«Ладно, подпишем договор, – говорит он, будто делая большое одолжение. – Я возьмусь».
Продюсер пытается вступить в переговоры. Он желает знать, в скольких странах будет прокатываться картина, на скольких площадках и на каких условиях. Вопросы абсолютно бессмысленные, ибо ответ он знает наперед: «Это будет зависеть от итогов первых фокус-групп». Фильм показывают представителям разных социальных слоев и сословий, отобранным специалистами. Другие специалисты анализируют результаты. Если они положительные, будут потрачены еще 10 центов на звонок, и на следующий день Джавиц Уайлд встретит продюсера с тремя экземплярами пухлого договора. Продюсер попросит дать ему сколько-нибудь времени, чтобы с договором мог ознакомиться его адвокат. Джавиц скажет, что ничего не имеет против, но беда в том, что он закрывает сезон и не может гарантировать, что по возвращении не будет занят другим фильмом.
И продюсер прочитывает лишь тот параграф, где оговорено его вознаграждение. Сумма его удовлетворяет, он подписывает контракт. Ибо не хочет упускать такой шанс.
Со дня достопамятного обеда с автором романа прошло уже так много лет, что ему невдомек: он сам сейчас находится в точно такой же ситуации.
И как тут в очередной раз не вспомнить слова из Екклезиаста, сказанные больше трех тысяч лет назад: «Суета сует и всяческая суета, и нет ничего нового под солнцем».
И вот теперь, оглядывая толпу людей, собравшихся под белым полотном навеса, Джавиц Уайлд в очередной раз спрашивает себя, что он здесь делает. Он контролирует более пятисот кинозалов в США и с еще пятью тысячами других по всему миру заключил эксклюзивные договоры, в соответствии с которыми у него обязаны покупать все, что он предлагает, даже если фильм не будет иметь успеха. Они знают, что прибыль от одного блокбастера с лихвой компенсирует затраты на прокат пяти обычных картин. Владельцы кинотеатров зависят от Джавица Уайлда, великого независимого дистрибьютера, сумевшего вступить в единоборство с крупными киностудиями-монополистами и победить в нем.
Его никогда не спрашивали, как ему удалось совершить этот подвиг: вопрос уже не имеет никакого значения, поскольку он предлагает соотношение «один триумф – пять провалов» (у студий – один к девяти).
Лишь он один знает, чему обязан своим успехом. И по этой самой причине нигде не появляется без двоих неразлучных спутников, которые в эту минуту отвечают на звонки, назначают встречи, принимают приглашения. Оба они – относительно нормального телосложения (совсем не те гориллы, что стоят у входа), но люди в высшей степени умелые: прошли специальную подготовку в Израиле, служили в Уганде, Аргентине, Панаме. Покуда один занят телефоном, другой беспрестанно шарит взглядом по залу, примечая любое перемещение, каждое резкое движение, всякое новое лицо. Подобно синхронным переводчикам или сотрудникам службы безопасности аэропорта, они раз в четверть часа меняются ролями, ибо неусыпная бдительность требует перерыва.
Так что же все-таки он делает на этом приеме? Давно уже можно было бы уйти в отель и попытаться уснуть; он устал от льстивых слов и приветствий, ему невмоготу ежеминутно выдавливать из себя улыбку, повторяя: «Нет-нет, не надо визитку, я ее обязательно потеряю». А особо настырных отсылать к одной из своих секретарш, живущей в роскошном отеле на Круазетт, обязанной бодрствовать и снимать трубку непрерывно звонящего телефона, отвечать на электронные письма, приходящие со всего света вместе с рекламой средств для чудодейственного увеличения пениса, получения множественных оргазмов и прочим спамом, против которого бессильны самые совершенные фильтры. В зависимости от того, какой знак подаст ему Джавиц, кто-нибудь из «друзей» либо сообщает адрес и телефон секретарши, либо говорит, что сейчас у него нет с собой ее визитных карточек.
Так зачем же он сидит здесь? В Лос-Анджелесе в это время он ложится спать, вернувшись далеко за полночь с очередной вечеринки. Джавиц Уайлд знает ответ, но этот ответ его не устраивает. А дело в том, что он боится остаться один. И завидует человеку, пришедшему сюда одним из первых и потягивающему сейчас свой безалкогольный коктейль. Взгляд его устремлен в никуда, он расслаблен и даже не думает напускать на себя важность или принимать озабоченно-деловой вид. Джавиц решает пригласить его за свой столик и чем-нибудь угостить. В этот миг он замечает, что того уже нет на прежнем месте.
И одновременно ощущает легкий укол в спину.
«Комары. Вот потому я терпеть не могу праздники на открытом воздухе».
Потерев укушенное место, он вдруг извлекает оттуда маленькую булавочку. Что за дурацкие шутки! Оглядывается и метрах в двух от себя видит чернокожего – судя по прическе, с Ямайки, хохочущего в толпе гостей, которые глядят на него с вожделением и почтением.
Джавиц слишком утомлен, чтобы поддаваться на провокацию. Пусть этот негр считает, что очень смешно пошутил – чем еще ему производить впечатление на окружающих?!
– Идиот.
«Друзья» мгновенно реагируют на внезапную смену позы – не зря же они наняты оберегать его за четыреста тридцать пять долларов в день. Один сует руку за пазуху, где под мышкой в плечевой кобуре висит автоматический пистолет, незаметный под пиджаком. Второй поднимается с места и проворным, хоть и не резким движением (дело все же происходит на празднике) оказывается между хозяином и этим чернокожим.
– Да ничего страшного, – говорит Джавиц. – Глупая шутка.
И показывает булавку.
Двое этих олухов натасканы и обучены отбивать атаки, защищать своего подопечного от ножа и ствола, от внезапной агрессии и угрозы. В гостинице они всегда первыми входят в его номер, проверяя, все ли там чисто. Они умеют определять, нет ли в кармане у того или иного человека пистолета (во многих странах мира ходить с оружием – в порядке вещей), и не спустят с него глаз, пока не убедятся, что тот не представляет опасности. Когда Джавиц садится в лифт, они стискивают хозяина с обеих сторон, прикрывая собственными телами на манер живого щита. Они еще ни разу не доставали оружие и тем более обходились без стрельбы, ибо любое недоразумение умеют устранять взглядом и несколькими спокойно сказанными словами.
Проблемы? С тех пор как они его сопровождают, он забыл, что это такое. Кажется, одного их присутствия достаточно, чтобы отогнать злых духов и развеять недобрые намерения.
– Это тот малый… Пришел одним из первых. Сидел один вон за тем столиком. Он был вооружен, как по-твоему? – сказал один.
Второй пробурчал что-то вроде: «Не исключено». Но незнакомец давно уже покинул прием. А все то время, что находился здесь, с него не спускали глаз, тем более что неизвестно было, куда направлен его взгляд из-за темных очков.
Отбой. Один снова берется за телефон, не умолкавший все это время, другой смотрит на чернокожего с Ямайки, а тот, не обнаруживая страха или растерянности, не отводит глаз. Как-то странно он повел себя, но если вздумает снова пошутить, ему придется заказывать себе зубные протезы. Все будет сделано быстро и незаметно, на пляже, и справится с этим один, а второй подстрахует, держа палец на спусковом крючке. Подобные выходки устраивают обычно с единственной целью – отвлечь охранников жертвы. Старый трюк.
– Все в порядке.
– Совсем даже не в порядке. Вызывайте «скорую». Рука отнялась.
Какая удача!
Чего угодно ожидала она в это утро, но только не встречи с человеком, который – она не сомневалась! – сможет преобразить ее жизнь. Однако он оказался здесь – сидит со своим обычным скучающим видом, вместе с двумя друзьями: сильным мира сего нет надобности показывать кому бы то ни было, на что они способны. И даже обзаводиться охранниками.
Морин поняла, что люди в Каннах делятся на две категории:
1) Загорелые (они проводят целый день на солнце, ибо уже причислены к сонму победителей). Лежат на одном из тех пляжей, куда допускают только участников и гостей фестиваля. Когда возвращаются в свои отели, их там ждет несколько приглашений, большая часть которых отправляется в мусорную корзину.
2) Бледные (они перебегают из одного угрюмого офиса в другой, проходя кастинги, результаты которых могут оказаться превосходными, но все равно утонуть в море других предложений и вариантов, либо чудовищными, но тем не менее завоевать им место под солнцем – ну, то есть среди загорелых – если знакомы с нужными людьми).
Джавиц Уайлд гордится завидным бронзовым загаром.
Событие, в течение двенадцати дней происходящее в этом маленьком городке на юге Франции, взвинчивающее цены, выпускающее на улицы только машины со спецпропусками, заполняющее аэропорт частными самолетами, а пляжи – моделями, совершается не только на красной ковровой дорожке, по которой в окружении фотографов направляются ко входу во Дворец конгрессов прославленные на весь мир кинозвезды.
