— Спасибо, ребята. — Тео удивился их покладистости. Должно быть, в полиции недавно, раз еще не научились смотреть свысока на городского констебля — должность, по мнению большинства регулярных копов, избыточную и архаическую.
Едва все вышли, он повернулся к Джошу:
— Так расскажи мне о том человеке, который здесь был.
— Я уже рассказывал другой полиции.
— Я знаю. Только нужно, чтобы ты рассказал и мне тоже. Что произошло. И ту дичь, про которую ты им не рассказывал.
Джошу не понравилось, что Тео якобы готов поверить всему. Длинный не подлизывался и не сюсюкал, как остальные.
— Не было там никакой дичи. Я им все сказал. — Говоря это, Джош кивал, надеясь, что так смотрится убедительнее. — Он никак меня не гладил по-плохому. Я про такое знаю. Ничего такого не было.
— Я не про такое, Джош. Я про дичь, о которой ты им ничего не сказал, потому что поверить в это невозможно.
Вот теперь Джош точно не знал, что говорить. Подумал было заплакать, на пробу шмыгнул носом — может, так потечет само. Тео протянул руку, взял его за подбородок и приподнял голову, чтобы смотреть прямо в глаза. Зачем взрослые так делают? Теперь, если длинный о чем-нибудь спросит, соврать ему будет по-настоящему трудно.
— Что он тут делал, Джош?
Джош покачал головой — главным образом чтобы избавиться от хватки констебля, этого взрослого детектора лжи.
— Я не знаю. Он просто вошел и схватил меня, а потом ушел.
— Почему он ушел?
— Не знаю, не знаю. Я еще маленький. Потому что он чокнутый или как-то. А может, умственно отсталый. Он так разговаривал.
— Я знаю, — сказал Тео.
— Правда?
И в самом деле — правда? Тео нагнулся поближе:
— Я его видел, Джош. Я с ним говорил. Я знаю, что этот парень — ненормальный.
Джош почувствовал, будто впервые после ухода от Сэма ему удалось набрать в грудь воздуха. Ему не нравилось хранить секреты: прокрасться домой и наврать — этого бы уже хватило, но убийство Санты, а затем странный блондин… Но если про блондина длинный знает…
— Так… так вы видели, как он светится?
— Светится? Ч-черт! — Тео подскочил и крутнулся на месте, точно ему в лоб заехали пейнтболом. — Он еще и светился? Черт!
Долговязый констебль скакал по кухне, словно кузнечик в микроволновке. Не то чтобы Джош знал, как они скачут, потому что сажать кузнечиков в микроволновку жестоко, и сам бы он так делать ни за что не стал, но, понимаете, кто-то ему когда-то о таком рассказывал.
— Значит, он светился? — спросил Тео, будто старался уяснить себе это раз и навсегда.
— Не, я не это хотел сказать. — Надо как-то отруливать с этой темы. У констебля едет крыша. А Джошу на один вечер взрослых со съехавшей крышей хватит. Скоро домой вернется мамочка и обнаружит целую тучу полицейских, и вот тогда крыша поедет так, что не догонишь. — Я хотел сказать, что он по-настоящему сильно злился. Вроде как весь светился от злости.
— Ты не это имел в виду.
— А что?
— Что он светился по-настоящему, правда?
— Ну, не все время. Типа, недолго. А потом просто на меня таращился.
— Почему он ушел, Джош?
— Он сказал, что теперь у него есть все, что нужно.
— И что это такое? Что он взял?
— Не знаю. — Джоша уже начал тревожить этот длинный. Вид такой, точно констебля сейчас вырвет. — Вы уверены, что вам про свет интересно? Я мог ошибиться. Я же ребенок. А из нас, как известно, самые ненадежные свидетели.
— Ты где про это слыхал?
— В «Следователях на месте преступления».
— Да уж, эти ребята все знают.
— Зато у них самая четкая техника.
— Ага, — завистливо протянул Тео.
— Вам такой не дают пользоваться, а?
— He-а. — Теперь в голосе Тео действительно звучала грусть.
— Но парня-то вы застрелили, да? — бодро поинтересовался Джош, пытаясь тем самым поднять дух Тео.
— Я солгал. Извини меня, Джош. Я лучше пойду. Твоя мама скоро вернется. Ты просто ей все расскажи. Она за тобой присмотрит. А пока с тобой посидят шерифы. До встречи, парнишка. — И Тео, выходя из кухни, взъерошил ему волосы.
Но Джош не хотел ей ничего рассказывать. И не хотел, чтобы констебль уходил.
— Тут еще вот что…
Тео обернулся:
— Ладно, Джош, я немного побуду с тобой…
— Сегодня вечером кто-то убил Санта-Клауса, — выпалил Джош.
— Детство так быстро кончается, правда, сынок? — сказал Тео, кладя руку ему на плечо.
Если бы у Джоша был пистолет, он бы немедленно застрелил длинного, но, будучи пацаном невооруженным, он просто решил, что из всех взрослых только этот придурковатый констебль и способен поверить в то, что случилось с Сантой.
Два помощника шерифа вошли в дом вместе с Эмили Баркер, матерью Джоша. Тео дождался, пока она не выжмет из сына дух родительскими объятиями, после чего успокоил ее, что все будет в порядке, и быстро смотал удочки. Спускаясь по ступенькам, он заметил, что на передней шине «вольво» поблескивает что-то желтое. Тео оглянулся, не выглядывает ли наружу кто из полицейских, присел и сунул руку в нишу шасси. Наружу он вытащил клок желтых волос, зацепившийся за угол пластикового молдинга. Тео быстро сунул волосы в карман рубашки и сел в машину. Клок бился у его сердца, как живой.
Малютка Воительница Чужеземья признала, что без медикаментов она бессильна, а жизнь ее стала неуправляемой. Молли поставила галочку в синенькой брошюре «Анонимных наркоманов», которую до сих пор хранил Тео.
— Бессильна, — пробормотала она, припомнив тот раз, когда мутанты приковали ее к скале в логове барсукопотама. Это случилось в «Чужеземной стали: мести Кендры». И если бы не вмешательство Селькирка, главаря Пиратов Песков, ее кишки до сих пор коптились бы на соляных сталагмитах в вонючей норе.
— Обидно, а? — сказал закадровый голос.
— Заткнись, на самом деле этого не было. — Или было? Ей все помнилось будто наяву.
С закадровым голосом у нее проблема. Одна, зато какая. Если бы все сводилось только к эксцентричному поведению, можно было бы забить до первого числа следующего месяца, а потом начать пить медикаменты снова, и Тео ничего не заметит. Но раз появился закадровый голос, дело труба. Молли вновь обратилась к синей книжице «Анонимных наркоманов» — Тео не выпускал ее из рук, когда пытался преодолеть свою страсть к дури. Постоянно твердил, какие шаги предпринимать и как без них в жизни и шагу ступить не может. А ей теперь требовалось хоть какое-то подкрепление, чтобы не так проворно размывалась линия между Молли Мичон, организатором рождественских вечеринок, пекарихой печенюшек и удалившейся отдел киноактрисой, — и Кендрой, истребительницей мутантов, проламывательницей черепов и соблазнительницей воинов.
— «Шаг Два, — читала Молли. — Научись верить, что твое здравомыслие может восстановить некая сила, которая больше нас самих».
На минуту она задумалась и выглянула в окно хижины — не приближаются ли фары Тео. Ей очень хотелось надеяться, что все двенадцать шагов она освоит до его приезда.
— Моей высшей силой будет Ниггот, Бог Червей, — объявила она, схватив с кофейного столика сломанный палаш и грозя им телевизору «Сони», который угрюмо насмехался над ней из угла. — Во имя Ниггота пойду в атаку я, и горе любым мутантам или Пиратам Песков, кто осмелится перейти мне дорогу, ибо жизнь их будет принесена в жертву, а окровавленные яйца украсят тотемный столб в моем жилище.
— И нечестивцы побегут в ужасе пред величием твоих испятнанных грязью и изящных по форме ляжек, — произнес закадровый голос с несгибаемым энтузиазмом.
— Это само собой, — откликнулась Молли. — Ладно, Шаг Три. «Обрати свою жизнь к Господу и да познаешь ты Его».
— Нигготу потребна жертва, — вскричал закадровый голос. — Член человеческий! Отчекрыжь его от своего тела и насади, еще трепыхающийся, на яростный лиловый рог Бога Червей.
Молли затрясла головой, чтобы немного нарушить равновесие закадрового голоса.
— Чувак, — произнесла она.
Молли редко называла кого-либо чуваком. Тео подхватил это словцо, патрулируя площадку для скейтбордистов Хвойной Бухты, и теперь пользовался им для того, чтобы выражать неверие в чью-либо дерзость на словах либо наделе. Правильная интонация при этом подразумевала: Чува-ак, я тебя умоляю, ты, должно быть, пошутил или галлюцинируешь, а может, то и другое сразу, если предлагаешь мне такое. (В последнее время Тео опробовал на практике другое выражение: «Ё, это дрыщ, ё». Однако Молли запретила мужу пользоваться им за пределами дома — поскольку, отметила она, мало что может так оконфузить, как хип-хоповый жаргон из уст сорока-с-чем-то-летнего белого дятла. «Тогда уж альбатроса, ё», — поправил ее Тео.)
Таким образом обчуваченный, закадровый голос убавил рвения:
