Ознакомительная версия.
– Нельзя спать с ним без презерватива, – возразила я. – Лиза, не нужно. Не рассказывай мне, почему ты не можешь расстаться с Сережей. Не нужно умных слов, не нужно психологии, это твоя жизнь. Вы решили не звать меня на свадьбу? Я очень рада. Что было потом?
– Я сказала, что без тебя не пойду сама на эту свадьбу, – гордо заявила Лиза.
– С ума сошла? – вытаращилась на нее я. – Только не говори, что все это только ради того, чтобы я не оказалась за бортом вашей семейной системы. Лиза?
– Ты не понимаешь. Сейчас мы поругались с тобой, а потом помирились.
– Я в шоке! – расхохоталась я. – Это новый, совершенно непредсказуемый поворот. Скажи лучше, чего он напился-то?
– Он не хотел, – выдохнула Лиза. – Мы так кричали, и он выпил одну стопку, потом другую. Потом вот…
И она замолчала. Я знала, что означает это «вот». Сережа принялся пить неконтролируемо. На празднике, с которого он выпрыгнул в окно, я наблюдала это. Видела, как приятели Сережи вынимали у него из рук бутылку, а он улыбался, вставал и находил другую, как говорил что-то неразборчивое из серии: «Не надо, не надо, я сам разберусь. Пивная, еще парочку».
– Давно ушел? – спросила я, переходя от слов к делу.
– Уже, наверное, час назад. Куртку не надел.
– Замерзнет, бедняжка, – скривилась я. – Ты меня для этого вызвонила? А я-то думала, он тебя тут избивает.
– Фая! Он не такой.
– Ага. Знаешь, мужчина всегда ровно такой, насколько ты – дура. Там есть прямая математическая зависимость. Это, если хочешь, психология от Фаи Ромашиной. Мы сами творцы своего геморроя. А поскольку я сегодня получила прямое подтверждение тому, насколько именно ты – дура, я теперь от Сережи всего ожидаю. Ладно, чего ты мне прикажешь делать? Бегать по улице с курткой в поисках твоего благоверного?
– Мы начали говорить о ребенке.
– О котором именно? – ехидно поинтересовалась я.
– Конечно, о будущем, – не заметила моего подкола Лиза.
– Бедный Вовка, иди к тете, – ласково позвала я племянника, и тот радостно забрался ко мне на ручки. Я взяла со стола пирожок, откусила сначала сама, а потом дала откусить Вовке. Мы радостно жевали один на двоих пирожок и смотрели друг на друга. Я чмокнула его в нос. – Бедный мой Вова, я так хорошо представляю, что с ним теперь будет. И так детства не было, так теперь все – кончено. Старший брат, да. Теперь только и будет слышать: «Не трогай», «Не обижай», «Не кричи», «Дыши тише». И – коронное: «Положи на место, это не тебе!»
– Вовсе нет, – возразила Лиза. – И не давай ему больше пирогов, он и так уже скоро лопнет.
– Он хоть просил у тебя братика или сестричку? Я-то в свое время имела глупость просить. Впрочем, не помню, мне же было-то всего два года, так что мама может и приврать. Ладно, Вовка, иди-ка к маме. А я пойду твоего папашу искать. Вот только… чего ты хочешь от меня, если я его найду? Его из родника четверо достать не смогли…
– Фая, ты его найди, а там посмотрим. Может, сможешь уговорить вернуться.
– Или уговорить не возвращаться никогда? – улыбнулась я. – Да ладно, не надо прожигать меня взглядом. Что он сказал хоть, когда уходил?
– Ты понимаешь, я ведь разозлилась. Наговорила ему, – призналась Лизавета, поправляя на Вовке кофточку. – Наговорила разного, в том числе про деньги. А он слушал и пил. Я забыла уже, что может быть. Он мне что-то говорил про то, что на молоко детям уж может заработать.
– На молоко, значит, – задумалась я. Этот ключ позволил мне сделать первый шаг. Обдумывая Лизины слова, я стояла и ждала лифт и лишь спустя минут десять бесполезных ожиданий вспомнила о поломке и поперлась вниз пешком. Логика Сережи была крайне сложной для анализа, ибо нейроны в помраченном чрезмерным употреблением алкоголя мозге летают в непредсказуемых направлениях.
Молоко.
Он развелся и решил жениться. Хочет заработать детям на молоко. Ему тридцать два года, и он нигде никогда не жил подолгу, но в этот раз, по мнению Лизы, образумился. Вся проблема в том, что Лизавета верит в то, что люди могут меняться. Что достаточно захотеть, и можно свернуть горы. А также еще миллион пустых лозунгов, которые никак не пришьешь к реальности.
Сережа нашелся в небольшом павильончике в трех кварталах от дома, в непотребном состоянии, в процессе нанесения словесных оскорблений охраннику павильона.
– Да ты… да я… молока-то уж я достану… – бормотал Сережа, попутно называя охранника «чмом». И это самый слабый из всех эпитетов, с помощью которых Сережа оскорблял нравственные, национальные и религиозные чувства охранника. Тот отвечал ему взаимностью, и на помощь к нему уже стекались другие охранники из соседних палаток.
– Ребята, он же пьяный как скотина, – попыталась вступиться я, но мне было отвечено, надо отметить, в довольно вежливой форме, что ни одной пьяной скотине не дано права вести себя так.
– Молока мне. Что я, на молоко не заработаю? Дай молока, ты! – потребовал Сережа и, не получив желаемого, вдруг резко, неожиданно для всех, перепрыгнул через прилавок и бросил свое мощное, сильное тело на витрину с молочными продуктами. Самое обидное, что у Лизки молока было – как у коровы перед дойкой. Но после Сережиного кульбита в лавке начался полный кошмар, мракобесие и джаз. Охранники бросились на Сергея, причем тот, чьи нравственные чувства были оскорблены больше всех остальных, кричал, что убьет «эту тварь русскую».
– Он, вообще-то, родом из Казахстана, – вставила я, пытаясь остановить неизбежное. – Дайте, я просто уведу его.
– Беги, малахольная, – крикнул мне кто-то, когда потасовка уже началась. Мне бы послушать совета, его ведь неглупый человек дал. Но дома у этой «твари русской» сидела беременная женщина, на которой он еще жениться обещал, и я, недолго думая, бросилась в самую гущу событий. Не самая умная моя идея, закончившаяся тем, что охранник залепил мне кулаком в глаз. Впрочем, должна признать, что метил он не в меня, а в Сережу. Просто промазал и попал в меня. Я завизжала от боли, и это привело в чувство всех дерущихся, кроме, естественно, Сережи. Он, вывернувшись из лап охраны, все же сподобился разбить бутылкой красного вина витрину с молочной продукцией и стал хватать там пачки с молоком, а также, бог уж весть зачем, с кефиром, ряженкой и даже с айраном.
– Ах ты сууука!.. – закричал охранник. Весь пол был залит молоком и красным вином, охранник поскользнулся и грохнулся прямо в центр этого месива. Сережа вцепился в оставшееся молоко и полетел к выходу. Тут-то и подоспела полиция. Так я пала жертвой любви, в который уже раз.
Этап первый. Сформулируйте проблему насколько возможно точно
– Это все из-за тебя! – первое, что я услышала, когда вернулась из полицейского отделения к сестре. Слава богу, Вовка уже спал, и не нужно было опасаться ненужных вопросов с его стороны. «Где мой папа?» – «В тюрьме». – «Почему?» – «Потому что тетя не смогла оттащить его от витрины с молоком». – «А зачем ему было нужно молоко?» – «Чтобы доказать семье, что он может ее обеспечить». Н-да, это был бы самый абсурдный диалог, рядом с таким даже сказочка про Гензель и Гретель становится относительно нормальной историей. Ну, насколько вообще можно считать нормальной историю про киднеппинг и людоедство. Брр!
– Что? Что из-за меня, Лиза? – устало спросила я, держа пакетик из-под заваренного чая на глазу. – Поясни, пожалуйста.
– Его что, посадят? Господи, что же это такое? – причитала сестра. Я лично не видела никакой проблемы в том, чтобы Сережу посадили хоть на двадцать лет, жизнь бы только стала лучше, хотя бы на это двадцатилетие. Но Лиза, к моему удивлению, демонстрировала искреннее отчаяние.
– Ты так его любишь? – спросила я, все еще чувствуя во рту неприятный металлический привкус крови. Я прикусила губу, когда меня ударили. Охранник потом, в полиции, долго извинялся и просил не писать на него заявление. Мол, не меня он хотел, не меня. Да я ничего и не стала бы писать.
– Он – отец моих детей.
– Я – отец твоих детей, – возразила я.
– Нет, Фая, ты – их тетя. Это очень плохо, что на тебя падает столько всего. Ты не успеваешь жить своей жизнью. Это из-за меня ты до сих пор не замужем! – заявила вдруг Лиза, настойчиво требуя доступа к моему разбитому глазу с целью дезинфекции.
– Еще одна из миллиона твоих сумасшедших теорий о том, как там все устроено в моей голове? Лизка, я не вышла замуж, потому что еще не сошла с ума, – ответила я.
– Да? Может, ты не веришь в любовь?
– Отчего же, – покачала головой я. – В любовь как раз верю. Самое жуткое из всех человеческих заблуждений, заставляющее нас бросаться в объятия людей, которые того не стоят и обязательно предадут и сделают больно.
– Неправда, это же не всегда так! – Лиза поднесла ватку с перекисью водорода к рассеченному веку. «Черт, может быть, даже шрам останется», – подумала я. – Любовь бывает и другой. Просто нельзя попасть в сказку, если не веришь в нее.
Ознакомительная версия.