Ознакомительная версия.
— Так! — встрепенулся Миша. — А теперь главное. Нужен допуск на южный лагерь миротворцев. Он как раз сейчас относится к четвертой военной базе.
— Точно, относится, — согласился Замполит.
— Допуск нам дадите?
— Да не вопрос!
Замполит огляделся в поисках листка бумаги. Потом как-то слишком демонстративно заглянул в свою папочку. Миша с тяжелым вздохом подвинул ему «дежурную» стопку черновиков сценария.
Допуск выглядел мощно. На оборотной стороне черновика было от руки написано:
Распоряжение. В соответствии с указаниями командующего войсками СКВО об оказании помощи в работе съемочной группы т/к «Прайм-ТВ» разрешаю работу группы в период с 9.00 26.06.09 по 18.00 30.06.09 на территории «верхнего» городка н.п. Цхинвал.
ЗКВ СКВО по ВР П-к имярек
На всякий случай Миша перевернул листок. Мало ли чего там наши насочиняли, а он не глядя подсунул Замполиту. На другой стороне было напечатано:
Сцена 2.11.
Бетонное укрепление-«стакан».
Экст.
Актеры: Кононенко.
Реквизит: разорванный бронежилет, патроны, магазины.
Военная техника: танки, минометы, автомат.
Пиротехника: залпы из разл. орудий.
Сойдет, подумал Миша. А «залпы из разл. орудий» — это даже хорошо. Сразу видно: не фигню какую снимаем.
— Печать надо бы, — сказал он.
— Не надо, — Замполит небрежно отмахнулся.
Миша еще раз посмотрел на допуск. Что-то он ему мучительно напоминал. Из детства. Ну конечно! Отдыхали в Гурзуфе, и мама раздобыла по знакомству пропуск на пляж крутого санатория. Это оказался листок из блокнота с текстом от руки: «По этой записке пропускать двоих отдыхающих на пляж без права пользования лежаками. Володя». Работала записка безупречно. Мишино детское сознание было до того ошарашено этим, с позволения сказать, «документом», что он его на всю жизнь запомнил.
— Понял! Спасибо! Если что, будем звонить.
— Звоните, конечно! — Замполит широко улыбнулся, и полковничья звезда на погоне исчезла под щекой.
На улице Пиротехника наконец-то прорвало.
— Кучеряво живем, — сказал он. — Взрывчатки нет, ничего нет, ни хрена в конечном счете нет. Одна бумажка есть. В сортир на гвоздик.
— Нас по этой бумажке к казарме миротворцев пустят, — напомнил Миша. — Хотя, блин, не факт…
— Счастье-то какое! — воскликнул Пиротехник. — Товарищ директор группы, разрешите грязно выругаться?
— Давай вместе, — сказал Миша.
Они начали грязно ругаться, но Миши хватило секунд на десять, а Пиротехник не мог успокоиться аж до самого КПП.
Обалдевший дневальный встал смирно и отдал ему честь.
Глава 4
БРИЛЛИАНТЫ НАВСЕГДА
Сцена 2.12
БЕТОННОЕ УКРЕПЛЕНИЕ-«СТАКАН»
Экст.
Актеры: Кононенко.
Массовка: грузинские солдаты.
Реквизит: автом. магазины — 6, сумка для магазинов — 2, бумажные пачки с патронами (боевыми).
Военная техника: танк.
Пиротехника: автоматы, стрельба, взрыв, пушечный выстрел.
На улице они забрались в «Волгу». Пиротехник раненую ногу запихивал в машину руками и вообще подчеркнуто страдал. Миша держал ему дверь и смачно, с хрустом, грыз ноготь. Водитель Алан, двухметровый верзила, непонятно как помещавшийся за рулем, бросил на Мишу короткий взгляд, понял, что пассажир малость не в себе, и не стал ничего спрашивать. Просто ждал.
— Сейчас, — сказал Миша. — Минуту.
А вот не буду я с места в карьер срываться и бежать, подумал он. А то наломаю дров. Сначала надо собрать информацию — пройтись по местным ведомствам и точно выяснить, что именно каждое из них может нам дать. И тогда уже решать, куда двигаться.
Если совсем честно, то после джентльменской беседы с командующим Миша побаивался звонить в 58-ю армию. Во всяком случае — сегодня. Выход на начальника штаба ему дал надежный человек, и самого НШ характеризовал как «правильного дядьку», просто Миша уже в себе не был уверен.
— Война войной, а обед по расписанию, — сказал он. — Поехали к Индире. Алан, отвези нас в «Ирбис».
— Ага! — согласился Пиротехник. — Надо «острое» попробовать. Я вообще люблю, когда с перчиком, а в жару это самое то.
Он вчера обедал у Индиры впервые, оценил шашлыки и пироги, но меню изучал пристрастно и вычитал много интересного. Особенно его впечатлило второе блюдо, называвшееся просто и без затей: «острое».
— Не хватило острых ощущений?.. Ладно, ладно, ну пошутил я. Позвоню, скажу, что мы едем, — Миша взялся за телефон.
В Цхинвале на тот момент действовало ровно две с половиной точки общепита, одна на другую совершенно непохожие. На площади у городского рынка — кафе «Ромашка», где, начиная с войны, кормились все журналисты, какие только ни приезжали в Цхинвал. Там можно чего-то накидать в пасть, быстро прожевать, быстро проглотить и мчаться дальше — желательно, не задумываясь, что ты такое съел… На южной окраине был ресторан, который работал только вечером, — мраморные полы, люстры, бархатные скатерти… А вот ближе к северной части города нашлось кафе «Ирбис». Мишу туда привезли в первый же вечер местные кагэбэшники и сказали: не пожалеешь. Миша попробовал одно, попробовал другое — и пошел к хозяйке знакомиться. «Народа немного, а вам надо делать кассу — давайте я буду своих к вам водить обедать. Только сделаем так: я звоню за сорок минут, и чтобы все было готово, чтобы мои не ждали». — «А вы что будете?» — «Дайте людям пару дней пристреляться, вы поймете, что они берут, а дальше исходя из этого и делайте». — «Хорошо».
Хозяйку звали Индира — кому молодому и не объяснишь толком, что бы это значило.
— Индира, мой друг хочет «острое», — сказал Миша в трубку. — И, пожалуй, я тоже.
Цхинвал невелик, пройти его пешком в длину, то есть с севера на юг, займет минут сорок, а если не спешить — час. В ширину, с запада на восток, — минут двадцать-тридцать. На машине, даже с учетом послевоенных колдобин, ехать дольше четверти часа в пределах города просто некуда. Поэтому Миша и звонил — успеют хотя бы накрыть на стол.
Успели, да еще как — Пиротехник даже забыл хромать и устремился к тарелке.
«Острое» с виду было как харчо, только мяса гораздо больше. Первая ложка проскочила хорошо, вторая тоже ничего, но уже — ух, а вот на третьей ложке у Миши из глаз потекли слезы. Внутри занимался небольшой пожар, Миша попробовал залить его минералкой — безрезультатно. Хотел сообщить Пиротехнику, что тот нехороший человек и гнусный провокатор, но не хватило воздуха.
Пиротехник наворачивал «острое», не поднимая глаз и обильно потея.
В приоткрытую дверь подглядывал повар, лицо его выражало живой профессиональный интерес, то ли этнографический, то ли медицинский, сразу и не поймешь.
— Однако! — только и сказал Миша, когда смог говорить.
— Действительно острое, — буркнул Пиротехник, по-прежнему глядя в тарелку.
Вышли они из кафе — хоть выжимай, и принялись бродить вокруг машины, потому что сесть в нее, раскаленную, было страшно и подумать: вообще утонешь. Алан решил, наверное, что москвичи после визита на военную базу начали трогаться рассудком — а теперь их догнало, и эти двое окончательно сбрендили.
Продолжался спектакль минуты три, а потом Миша почувствовал, что пот с него вдруг перестал течь, и чувствует он себя просто-таки огурцом. И Пиротехник орлом смотрит, даже на раненую ногу встал нормально.
— Я же говорил! — сказал Пиротехник. — По жаре самое то! Но в следующий раз надо им объяснить…
— …что сами мы не местные, — закончил за него Миша.
— Э-э, остренького покушали! — догадался Алан.
— Поскакали, — сказал Миша.
И они поскакали.
* * *
Вечером Миша сидел на кровати и размышлял, имеет ли смысл в таком взъерошенном состоянии звонить Лене. Поговорить с ней — хотелось. Но еще очень хотелось кому-нибудь пожаловаться на то, как у него все через задницу и как он сквозь эту задницу геройски лезет. Размазывать сопли перед любимой женщиной было не в его правилах, а соблазн, однако, велик.
Поэтому Миша просто сидел — в одной руке стопка черновиков, в другой ручка — и прикидывал, к кому бежать завтра. Все оборачивалось так, что пора выходить на контакт со штабом 58-й армии, больше сунуться некуда. Сегодня Миша носился между Министерством печати, Министерством обороны, кагэбэшниками и администрацией Президента, эмчеэсниками, которые помогали заметно больше и охотнее других… Он сделал то, что запланировал, — выпросил повсюду столько материальной помощи, сколько ему могли дать физически. Просил напористо, для чего пришлось временно потерять всякий стыд. Чего-чего, а стыдиться и стесняться нелепого своего положения человека, оказавшегося вдруг у разбитого корыта, Миша сейчас не имел права. Надо было спасать фильм — и он спасал как мог.
Ознакомительная версия.
