает запонки в рубашку.
Я во всём полагаюсь на Дживза, и он ни разу ещё меня не подвёл. К тому же он частенько напрягал свои мозги, вытягивая из передряг моих друзей, которые постоянно вляпывались то в одну историю, то в другую. Возьмём, к примеру, случай со стариной Бякой и его дядей, старым упрямым ослом.
Произошло это через два-три месяца после того, как я приехал в Америку. Я вернулся домой довольно поздно, и Дживз принёс мне рюмку виски с содовой, которую я всегда пью перед сном.
— Пока вас не было дома, сэр, — сказал он, — к вам заходил мистер Бикерстет.
— Да ну? — произнёс я.
— Дважды, сэр. Он выглядел расстроенным.
— Думаешь, попал в переделку?
— Весьма возможно, сэр.
Я отхлебнул виски. Мне было жаль старину Бяку, но, по правде говоря, я очень обрадовался, что у нас с Дживзом появилась тема для разговора. Видите ли, в то время отношения у нас были несколько натянутыми, потому что мне — уж не знаю, прав я был или нет, — взбрело в голову отрастить усы, а Дживз никак не мог этого пережить. Поймите меня правильно, у меня нет и тени сомнения, что Дживз — дока во всем, что касается одежды, и что к советам его необходимо прислушиваться, но не мог же я, прах его побери, позволить, чтобы он указывал мне, что носить, а что не носить на лице! Малый явно хватил через край. Я часто уступал ему, когда речь шла о пиджаке или галстуке, но как только он посягнул на мою верхнюю губу, я осадил его, как положено, и никаких гвоздей!
— Мистер Бикерстет просил передать, что зайдёт позже, сэр.
— Должно быть, что-то серьезное, Дживз.
— Да, сэр.
Я задумчиво дёрнул себя за ус, увидел, как по телу Дживза пробежала нервная дрожь, и опустил руку, чтобы не обижать беднягу.
— Я прочитал в газете, сэр, что дядя мистера Бикерстета прибывает в Америку на «Кармантике».
— Да?
— Его милость герцог Чизвикский, сэр.
Для меня это было новостью. Я и не подозревал, что дядя Бяки был герцогом. Чудно, как мало приятели знают друг о друге. Я познакомился с Бякой в одной из квартир на площади Вашингтона сразу после того, как приехал в Нью-Йорк. Должно быть, я в то время сильно скучал по дому, потому что, узнав, что Бяка англичанин и к тому же учился со мной в Оксфорде, я сразу почувствовал к нему расположение. Да и вообще он был отличным парнем, и пока мы трепались с ним в углу, где было не слишком много всяких скульпторов и художников, он ещё больше возвысился в моих глазах, необычайно талантливо изобразив бультерьера, от которого кошка драпанула на дерево. Мы здорово подружились, но я ничего о нём не знал, кроме разве того, что он вечно сидел без денег и имел дядю, который время от времени посылал ему какие-то гроши.
— Если герцог Чизвикский его дядя, — спросил я, — почему у него нет титула? Почему он не лорд как-его-там?
— Мистер Бикерстет — сын покойной сестры его милости, сэр, которая вышла замуж за капитана Королевской стражи Ролло Бикерстета.
Дживз знает всё.
— А отец Бяки тоже умер?
— Да, сэр.
— Оставил наследство?
— Нет, сэр.
Я начал понимать, почему у старины Бяки было туго с деньгами. Со стороны может показаться, что, имея дядю герцога, жить можно припеваючи, но Чизвик, владевший половиной Лондона и пятью графствами на севере в придачу, заслужил скандальную славу скряги, каких мало. Насколько и знаю, американцы называют таких людей жмотами. Если родители не оставили Бяке ни цента и он жил только на то, что ему удавалось выуживать из старика герцога, дела его были плохи. Впрочем, это не объясняло, с какой стати я ему вдруг понадобился. Бяка никогда и ни у кого не брал в долг. Он утверждал, что хочет сохранить друзей и потому не щиплет их чисто принципиально.
