— Нет, — Марина разочарована.
— Забудь его, трепача! — Галя довольна собой. — А может он какой маньяк или убийца был?
— Ну ты, скажешь тоже! — Марина обижается.
— Да черт с ним, Маринка, смотри грядки какие! — Галя выпрыгивает из автобуса на зеленое поле, с наслаждением ощупывая свекольную ботву.
— Бабы, — с пренебрежением говорю я. В моей сумке запасены купленные вчера бутылка «Солнцедара», и две пачки сигарет «Стюардесса». — Пошли, ребята.
— Погоди, — Алексей изучает затерявшиеся посреди травы железные обломки, — ты посмотри, что делается. Мотор-то «General Electric», 1948 года выпуска. — Вот это да, как он только сюда попал?
— Да неважно, — ржавый американский мотор меня совершенно не интересует. Хочется распить припрятанную в рюкзаке бутылку, ощутив радость сиюминутного освобождения от гнусной действительности, сесть на берегу этой подмосковной речки и закурить сигарету, забыв на мгновение о том, что ждет нас в городе. Это поле прекрасно, у реки колышатся высокие тополя, и пусть этот день никогда не кончается…
— Ребята, быстрее, свеклу до вечера надо всю убрать! — Лидия Григорьевна тщетно пытается пробудить в школьниках энтузиазм.
Леночка, моя школьная любовь, старательно работает на соседней грядке, выдирая созревшую свеклу из земли. Около огромных лиловых клубней пищат мыши, нашедшие свое прибежище на этом колхозном поле, и Леночка взвизгивает, бросая вырванную ботву обратно на грядку.
— Ну, как не стыдно, они же безобидные, маленькие, — мыши уже удрали, и я поднимаю свекольный клубень, отряхивая с него землю.
— Спасибо, — она смущена и мила.
— Не за что, — я с важным видом склоняюсь над своей грядкой.
— Саня! — Алексей с Мишкой с таинственным видом машут мне издалека.
— Иду! — Леночка забыта, я отбрасываю в сторону грязную корзину и направляюсь к тополиной рощице, раскинувшейся около излучины реки.
— Ну, давай! — Алексей решительно откупоривает бутылку сухого вина.
— Вперед, ребята! — Миша щурится. Через несколько лет он будет арестован за антисоветскую деятельность и навсегда исчезнет с нашего горизонта, но пока он этого не знает.
— Хорошо пошло, — Алексей проглатывает светлое содержимое стакана и морщится. — На шотландский виски не похоже, конечно, но все же…
— Давайте закурим, — Я достаю из кармана пачку «Стюардессы».
— Отличная идея, — мы затягиваемся кислым дымом болгарских сигарет.
— Анекдот знаешь? — Алексей стряхивает пепел. — Хотите «Стюардессу»? — Спасибо, у меня «Опал».
— Алексей! Саша! Миша! Куда же вы запропастились? — Истерический голос классной руководительницы доносится с поля.
— Вот зараза, — Алексей сплевывает на заросший травой речной берег. — Спохватилась все-таки.
— Лидия Георгиевна! — честным голосом кричу я. — Мы здесь, у реки заблудились!
— Саша, — учительница, кажется, рада тому, что мы нашлись. — Скорее сюда, свеклу собирать!
— Ну вот, прощай свобода, — Алексей морщится.
Школьники ползут по грядкам, наполняя свеклой плетеные корзины. Вечером приезжает пьяный шофер «Пазика», с иронией окидывающий взглядом усталых детей.
— Ну чего, все живы остались? — Он доволен своей шуткой. — За десять лет впервые такая школа попалась. Какая школа-то у вас?
— Пятьсот-тридцать-четвертая, — хором отвечают дети.
— Ну хорошо, — смеется он, — запомню. — Молодцы, Москвичи, хорошо поработали. А теперь, домой, к мамкам и папкам, мы славно поработали и славно отдохнем, — сам того не зная, он цитировал Высоцкого.
Усталые, мы едем в Москву, выпрыгивая из раскрытых дверей электрички словно военный десант. Сумерки опускаются на город, и мы бредем к своим домам, мечтая о том, что скоро можно будет принять душ и лечь в постель.
* * *
На этот раз поездка в колхоз была гораздо более длительной. Студенты, готовясь к неделям колхозной жизни, несли объемистые рюкзаки. Автобусы выпускали облачки сизого дыма. В рюкзаке у меня ничего кроме теплых вещей и белья не было, распивать болгарское вино со своими согруппниками мне не хотелось.
— Товарищи студенты! Посадка в автобусы по группам. В темпе, в темпе, — высокий мужик с черным пробором, начальник картошки, почему-то называемый отвратительным словом «комиссар отряда», кричал в мегафон. — Подтянись, времени нет!
Автобусы рыча отъезжали от институтского здания, прокладывая свой путь среди трясущихся грузовиков и городских трамваев. День был осенний, солнечный, мы переехали через Москву-реку и потащились по забитой машинами набережной. В кабине сильно пахло бензином и подгорающим машинным маслом.
Ехали долго, студенты пытались затянуть песни, от которых мне становилось противно. «Катится, катится голубой вагон,» — затягивали неандертальские ротики деревенских девочек, сопровождаемые хриплым южным басом Ильи Неподенко, приехавшего в Москву из маленького украинского городка и каким-то чудом принятого в столичный институт.
Если бы не Леня, я бы наверное тогда умер с тоски. Худощавый, он бросил рюкзак на пол, скептически провожая глазами уплывающие за окном автобуса гранитные набережные и мосты.
— Неумолимая, жуткая сила вдавила нас в текущую историческую эпоху. Все мы попали под колесо истории! — Лекции по историческому материализму произвели странную трансформацию с незрелым юношеским мозгом, и Леня с тех пор выражался напыщенно и непонятно, фонтанируя цитатами из классиков. — Как нам реорганизовать рабкрин? — Он глубокомысленно замолчал. — Если задуматься, то все это просто шаг вперед, два шага назад.
— Ты ничего не понимаешь, — мне стало ужасно смешно, так что слезы потекли из глаз. — Главное, это захватить почту, телеграф, и отразить в себе зеркало русской революции.
— А? Ты чего сказал? — Сам того не ожидая, я вывел Леню из прострации.
— А анекдот знаешь? — Я подвинулся поближе к нему, и, оглянувшись на захваченных песней сокурскников, заговорил вполголоса. — Владимир Ильич читает статьи своих оппонентов, а потом и говорит Крупской: «Наденька, обещай мне, что когда я умру, мой половой член похоронят отдельно от меня.» — «Да что ты, Володенька», — пугается Надежда Константиновна, — «что это ты за страсти такие говоришь, с чего вдруг?» — «Ну как же», — торжествующе отвечает Ленин, — «Мартов прочтет в газете мой некролог и скажет: «Ленин умер, и хуй с ним». И опять будет неправ!». — Последнюю фразу я старательно произношу картавым голосом и Леня корчится от смеха, теперь из его глаз текут слезы, и он не может успокоиться до тех пор, пока автобус не пересекает окружную дорогу, и город, ощетинившийся корпусами многоэтажек, начинает исчезать за рощицами и приходящими в упадок деревеньками.
На протяжении своей жизни мне довелось отправляться на уборку урожая не менее десятка раз. В далеком будущем научные сотрудники погрузились в разбитый микроавтобус, везущий их по Кутузовскому проспекту на юг. Тогда все было по-другому, компания собралась приятная, в наших сумках позвякивали бутылки водки и пива, и ученые мужи весело начали пить прямо в машине. Мы остановились около серого дома, в котором жил Брежнев, внизу располагался большой овощной магазин.
— Сейчас, ребята, — Лариса с Танечкой выбежали в подворотню, вернувшись через несколько минут с сетками, набитыми красным болгарским перцем и помидорами. — Должна же закуска какая-нибудь быть, — весело шутили они.
— Ребята, — беспокоился Вася, по отчеству Иванович, все его так и звали, Василий Иванович, что вызывало ассоциации с бесконечными анекдотами про Чапаева. — Не налегайте так, ну что вы, честное слово, не останется же ничего.
Василий Иванович только что вернулся из Англии, в которой он провел на стажировке полгода, и еще не до конца погрузился обратно в советскую действительность.
— Да остановите же автобус на минутку, мочи больше нет терпеть, — аспиранта Юрку наконец прорвало. Он был еще большой и здоровый, через двенадцать лет его, мучающегося болезнью почек, по непонятной причине выкинут из окна больницы, с четвертого этажа, он переломает позвоночник и навсегда останется парализованным.
— Сейчас, сейчас, — мрачный институтский водитель подрулил к обочине. — И бросайте пить, мужики, а то не дай Бог ГАИ остановит!
Юрка исчез в рощице, его долго не было, и все уже начали волноваться, как он появился в придорожных кустах, торжествующе неся перед собой огромный белый гриб.
— Во сила! — Он был уже порядочно пьян. — Прямо у дороги растет, ребята, пошли рощицу прочешем, на ужин белых грибов наберем.
— Мне на базу возвращаться, — водитель начал нервничать. — Какая там рощица, вы чего с ума посходили?
— Да ладно, поехали, — пожилой профессор Покровский усмехнулся. — Грибы в колхозе собирать будем.