Володя, сын Хромого, в тот же день всё передал отцу, да и мать рядом случилась. С Хромого сразу улетучился весь хмель, когда он услышал, что у соседки на чердаке прячется «чёрный», а потом приедет другой, находящийся в розыске.
— Ну, Фаинка, сука, так я и думал что‑то случится. Теперь как на сковородке горячей жить будем… Убить‑то вряд ли, наверное, этих москвичей просто грабануть хотят. У них есть что взять, вот "чёрные" и нацелились.
Хромой не поверил в возможность убийства, но ему не пришла в голову мысль, что пришла его жене, стоявшей рядом и в волнении перебиравшей концы своего тёмного платка.
— Не только ограбить… они ссильничать хотят. Они же на красивых русских баб всегда западают, прямо дурными становятся. А она вон какая… и дочка у них пригожая, чистенькая. При таком мужике можно красивой быть, он вон сколь зарабатывает, каждый день мясо готовят, — начала сворачивать на "наезженную колею" семейных скандалов жена.
— Замолчь… дура! — рявкнул Хромой. — Тут дело керосином пахнет… и нам под горячую руку перепасть может!.. Вот что, Володьк… этот "чёрный", он всё ещё на чердаке?… Пожалуй, и я слажу, переговорю с ним, а то тут с бухты барахты…
Хромой слез с Чердака, где‑то через часа полтора, чернее тучи. А Володе всё это время виделась соседская девочка, как тогда, когда она подошла к ним звать брата и осталась… В коротком платье, с длинными загорелыми ногами… от неё так приятно пахло. Недаром мать сказала про неё, пригожая, чистенькая… Хромой явно колебался, не зная как поступить. Наконец, он неуверенно изрёк:
— Может пока слиняем все на время… недельку у брательника перекантуемся?
— Да ты что… как же так можно!? — Володя пылающим взглядом буквально прожигал отца.
— Не знаю… — растерянно переводила глаза с мужа на сына жена.
— Что… о чём вы? — никак не мог с ходу врубиться младший брат, только что пришедший с улицы.
— Нет… верно, со своего дому бегать не гоже, это уж совсем западло, — качнув седеющей головой, Хромой тяжело поднялся со стула. — Да, не гоже. И мужик этот Лёшка нормальный, пришёл без скандала, по человечески, бутылку принёс, уважил… Правда баба у него вредная, ходит, нос воротит… Хорошо ещё, что "чёрный" такой попался. Он сказал, что тот, который вместо него приедет, этому Лёшке кровник, а у них с этим строго. Наверное, и в самделе надо сделать, как этот с чердака велел. Как только Лёшка приедет, сразу к нему пойдём и с ним всё решим, он должен знать, как тут быть, он в этом деле… как никак офицер бывший и сейчас в охране работает. А менту нашему, Пашке, пока не надо. Пусть этот уйдёт, я ему верю, видать и у них не все звери. А вы все молчок, никому ни полслова, — Хромой грозно глянул на своё семейство.
Исмаил сначала испугался, когда Хромой залез на чердак и стал его звать… но затем и сам понял, что мальчишка многое мог не понять из его рассказа, и всё равно без отца вряд ли он сможет сделать всё как надо. Вообще‑то его подмывало всё бросить и убежать на станцию на электричку и будь как будет — он боялся, что за ним самим вот‑вот придёт милиция… После визита Хромого он успокоился, осознав, что ему пока опасность не грозит. Но в дальнейшем… Исмаил не переставал думать, как поступить дальше самому. Просто сбежать куда‑нибудь в Сибирь, устроиться на нефтепромыслы. Это, конечно, заманчиво, но таило массу проблем. Он ведь знал, как боятся руководители предприятий брать на работу чеченцев. Устроиться куда‑нибудь к своим — он уже сам боялся, ибо тогда не избежать полулегальной‑полукриминальной жизни, которой живут подавляющее большинство членов чеченских диаспор в русских городах, а если к тому же узнают, что он сбежал не совершив кровной мести… Можно сменить документы, выдать себя, например, за ингуша. Но тогда придётся спрятать диплом с его настоящей фамилией, а ему так хотелось поработать по специальности. Он любил свою профессию, и потом, именно на нефтепромыслах можно заработать достаточно денег… попробовать начать новую жизнь. Но в чём он не сомневался, что необходимо бежать из Москвы, подальше от тех кто его знает, среди которых он никогда не чувствовал себя своим…
Ваха, как и обещал, приехал в пятницу и был явно не в духе. На вопрос, как дела, он с неохотой поведал, что "операция" откладывается, ибо "профессионалы" пока не могли приехать. Ста
рый проверенный "канал", по которому они уже столько раз беспрепятственно ходили с чеченских гор в Карачаево‑Черкесию, оттуда уже поездом, или самолётом в Москву… а в обратном направлении везли "наваренные", или "выбитые" в Москве деньги. Этот канал по каким‑то причинам временно не функционировал. Исмаил понял, что момент более чем благоприятный и начал срочно "плакать":
— Слушай, я больше не могу здесь, грязный весь, пылью дышу, желудок болит… картошку больше жрать не могу… тут сдохнуть можно
— Ты что же… за смерть жены и родителей отомстить не хочешь!? — погнал было ответную "пургу" Ваха, но как‑то без обычной злобы, устало.
— Да нет… Слушай, ты же говорил, что мы тут будем по очереди. А я тут уже две недели. Давай теперь ты покарауль, а я в Москву съезжу, поем по человечески, вымоюсь, а то мне баранина каждый день снится, чешусь весь, боюсь вши заведутся.
Услышав о вшах, Ваха брезгливо отодвинулся… и задумался. Исмаил даже испугался, а не примет ли Ваха решение вообще на время снять этот "пост", ведь получалось, что находиться здесь пока не приедут "профессионалы" нет никакого смысла, и тогда вся спланированная уже им самим "операция" провалится… Он не знал, как сильно жаждал Ваха увидеть в бинокль ту, которую животно хотел. Он приехал с целью переночевать здесь самому, всласть насмотреться, правда отпускать Имаила он не думал, но вши… вши решили дело.
— Ладно, поезжай, но чтобы послезавтра утром был здесь… Бинокль давай, полюбуюсь на это мясо, — он цокнул языком, — которое я на шашлык… будет хороший шашлык, жирный, — Ваха, вожделенно улыбаясь, устраивался возле пролома…
В субботу после обеда, когда приехавший как обычно с утра Сурин уже затопил баню… К ним в гости вдруг пожаловали Хромой со старшим сыном. Их не ждали. Лена срочно скрылась в доме, чего‑нибудь одеть поверх купальника, Иринка, которой пока ещё было особенно нечего прятать перед посторонними… Она не побежала вслед за матерью, а осталась на грядке, где поливала помидоры, в короткой маечке и трусиках. Она поздоровалась и не без кокетства взглянула на Володю. Тот тоже поздоровался и не без труда отвёл от неё глаза, отвечая на рукопожатие Антона.
— Вы, я гляжу, с ответным визитом… что ж сейчас сообразим. Лена!? — засуетился Сурин.
— Не Лёш… в другой раз, — как‑то неуверенно отреагировал Хромой. Он и выпить был бы непроч, потом его основательно смутил "вид сзади" скрывшейся в доме хозяйки, мощное колыхание её ягодиц. — У нас, видишь ли, разговор до тебя очень даже серьёзный, наконец, окончательно переборол "жажду" и "видения" Хромой.
— Ну что ж, прошу в сад, там у нас и стол и табуретки есть, — по лицу соседа Сурин видел, что тот действительно зашёл не ради выпивки.
— И это… давай так, чтобы ни хозяйка твоя, ни дочка пока ничего не знали. Сам поймёшь почему, — уже совсем тихо говорил Хромой, усаживаясь за стол.
Из дома вышла уже в халате Лена и, изображая радушие, поздоровалась… Но Сурин тут же отвёл её в сторону и попросил оставить их вдвоём с соседом, не мешать разговору. Лена удивилась, но ушла в дом, поглядывая с веранды на разговаривающих мужа с соседом, и Антона с сыном соседа. От неё не укрылось, что соседский мальчишка время от времени украдкой бросает взгляды на Иринку. По лицу мужа она поняла, что сосед сообщал ему что‑то важное.
— … Я думаю Лёш это не шутка, это серьёзно. У тебя что, среди "чёрных" враги есть?
— Не знаю, может и есть. Я же там воевал, может кому и остался должен, — вздохнул Сурин.
— Но ведь Тофик этот, хахаль Фаинкин, он не чеченец, он азер. А если на чердаке его земляки… я ведь не догадался спросить у этого что за перегородкой, может и он азер.
— Не азеры там… Если они за моим домом следят, это могут быть только нохчи, чеченцы. Азеры их сами боятся. На Кавказе все чеченцев боятся. Когда в Абхазии война была, батальон чеченцев грузинские полки в паническое бегство обращал. Он не мог их на чердак не пустить.
— Так может нам через него, Тофика действовать, может поможет, наверное освободится от таких гостей хочет?
— Нет Коль, нельзя, у них страх первый господин, кто кого боится, тот тому и служит. Я вообще удивляюсь, что этот чеченец своего одноплеменника заложил. Это среди них такая редкость.
— Так ты тоже думаешь, что это серьёзно?
— Более чем… может быть даже сейчас он за нами наблюдает. Так что ты изображай… нарисуй улыбку на лице.
— Семью увозить будешь? — Хромой не смог улыбнутся, и спрашивал с прежним каменным выражением.
