— Находил его однокашников, звонил по квартирам, уламывал в институте, а он и знать ничего не будет…
— А зачем?
— Хоть бы спасибо сказал… Обидно.
— Кто я? — требовательно спросил Звягин.
— Кто ты… Мой папа.
— Кто я? — повторил он.
— Врач, — продолжила она перечисление его ролей в жизни.
— О! — Звягин сунул руки в карманы и с фатовским видом плюхнулся на диван, откинувшись и закинув ногу на ногу. — Стоит ли вкалывать, — он сощурился, — спасая человеков, падающих, разбивающихся и тому подобное, чтобы они были несчастными неудачниками? А потом, — он засвистел начальные такты «Турецкого марша», — много ли ты знаешь людей, умеющих делать невозможное? Заметь: без всяких чудес — и не зная осечек. А?
— Ты у меня ужасный хвастун, — влюбленно сказала дочь.
— А теперь подай отцу стакан холодного молока. — И Звягин раскрыл «Историю античных войн», заложенную на битве при Гавгамелах. Увлечения его бывали непредсказуемы.
— Не люблю я сказки, — насмешливо отрезал Звягин, оглядываясь на витрину охотничьего магазина.
В это воскресенье он не дежурил, и жена вытащила его гулять на Невский: ноябрь проблеснул солнцем.
— Сказки?! — обиделась жена. — Суть «Пигмалиона» не в сюжете, а в социальных отношениях людей…
Перед светофоров с визгом тормознула «скорая», из нее высунулась пиратская рожа Джахадзе и прогорланила:
— Папе Доку привет!
Звягин махнул перчаткой из толпы. «Скорая» выкатила на осевую и рванулась мимо стоящих автобусов.
— …искусство — это всегда условный мир, отражающий…
— А я живу в безусловном мире! Я человек конкретный. Я врач, я восемнадцать лет носил погоны, я привык видеть жизнь такой, какая она на самом деле, без стыдливых умолчаний и прикрас. А от твоих сказок — один вред!
— От «Пигмалиона» вред?! — задохнулась жена. Двадцать лет семейной жизни не отучили ее от безуспешных попыток приохотить Звягина к шедеврам мировой литературы.
— Вред и бред, — упорствовал в ереси Звягин. — Еще и за правду себя выдает! Вот и начнут грезить замухрышки о добром дяде: подберет, обеспечит, научит красиво говорить… помоет-приоденет — и готова герцогиня. Ха-ха.
Они перешли к Казанскому собору: очередь у входа, голуби в сквере…
— …а закроет несчастная мечтательница книжку, посмотрит вокруг: «Где же обещанное чудо?..» — и вешает унылый нос… Делать-то все приходится без чудес и добрых волшебников.
— Ты путаешь литературу с жизнью, а сам вещаешь прописные истины!
— То-то и беда, что из-за твоих сказок люди отделяют литературу от жизни и забывают прописные истины!
И он завертел головой по сторонам, словно искал подтверждение своим мыслям.
Здравые мысли имеют обыкновение раньше или позже подтверждаться. В данном случае это произошло незамедлительно.
— Любуйся, — с холодным удовлетворением указал Звягин. — А?
Существо стояло на автобусной остановке, сунув руки в карманы широченной блекло-черной (по моде) куртки. Зато джинсы были в облипку, и даже самый скверный геометр не назвал бы линии ног прямыми.
— Это он или она? — усомнилась жена в нелепом силуэте.
— Оно! — полыхнул сарказмом Звягин. — Одета-обута, грамотна-обеспечена, страшила-страшилой.
Из-под вязаной шапочки по ним презрительно скользнули глазки, крохотность которых искупалась размерами носа, наводившего на мысль об орлах и таранах галер.
— Поможет несчастной страхолюдине твой профессор Хиггинс со своей ванной и фонографом? Говорить нынче умеют все: телевидение! — дурак дураком, а шпарит как диктор. И манер в кино насмотрелись. И одеваются по журналам: нищих нет…
— Да, да, — поспешно согласилась жена, таща его вперед. Но немного не успела.
«О, какая ужасная селедка», — тихо поразился юный басок. «Гибрид швабры и колючей проволоки», — согласился тенор. И пара приятелей остановилась было рядом.
Нелестная характеристика услышалась и той, кого касалась. Вздернув губу, девица отрубила фразу — не из словаря диктора телевидения. Приятелей шатнуло.
— Развлекаемся? — спросил их Звягин, улыбаясь мертвой улыбкой; шрамик на скуле побелел.
— Леня, — тревожно сказала жена, меняясь в лице, — мы идем в Эрмитаж!
Приятелей сдуло.
Публика изображала непричастность к происходящему. Скандализованная старушка обличала «нынешних». Запахло склокой. Девушка тщетно принимала независимые позы. Напряжение гонимого существа исходило от нее.
— Мои ученики ходят в Эрмитаж чаще, чем мы…
Звягин задумчиво сощурился. Глаза его затлели зеленым кошачьим светом. «Пигмалион»! — процедил он. — «Хиггинс! Шоу!»
Он переступил на месте.
Подошел автобус.
— Ира, — Звягин поцеловал жену, — сходи сегодня сама! Ну пожалуйста.
Ответ не успел: он как-то сразу отдалился от нее и переместился к остановке, будто влекомый посторонней силой. Вслед за девицей втиснулся в автобус, и двери захлопнулись.
В автобусной толчее он бесцеремонно в упор разглядывал злополучное создание. Через минуту оно задрало прыщеватый подбородок и, ответив ему высокомерным взглядом, отвернулось с оскорбленным лицом. За четверть часа на лице сменились все оттенки независимости и неприязни. Резкие черты Звягина не выражали ничего, кроме интереса естествоиспытателя.
На Суворовском она выскочила и понеслась размашистой походкой матроса, опаздывающего из увольнения.
— Девушка, одну минутку!..
Она резко свернула и на красный свет перебежала проспект — прямо в объятия милиционера. Милиционер оживился и отдал честь. Девица стиснула зубы, испепеляя его взором.
— Мы опаздываем к больному, — уверенно представился Звягин за ее спиной, извлекая удостоверение — в подтверждение своих слов — и деньги в подтверждение своей вины.
Милиционер поколебался. Признанный хозяином положения, он ощутил более достоинства не в строгости, а в благородстве.
— Больше не нарушайте. — Он снова отдал честь и отодвинулся, давая понять, что инцидент прошен.
На ходу глядя в сторону, девица пролаяла:
— Что вам надо? Все разглядели?
— Давайте выпьем кофе, — мягко предложил Звягин.
— A-а: вы одиноки. Вы, наверное, кинорежиссер. Или художник. Нет? Ну тогда засекреченный ученый. А, — вы шпион и хотите меня обольстить и завербовать!
— Ну, еж колючий, — рассмеялся Звягин.
— А вы… отцепитесь, старый козел! — отчаянно выпалила она.
Встречная красавица, грациозная стрекоза, улыбнулась Звягину уголком детских губ. Он не был похож на старого козла.
— Крута, — оценил Звягин, — крута. Не хотите знакомиться… Тогда позвоните мне, пожалуйста, — протянул ей визитную карточку. — Всему можно помочь, — добавил он.
— О чем это вы? — не поняла она. — Еще чего не хватало! — И сунула карточку в карман.
Остаток воскресенья Звягин посвятил доведению квартиры до адского блеска — во искупление вины. Дочка металась на подхвате: сочувствовала; и хихикала. К ужину жена оттаяла.
— Полчаса стояла перед Боттичелли, — делилась она. — Никто, наверное, не умел так видеть красоту…
— А что такое красота? — живо спросил Звягин, хлюпая молоком через соломинку.
Жена готовно приняла учительскую позу.
— Платон, — сказала она. — Сократ. Чернышевский. Эстетика.
— Сократ, — сказал Звягин, поднимая руки вверх. — Я понимаю. Ты мне скажи, чем красивая женщина отличается от некрасивой? Конкретней. — Он приготовился загибать пальцы.
— Черты лица… фигура… — она растерялась. — Ну глаза, нос, рот… волосы…
— Волосы, — сказал Звягин. — Да-да. Ноги и шея с ушами.
— Шарм, — сказала дочка. — Прикид.
— Хорошо — мода. Условность, привычка: у каждой эпохи, расы и так далее — свои понятия о красоте. Так: биологическая основа, целесообразность: продолжение рода, — он изобразил руками формы секс-бомбы. — Но почему красивы и черные волосы — и золотые, и карие глаза — и синие, и курносый носик — и прямой? Зачем нужны длинная шея и ровные зубы — что ими, проволоку грызть?..
— Почему ты этим заинтересовался? — проницательно спросила жена.
— Папа хочет знать, что такое красота, прежде чем браться ее делать, — объяснила дочка, догадливое юное поколение. — Он сегодня весь день «Турецкий марш» пел: что-то задумывает!
— Опять твои безумные прожекты, — вздохнула жена. — Теперь — та страшненькая, да?
— Ура, — успокоила дочка. — Она уродина? значит, ты можешь не ревновать…
Дотошный допрос не кончался.
— Если красота — это совершенство, то почему заурядная лань красивее самого совершенного крокодила?.
— Линия, цвет… ассоциативный образ: теплое, гладкое, чистое, легко движется. Вызывает приятные ощущения…
