И бывшую жену. Потом — рыжую Алису. Выбросил Горохова и Германа Жарова. Выбросил свой супермаркет. Выбросил беднягу, утром положившего на депозит круглую сумму, а вечером окончившего свои дни. Выбросил банк и миллионы. Выбросил все, вплоть до осадка на дне сознания, обрывков, отходов интеллектуальной деятельности.
Желаешь чем-то овладеть — научись это выбрасывать. Хочешь сберечь — умей освобождаться.
Очень медленно Знаев опять выбрался во двор. Босиком спустился с широких ступеней крыльца, подошел к бассейну. Погрузился. Плавать не стал, просто полежал в воде, пуская пузыри. Ближе к полуночи похолодало, но воду подогревал особый автомат.
Когда надоело — поднялся на мраморный бортик. Ноги и плечи гудели. Банкир устал за этот длинный день. Конечно, устал. Он и вчера устал так же. И позавчера.
Не так сложно было научиться правильно работать, как правильно отдыхать. Спать, есть, восстанавливать силы. Нынче любой двадцатилетний яппи способен много и правильно работать. Но не отдыхать. Цыган приучал свою лошадь обходиться без корма — она почти совсем было привыкла, но сдохла.
А наша лошадь не должна сдохнуть. Она должна бежать. Резво и далеко.
Знаев покрутил головой, разминая мышцы шеи. День прожит. Осталось это отпраздновать.
Досуха растерся жестким полотенцем. Нагишом — ступни радовались мелким камешкам — прогулялся по дорожке, огибающей здание. Над спрятанными в траве неяркими, создающими уют фонарями толклась мошкара. Задержался возле дуба, своего любимого, совсем молодого. Дереву этим летом исполнялось четыре года, он был ровесник дома; из-за него, дуба, в свое время, когда делали фундамент, Знаев едва не подрался с рабочими. Бульдозер при развороте все-таки задел одно из деревьев, надломил, оно умерло — однако у самого комля уцелел маленький боковой побег, спустя сезон превратившийся в самостоятельное живое существо, дерзко зеленеющее, достающее банкиру до груди, на третий год оно дало полноценные пятьдесят сантиметров роста; банкир его ежедневно поливал, отваживал химикатами тлю, и теперь деревце, растущее наособицу, у проезда, не затеняемое соседями, вымахало на три метра, обещая со временем стать гордостью усадьбы.
Потрогав плотные листья, Знаев вернулся на крыльцо. Шаркая ногами по паркету, пересек гостиную. Прошел через спальню на веранду, сел в слабо заскрипевшее кресло, вытянул ноги и закрыл глаза. Стал праздновать. Молча, неподвижно. В темноте.
Хороший день. День, когда ни минуты не потрачено зря. Правда, два часа просидел в ресторане с женщиной — но этот ресурс взят взаймы у будущего; впоследствии отработаем.
Приумножены деньги. Получены впечатления. Сделаны важные выводы. Не везде удалось продвинуться, не все намеченное получилось. Так всегда бывает; обычно дневной план выполняется не более чем на шестьдесят, максимум — семьдесят процентов. Мешают привходящие обстоятельства. Мелкие неприятные сюрпризы. Мешает собственная слабость. Главным образом — именно она. Мешает сорокалетнее тело — все чаще оно отказывается подчиняться хозяину. Мешает многое. Тем приятнее сейчас праздновать очередной отрезок времени, удавшийся, несмотря ни на что.
Нет ничего возвышеннее и благороднее, чем праздновать что-либо уединенно, безмолвно, не зажигая света. Не что-то особенное праздновать, а всего лишь то, что очередные отмеренные богом восемнадцать часов потрачены не напрасно.
Их больше не будет, восемнадцати часов. Этого жаркого четверга середины июня больше не будет. Вообще. Никогда. Каждую минуту и секунду проживаешь лишь один-единственный раз. В этом все дело.
Можно многое вернуть. Когда есть ум, энергия и деньги, можно вернуть почти все из того, чего вернуть, по общепринятому мнению, нельзя. Молодость. Здоровье. Любовь. Уважение людей. Даже мертвых можно вернуть с того света, ненадолго. Правда, это сложно и дорого. А вот время — его нельзя вернуть. Совсем.
В траве перед домом шуршал еж. Банкир медленно встал. Нет, хороший день, опять пролетело в пустой голове. Особенный. Лучше других. Безусловно, из-за рыжей девушки Алисы. Приятно сознавать, что в твоей жизни вот-вот появится новый человек.
Вроде бы на пятом десятке положено в известной мере сделаться мизантропом; даже желательно сделаться мизантропом: никому не верить, упражняться в изысканных сарказмах и мрачно прозревать дурное в хорошем; а вот поди ж ты — возникает рядом с тобой новый человек, женщина с золотыми волосами, и ты рад, тебе хорошо, и звезды танцуют над твоей головой.
Вчера в это время банкир уже спал. Сегодня не хотел. Наоборот, появилось желание сотворить какое-либо мелкое озорство. Разжечь, например, камин и выпить алкоголя. А что? Раз в три недели лет можно и выпить. Или взять пистолет и разрядить обойму в черное небо — чтоб тот старик, наверху, не расслаблялся. Или даже вспомнить молодость и впасть в нирвану, минут на сорок…
Он вдруг понял, чего хочет. В спальне, в благожелательно расступившейся тьме, открыл один из стенных шкафов. Нашарил гитару. Когда доставал, ударил декой об створку — загудело, задребезжало, улетело к высокому потолку.
Присел на край кровати. Наспех, небрежно подстроил старый инструмент. Взял несколько аккордов. Еще раз утвердился во мнении, что душа хотела именно этого: победить немоту гармонией.
Сидел, бренчал, пощипывал струны.
Окна спальни выходили на восток, и первое, что он увидел, разлепив веки, — грациозную игру бесформенных теней и пятен всех оттенков желтого. Серо-желтого, апельсиново-желтого, бело-желтого, серебристо-желтого, радужно-желтого. Тусклого желтого, мутного желтого, интенсивного желтого, прозрачного желтого, ослепляющего желтого.
Смешивались, перекрещивались, шевелились нити, ленты, лезвия, дорожки света. Солнце звало. Пора вставать. Пора жить.
Несколько минут он оставался в неподвижности. Состояние духа было обычным: не плохим и не хорошим. Нейтральным.
В пустой, легкой голове, как льдинки в стакане, звякнули — на грани сна и яви — несколько мыслей, по первой оценке — совершенно неуместных, отвлеченных, но банкир их запомнил. Пока человек спит, его подсознание работает. Приносит пользу.
Сел в постели, выпрямил спину. Опустил ступни на прохладное дерево пола. Пролетели несколько благодатно-забавных мгновений самоопределения во времени и пространстве: я проснулся, вот мои острые волосатые колени, у меня есть дом, у меня есть сын, у меня есть деньги, я никому ничего не должен (и даже наоборот).
Много лет подряд — с самой ранней молодости — он начинал день с торжественных, глубоких и жизнеутверждающих мелодий. Слушал «Maby Next Time» Ричи Блэкмора или «Sorrow» Пинк Флойда (впрочем, мог пустить и «Sweet Thing» Джаггера), или увертюру к «Князю Игорю» Бородина, которая будет посильнее всякого Пинк Флойда (очень возможно, что весь Пинк Флойд оттуда и вышел, из Бородина). Но в последнее время музыка — даже самая совершенная — раздражала банкира. Пение птиц — вот единственный звук, уместный в начале летнего дня, в дубовой роще, в сорока пяти километрах от города.
Встал, налил в стакан воды. Неторопливо выпил. Вышел на широкую веранду, сощурился. С неудовольствием отметил слабую боль в ногах, в шее, неприятные ощущения в почках, в паху. Признаки износа. Ничего, мы еще повоюем. И с этим повоюем тоже.
На краю бассейна тщательно проделал дыхательную гимнастику, набирая как можно больше колючего воздуха в грудь и ниже, раздвигая легкие силой мышц живота. Потом прыгнул в воду.
Вчера он досчитал до ста пятидесяти восьми. Сегодняшняя задача была проста: просидеть на дне хотя бы на секунду больше.
Минимум на секунду. Секунды вполне хватит.
Это не игра, не блажь. Это не спорт и не окормление самолюбия. Это жизнь, понимаемая как поступательное движение. Как восхождение. Сегодня — больше, чем вчера. Завтра — больше, чем сегодня. На миг. На полшага. На сантиметр. В любой ситуации. При любых обстоятельствах.
Это война. Победитель получает все.
Когда он дошел до ста тридцати (считал ровно, секунда в секунду, натренировался за многие месяцы), стало совсем трудно. Сегодня пятница, подумал банкир, я устал за неделю, могу не выдержать, все-таки две с половиной минуты без воздуха — немало… Однако и отступать нельзя. Вчера было сто пятьдесят восемь секунд — сегодня тоже должно быть сто пятьдесят восемь. А не сто пятьдесят семь. Во что бы то ни стало, любой ценой должно быть именно сто пятьдесят восемь…
В итоге прибавил целых два мгновения. Когда выбросил тело вверх и захрипел, хватая горлом воздух, далеко разбрызгивая воду, мир вокруг уже изменился. Человек вошел в бассейн неизвестно кем, а спустя сто шестьдесят секунд вынырнул победителем. Владельцем Вселенной.
