Ознакомительная версия.
– Позитивизм – это способ жить, находя маленькие радости во всем, что тебя окружает, – возразила Лизавета.
– А также строить неверные предположения о том, что все будет хорошо и что все, что ни делается, к лучшему, – добавила я.
– Ты не согласна с этим? Но ведь все это знают, это же общеизвестный научный факт! – пожал плечами Сережа, разливая вино по бокалам.
– Научный факт? – фыркнула я, не сдержавшись. Наступил, ничего не скажешь, на самую больную мозоль. А ведь я обещала Лизе не спорить о таких вещах – во имя мира во всем мире и в нашем доме в частности.
– Конечно, – кивнул Сережа.
– И из какой, позволь спросить, науки?
– Фая, хватит. Не надо, – нахмурилась Лиза. – Не начинай, пожалуйста.
– Я ничего и не начинала. Все оперируют чистыми штампами, не вдумываясь в их значение. Все будет хорошо? Что именно имеется в виду? Как определить критерии оценки будущего?
– Что такое хорошо и что такое плохо, – хмыкнула Лиза. – Фая, по-твоему, все будет плохо, и мы все это знаем. Мы просто думаем иначе.
– Напротив, Лиза, в отличие от всех этих концепций, больше похожих на зарывание головы в песок, я предпочитаю думать, что все будет либо хорошо, либо плохо, а как – неизвестно. И неизвестных этих – много, определить их сложно, предсказать – еще труднее. Но если задаться целью и правильно сформулировать вопрос, то определенную глубину прогнозирования обеспечить можно.
– Я всегда знал, что технические институты портят людей, но чтобы до такой степени! – рассмеялся Сережа. – Давайте лучше поедим, девчонки. В конце концов, праздник, да? – И он посмотрел на Лизу странным взглядом. Я сощурилась и огляделась, перебрасывая взгляд с сестры на ее благоверного.
– Мой МФТИ тут ни при чем. И олух из средней школы скажет, что вы, мои дорогие, что-то скрываете. И, судя по вашим довольным лицам, считаете, что это что-то хорошее.
– Но ведь так оно и есть! – воскликнула Лиза. – Ты не можешь утверждать, что мы скрываем что-то плохое.
– Да уж. Но спрогнозировать, что все будет плохо, могу, – сказала я.
– Типун тебе на язык, – обиделась Лизавета.
– Ладно, шучу. Рассказывайте, чего вы такие довольные? – попросила я примирительным тоном и даже улыбнулась Сереже – вот какая молодец. Тогда Сергей встал, открыл кухонный шкафчик и достал оттуда тоненькую фиолетовую папочку.
– Вот! – гордо сказал он, протягивая ее мне. Я взяла папку осторожно в руки, словно это ядовитая змея, у которой мне предстоит сцедить яд.
– Что это? – спросила я, не раскрывая папку. Лизавета улыбалась во весь свой аккуратный рот. Она всегда была красивой: невысокая, с идеальной для женщины фигурой – та самая вожделенная гитара, с полной грудью и нежным овалом лица. У меня глаза были серые, с темно-серой каймой, тревожные, выдающие мое бесконечное беспокойство. У Лизы глаза – озера, влажные, густого голубого оттенка. О таких все мечтают. И мои волосы, и сестры темно-русого цвета. Я с волосами ничего не делаю, но когда летом они выгорают, то получается своего рода странное естественное мелирование. Результат – растрепанная копна волос неопределенного и неоднородного цвета. Лиза красит волосы в светлый цвет, причем красит самостоятельно дома, ибо парикмахерские – удовольствие дорогое. Но результат – как и ее пироги с панна-коттами – лучше, чем в лучших парикмахерских города. С такими волосами тоже можно сделать карьеру жены генералиссимуса. Лиза много раз предлагала и мне помочь, но я отказываюсь из принципа. Не желаю делать карьеру жены. И вообще, пусть во мне ценят мою бессмертную душу или не ценят ничего. Уверена, Саше Гусеву совершенно наплевать, какого цвета мои волосы. У него самого волос почти нет, и он стрижется коротко, почти налысо, чтобы скрыть залысину. А мне он все равно нравится.
– Это – свидетельство о расторжении брака! – гордо сообщил мне Сережа, повергнув в реальный шок.
– Настоящее? Не поддельное? – с надеждой спросила я, и Сергей расхохотался, забрал у меня из рук папку, раскрыл ее и показал мне вполне реальное свидетельство на красивом бланке. Итак, жена из Воронежа окончательно скрылась за горизонтом. Отчего-то я вдруг почувствовала, что рада за нее.
– И что же это значит? – осторожно поинтересовалась я.
– Как – что? – обиженно воскликнул Сережа. – Что мы наконец поженимся!
– Да? – скривилась я. – Лиза, и ты это поддерживаешь?
Конечно, это была не та фраза, которую от меня хотели услышать. Но с другой стороны, Лизавета-то меня хорошо знает, и вряд ли чего-то другого она могла ожидать после того, как три года я наблюдала, как она ждет звонков от Сережи, как оправдывает его, как врет про то, где он пропадет, как клянется, что прогонит Сережу, говорит, что ненавидит и на порог больше никогда не пустит.
– Конечно, она это поддерживает! – возмутился Сережа. – В конце концов, мы не были женаты только потому, что были юридические сложности.
– Ага. Все эти годы были сложности, да? – уточнила я спокойным голосом. И взяла со стола малосольный огурец.
– Фая! Не надо, пожалуйста! – всплеснула руками Лиза. Я застыла с огурцом в руке.
– Почему? Мы что, еще не едим? – И я почти положила огурец обратно. Лиза фыркнула, взяла огурец и протянула его мне.
– Я не об этом, Фая. Ты должна понять, что мы с Сережей женимся и что это – к лучшему.
– Все, что ни делается, все к лучшему, – кивнула я, пожимая плечами и откусывая огурец. – А это означает, что он останется с нами навсегда?
– Конечно, я останусь, – заверил меня Сергей, возмущенный таким вопросом.
– И сам будет Вовку в садик водить? – порадовалась я. – А то Лиза-то на смену в своей службе доверия уходит ни свет ни заря. Это же значит, мне не надо будет в шесть утра вставать, да? Сережа, да! Женитесь! Я – «за»! Благословляю! Имей только в виду, что пособия срежут. К замужним женщинам у нас в стране отношение другое.
– Ерничаешь? – хмуро посмотрела на меня Лизавета и принялась накладывать в тарелки салат. Ее движения были резкими и размашистыми, того и гляди опрокинет или тарелку, или миску с салатом. – Не надо тебе будет больше с Вовкой ходить, я сама ходить буду. Рада?
– Рада? Не то слово! Господи, но как? Столько хороших новостей сразу. За это надо выпить! – И я подняла бокал, в другой руке держа бутерброд с колбасой. Лиза и Сережа переглянулись, а затем сестра потянула руку к бутылке с минералкой. Я застыла – прямо так, с бокалом в руке – и внимательно всмотрелась в лица преступников. Тут-то все и выяснилось, откуда вдруг после такого долгого времени у них прорезалось желание жениться.
– Ты что это? – зашипела я. – Не пьешь? Бросила? Давно? Решила здоровый образ жизни вести? По утрам бегать? Скажи мне, Лиза, о, пожалуйста, скажи, успокой меня, что дело в этом. Я поддержу тебя, с тобой бегать начну. Сдохну через три минуты, правда, но лучше так.
– Фая, я…
– Нет, нет, нет, не надо. Не разбивай мне сердце. Не заставляй меня слышать это. И маме не говори.
– Я беременна, – тихо, но разборчиво заявила сестра.
– Господи, ну вот! – воскликнула я и бросила бутерброд на тарелку. – От кого?
– От меня, конечно! – заголосил Сережа, от возмущения аж вскочив с места. – От кого же еще?
– Ты разбиваешь мою последнюю надежду. Опять от него? Лиза! Ты же психолог! Ну как же так?
– С праздником, – прошипела Лизавета, – дорогая сестрица. Не ожидала от тебя.
– О, это взаимно.
– С праздником, девочки! Не ссорьтесь, – попытался вступиться Сережа, и я с трудом подавила желание залепить ему пощечину. А зря. Залепила бы – может, осталась бы без синяка, с целым лицом. А так – пожалела его, глупая гусыня.
Чтобы все наладилось, не обязательно что-то делать. Чтобы все разладилось – тоже
У меня дежавю. Ровно четыре года назад мы уже так сидели за столом, и Сережа бил себя кулом в грудь, крича о неземной любви к моей сестре. Потом был Лизин токсикоз, ее героические попытки не говорить мне, как ей тяжело, мое желание убить Сергея. Любовь зла, и, живя рядом с Лизаветой, я вижу насколько. Да, она любит Сережу. Я не понимаю этого, и сколько я ни пытаюсь понять, мне не удается посмотреть на Сережу Лизиными глазами. На мой взгляд, это просто мужик: обычная внешность, неплохая подтянутая фигура – Сережа любит свое тело и следит за ним. Вот он-то как раз бегает по утрам независимо от того, с какой женщиной живет или ругается в данный момент. Он подтягивается на турнике, даже занимался как-то борьбой, однако при этом курил – периодически бросая, пил водку – периодически завязывая, и баловался разнообразными диетами, от которых периодически сходила с ума моя сестрица. Впрочем, ни на чем Сережа не задерживается долго, но каждый раз, изобретая новый жизненный путь, он свято верит, что открыл истину и теперь-то добьется невиданных результатов. Возможно, даже бессмертия.
– Знаете что! – завопила я, поднимаясь из-за праздничного стола. – Поздравляю. Желаю счастья. А мне… мне надо…
Ознакомительная версия.
