— Зачем?
— Приехал ваш Меделянский.
— Почему мой?
— А чей же еще? Он ведь не у меня на свадьбе гулял — а у вас. Будем думать, что делать с Ипокренино. Мозговой штурм и натиск. Скоро суд. Проиграть мы не можем. Надо составить план действий. А потом, коллега, возьмемся за сценарий. Или вы теперь собираетесь только лежать в постели и гордиться воспоминаниями? Учтите, Лапузина из тех жутких женщин, которых каждый раз надо завоевывать заново. Это как в боксе: былые звания, медали и пояса не в счет. Один пропущенный хук — и чемпион валяется на ринге, как упавший с вешалки пиджак…
— Нет, почему же? У меня как раз масса идей…
— Это хорошо! Я тоже собираюсь высказать вам одно маленькое соображение по поводу нашего синопсиса и, думаю, вы согласитесь.
8. ЗМЕЮРИК, ЕГО ДРУЗЬЯ И ВРАГИ
Жарынин ушел. Кокотов, взбодренный слухами о своей ночной победе, воодушевился, почувствовал в желудке сосущий голод и занялся завтраком. Жуя, он думал о Меделянском — человеке-легенде, который в советские годы, по слухам, платил такие партийные взносы, что на них спокойно могла прокормиться семья из четырех человек.
…Много-много лет тому назад, еще при Брежневе, работая в НИИ среднего машиностроения, Гелий Захарович Меделянский, как и всякий советский младший научный сотрудник, имел достаточно оплачиваемого трудового досуга, переходящего порой в безделье. Его коллеги тратили свободное рабочее время по-всякому: кто-то проводил межлабораторные коллоквиумы по новой повести братьев Рубацких, запрещенной и потому вышедшей лишь в журнале «Юный техник». Надо было найти как можно больше явных и скрытых антисоветских намеков в тексте, воспевающем светлое коммунистическое будущее. Другие разучивали под гитару песенки барда Булана Ахашени про виноградные косточки, старьевщиков и фонарщиков. Третьи учили китайский, хинди, иврит, эсперанто, даже древнегреческий, зная, что никогда эти языки им не понадобятся, или, в крайнем случае, овладевали английским, чтобы понять наконец, о чем все-таки поют «битлы». Четвертые придирчиво штопали штормовки и вострили альпенштоки, готовясь к отпускному восхождению на непокорный шеститысячник, ибо лучше гор могут быть только горы. Пятые со служебного телефона выстраивали замысловатые схемы и цепочки обмена квартир. Кстати, забегая вперед, скажем, что именно из пятых после 1991-го вышли олигархи всех видов, родов и размеров. Участники коллоквиумов по Рубацким ломанулись в политику и обвалили страну. Полиглоты эмигрировали во все концы света. Остальные же до сих пор штопают штормовки, напевая знаменитые строки Ахашени:
Раздавите гадину,
раздавите гадину,
раздавите гадину
В себе!
И только Гелий, выпускник МВТУ им. Баумана, ничего такого не делал. Он сидел у кульмана и тихо мечтал стать писателем. Сочинять Меделянский, собственно, даже не пробовал, так как не было стоящего сюжета, а те, что приходили иногда в голову, оказывались при ближайшем рассмотрении далеко не новыми, уже использованными другими, более расторопными авторами. Зарабатывал он мало и состоял в полной крепостной зависимости от жены-стоматологини, без выходных дней сверлившей блатные зубы казенной бормашиной и вставлявшей левые пломбы из сэкономленных материалов. По ее указанию Гелий, не оставляя, конечно, литературных мечтаний, готовил обед, мыл посуду, делал в квартире уборку, мелкий ремонт и даже ходил в магазин за покупками.
И вот однажды в универсаме на Домодедовской улице он стал свидетелем скандала, разразившегося из-за негодных куриных яиц. Возмущенный гражданин пытался вернуть их продавцу, брезгливо предъявляя скрюченный слизистый зародыш, найденный под скорлупой и похожий на большеголовую ящерку. Меделянский только подивился наивности покупателя, который при советской власти всегда был неправ, что, собственно, и привело к свержению коммунистов в результате восстания озверевших потребителей. Подивившись, Гелий занялся любимым делом: стал втихаря из нескольких пакетов полугнилой картошки собирать упаковку качественных корнеплодов для внутрисемейного поедания.
Тут надо заметить, что в литературном деле жизненные впечатления, как венерические инфекции, имеют скрытый, латентный период, и лишь спустя некоторое время остро проявляют себя, заражая восторгом вдохновенья весь творческий организм. Спустя месяц, делая влажную уборку квартиры, начинающий писатель чуть не рухнул со стула, обнаружив в уме почти готовую сказку про маленького динозаврика, появившегося из яйца, отложенного в Юрский период и неведомо как попавшего в универсам. Вылупился он прямо на прилавке, страшно напугав продавцов, принявших его за новую разновидность продовольственных грызунов. Вызвали немедленно крысоморов из санэпидемстанции, и участь новорожденной рептилии была предрешена. Но тут, на счастье, в универсам забежал купить мороженного семиклассник Юра Шмаков, он-то и нашел окоченевшего ящеренка, спрятавшегося со страха под брикетами пломбира.
Мальчик взял странное существо и отнес домой. Но мама Лия Ивановна, брошенная мужем и обиженная на весь мир, категорически возражала против любой живности в доме. Тогда Юра под большим секретом показал монстрика однокласснице Ленке Зайцевой, и разумная девочка посоветовала отнести зверушку в школу, в живой уголок. Так и сделали. По традиции каждому пришкольному животному давали имя, а поскольку юное пресмыкающееся больше походило на змейку, чем на ящерку (ножки были едва заметны), его назвали «Змеюрик», в честь Юры Шмакова. Кормили питомца сухим кормом для аквариумных рыбок, и динозаврик стал быстро увеличиваться в размерах: отросли ножки, а на спине появились странные складки, озадачившие не только юных натуралистов, но и молодую учительницу биологии Олимпиаду Владимировну.
Школа, куда попал на жительство Змеюрик, была специальной, с углубленным изучением английского языка, и вскоре к ним по обмену приехали американские сверстники из Калифорнии. Заокеанским детям так понравилось в Москве, что руководитель делегации мисс Боймз срочно отправила в ЦРУ шифровку: «Поездка принимает опасный поворот, дети перед сном обсуждают, как хорошо жить в СССР: нет расизма, эксплуатации, безработицы, лживой рекламы, а проезд в метро стоит всего пять копеек. Что делать?»
Однако куда больше, чем развитой социализм, юных заокеанцев поразил Змеюрик, который вырос к тому времени до размеров игуаны и давно перешел с рыбьего корма на сосиски и котлеты из школьной столовой. Зарубежные дети с ним охотно фотографировались, а юная американка Саманта Смайл, давно уже целующаяся с одноклассниками, вдруг спросила, кто он, эта «несси», мальчик или девочка? Целомудренных советских детей и незамужнюю Олимпиаду Владимировну этот половой вопрос поставил в тупик. Невозмутимая Саманта и розовая от смущения учительница, тщательно наощупь обследовав Змеюрика, пришли к выводу: перед ними начинающий самец.
Американские дети вскоре неохотно вернулись домой, на Запад, а Олимпиада Владимировна, отчаявшись классифицировать чешуйчатую тварь, набралась храбрости и позвонила в Палеонтологический музей, сообщив, что в школьном живом уголке обитает существо, удивительно похожее на летающего динозавра. Ее, конечно, подняли на смех и повесили трубку. Тем временем директор школы на педсовете заявил: если Змеюрик будет расти теми же темпами, скоро никаких завтраков и обедов продленного дня ему не хватит, а дети останутся голодными. Педагоги приняли тайное решение: в каникулы, когда школа опустеет, отвезти Змеюрика, достигшего размеров хорошего варана, в Палеонтологический музей и сдать его туда на ответственное хранение. Сказано — сделано: заказали мебельный фургон, упаковали флегматичное пресмыкающееся в ящик из-под пианино и оттранспортировали куда следует. Когда из ящика высунулась змеиная голова с клювом, главный хранитель музея воскликнул:
— Кетцатлькоатль… Я сошел с ума! — и упал в обморок.
Придя в себя и убедившись, что живой ящер привиделся ему не в похмельном кошмаре (а такой грешок за хранителем водился, так как многие экспонаты сберегались в спирту), он потребовал немедленно по акту сдать оживший реликт государству. Учителя-то рады были избавиться от прожорливого чудовища, но, с другой стороны, как педагоги они боялись нанести душевную травму детям, привязавшимся к Змеюрику. Однако их успокоили, пообещав в воспитательных целях устроить для ребят торжественную передачу ящера науке.
Вернувшись с каникул и обнаружив пропажу своего любимца, школьники, негодуя, созвали открытое комсомольско-пионерское собрание. На нем выступил главный хранитель и все разложил по полочкам. Во-первых, такой уникальный сюрприз эволюции, как Змеюрик, должен находиться под неусыпным наблюдением специалистов. Во-вторых, нехорошо, не по-товарищески таить в уголке свое открытие от других детей, которые смогут увидеть это чудо ископаемой природы только в музее. В-третьих, Змеюрик стремительно растет, и если даже поместить его в спортзал, скоро негде будет заниматься физкультурой, а музею государство отстроило новое просторное здание с огромным помещением для реконструированных динозавров.
