— Да вот, представляете, надела новые туфли и натерла ногу.
Она изящным движением сбросила лодочку и продемонстрировала обтянутую прозрачными колготками ступню. Чуть выше пальцев действительно виднелась небольшая ссадина.
— Лана, ну как тебе не стыдно! — Сашенька покраснела так, будто ее подруга только что проделала нечто ну совершенно непристойное.
Виталий же не мог отвести взгляда от стройных лодыжек.
— Да, — сказал он, с трудом ворочая языком — во рту мгновенно пересохло. — Бытовая травма. До дома добраться сумеете?
— А у меня есть альтернатива? — пожала плечами Лана. — Конечно, я бы не отказалась, чтобы меня отнесли туда на руках, но…
— Транспортировку на руках не обещаю, но отвезти на машине могу.
— О, у вас автомобиль? И какой же?
— Вы будете разочарованы — не «Роллс-Ройс».
— Какая досада. Но, надеюсь, хоть не иномарка под названием «Запор-бенц»?
— «Форд Мондео» вас устроит?
— Вполне, — очень серьезно ответила Лана и посмотрела таким взглядом, который сразу перечеркнул всю шутливость их разговора.
— Но ты вернешься? — с отчаянием в голосе спросила Сашенька. У нее было лицо славянки, провожающей своего ясного сокола на смертельную битву со злобным ворогом. — Я думала, ты поможешь мне убрать посуду… Ты вернешься?
— Не знаю, — искренне ответил Малахов. И как в воду глядел. Вернуться ему было не суждено — ни в тот же день, ни потом.
До последнего Виталий был уверен, что для Ланы он — не более чем забава, развлечение от скуки. Просто избалованной красавице, как это раньше называлось в книгах, пришла фантазия отбить у невзрачной подружки состоятельного кавалера. Он опасался очередного удара и потому осторожничал, сдерживал себя и не проявлял инициативы. Но Светлана, к его удивлению, взяла все в свои руки. Не прошло и двух недель, как она впервые осталась ночевать в его холостяцкой квартире (обычно он старался не допускать туда женщин, предпочитая встречаться на их территории). В марте они уже жили вместе, в апреле подали заявление в загс, а в августе сыграли свадьбу в ресторане «Прага», где у нее было какое-то знакомство.
Первые несколько лет жизни с Ланой Малахов пребывал как во сне, все никак не мог поверить в свое счастье. Просыпаясь ночью, он вглядывался в лицо на соседней подушке и недоумевал — неужели эта женщина, которая так красива даже во сне, моя супруга?
Светлана, урожденная Журавлева, затем Мансилья, затем снова Журавлева и, наконец, Малахова, была коренной москвичкой. Ее предки, принадлежавшие то ли к дворянскому сословию, то ли к купцам первой гильдии, жили в столице чуть ли не с петровских времен. Родословной своей в семье очень гордились — как и тем, что дед Ланы по матери был в пятидесятых годах заместителем министра, а отец, скончавшийся менее чем за год до того судьбоносного дня рождения, несколько лет проработал за границей — в Монголии, в Польше и в ГДР. У них была большая двухэтажная (нечто совершенно необыкновенное по тем временам!) квартира на Старой Басманной улице, и Виталий, разумеется, перебрался жить туда. К тому времени он уже прочно стоял на ногах, фирма «Мит-сити» набирала обороты. Вскоре им удалось выкупить по разумной цене и соседнюю квартиру. В результате перепланировки и грандиозного ремонта Малаховы стали владельцами настоящих хором.
По специальности его супруга была лингвистом. Она окончила филологический факультет МГУ, который романтики именуют «факультетом невест», а злые языки «факультетом старых дев». Ко времени их знакомства Лана работала переводчиком, но вскоре после свадьбы стала жаловаться на усталость и с удовольствием приняла предложение Малахова «немного отдохнуть». Однако несколько лет назад сидение дома ей тоже наскучило, и Виталий, после долгих обсуждений, приобрел для нее небольшую парикмахерскую, которую превратили в салон красоты. Новое занятие необычайно увлекло ее, особенно теперь, когда у Ланы появилась ну просто неоценимая помощница со странным именем Таня Тосс. Этого чудо-администратора Виталий никогда не видел, но день и ночь слышал о ней и понимал, заочно, разумеется, что дама, похоже, действительно неплохой менеджер. Она отлично вела бизнес, то и дело придумывала какие-то рекламные акции и даже ухитрилась заманить к ним в клиенты несколько известных и влиятельных людей. Эта Таня Тосс взяла на себя всю трудную работу, Светлане же оставалось только привечать клиентов, заводить и поддерживать нужные знакомства, бывать в престижных местах и вообще, как она говорила, «держаться на уровне».
Рассуждения Виталия прервали мелодичные трели мобильного телефона. Определитель высветил на экране четыре буквы: ДОЧЬ. Малахов торопливо нажал на кнопку ответа.
— Привет, Вит! — Долька называла его тем же американизированным именем, что и Коллуэй. На «отца» или «папу» она так и не согласилась. Впрочем, и Светлану она уже очень давно не звала мамой. Но ту подобное положение вещей вполне устраивало.
«Это в пятьдесят лет приятно, когда у тебя дочь-тинейджер, — говорила супруга. — А в тридцать с хвостиком — ну ни капельки».
— Привет! — отозвался он.
— Ты как? — Дочь спрашивала только о нем. Светлана ее не интересовала.
— Я в порядке, а ты?
— А я плохо.
— О боже, что такое? — Малахов не на шутку встревожился. Чего другого, а уж подать повод для беспокойства эта юная особа умела, как никто.
В трубке раздался радостный девичий смех:
— Напугала? Вот здорово, я так старалась! Ладно, расслабься, я пошутила.
— Господи, ну и шуточки у тебя…
— Ты должен был спросить: «А почему плохо?»
— Спрашиваю.
— Потому что я очень давно тебя не видела. Уже неделю, наверное. И страшно соскучилась. Вот.
— Ну, так давай сегодня увидимся, — облегченно вздохнул Малахов. — Тебе во сколько в институт?
— Да, в общем-то, скоро пора выходить. По субботам у меня с утра английский, мог бы уже и запомнить. Но вечер сегодня свободен, последней пары не будет…
— Тогда давай встретимся! Может, приедешь в кафе около моей работы? Знаешь, это на…
— Знаю, в эту тошниловку ты меня уже водил! Нет уж, спасибо. Лучше пересечемся в каком-нибудь цивильном месте.
— Тогда сама придумывай где.
— А я уже придумала. Приезжай ко мне, ладно?
— Приеду… Хотя нет, котенок, извини, ничего не получится. Совсем из головы вон — мы с Ланой идем сегодня на ужин к Джозефу и Наташе. Хочешь с нами?
— А если хочу?
— Ну и чудесно. Тогда мы заедем за тобой прямо в институт, договорились?
— Круто, я тогда без машины буду. Ох и оторвусь вечером, по полной! Как там, у американцев в гостях, спиртное наливают?
— Эй, смотри у меня!
— Да ладно тебе, Вит! Я же прикалываюсь!
— Стар я уже для таких приколов…
— Ой, прямо тоже мне, старик нашелся!
— А что ты думаешь? Сорок лет — это тебе не просто так. Больше половины жизни уже позади.
— У тебя плохо с математикой, Вит! — рассмеялась она. — Лично я считаю, что ты должен дожить лет до девяноста, как минимум. У меня относительно тебя большие планы… Ладно, мне уже бежать пора. Пока, до встречи!
Первое время Малахов даже не догадывался о том, что у его избранницы есть ребенок. Они встречались чуть ли не каждый день, Лана бывала с ним допоздна, оставалась ночевать в его квартире, охотно проводила в его обществе уик-энды — и при этом ни словом не обмолвилась, что дома ее дожидается маленький человечек. Только спустя уже два месяца после их знакомства, во время чудесного совместного завтрака, последовавшего за еще более чудесной совместной ночью, в ответ на осторожно оброненное Виталием: «Как здорово было бы вот так встречать с тобой каждое утро!» проговорила:
— Я тоже хотела бы этого. Но есть одно «но».
— Какое? — насторожился он.
— У меня существует дочь.
Она именно так и сказала тогда: «существует дочь». Не «у меня есть дочка», не «растет ребенок», не «воспитываю дочь», в конце концов. А существует.
— Правда? — удивился Малахов. Эта неожиданная новость вызвала в нем противоречивые чувства. Виталий не был детоненавистником и не боялся малышни. Готовая дочь, которую не надо учить ходить и менять ей подгузники — это даже неплохо. Вот только удастся ли им поладить… Вдруг она сильно привязана к своему настоящему отцу и не захочет принять его, Малахова?
— Ты никогда о ней не говорила. И сколько же лет твоей малышке?
— Шесть. Пойдет в школу.
— В «нулевку»? — щегольнул он знаниями последних веяний в сфере российского среднего образования.
— Нет, в обычный первый класс. В этой школе система «один к четырем», — отвечала она со скукой в голосе, и Малахов подумал, что на самом деле ничегошеньки не знает ни о педагогике, ни о детях вообще. Слова «один к четырем» ему ровно ни о чем не говорили, но уточнять он не стал, почувствовав, что его собеседнице эта тема не слишком интересна.
