Но не буду о грустном.
Не буду писать и название моей деревушки. Вдруг все это сохраняется где-то на общем диске и станет когда-нибудь достоянием общественности. Раскопает занудный и ушлый айтишник. И еще кто-то вознамерится меня искать.
Паранойя, конечно, но все же…
Буду играть роль Штирлица в юбке до конца.
14
Теперь можно подумать и о ребенке.
Лучше иметь в качестве отца человека на удалении, но с демонической внешностью, породистого как самец-чемпион, нежели ту плотву, которая вьется возле меня в течение последних семи лет. Не было ни одного мужика российского происхождения, которого можно было бы поставить рядом, не надев предварительно бабушкины очки на минус четыре с половиной (в них можно только смело и беспробудно спать перед кухонной плитой и телевизором).
Когда он узнал, что меня приглашают продолжить свою активную трудовую деятельность, он два дня уговаривал меня остаться. Но на этот раз я была на редкость упряма и несговорчива.
Затем он стал отговаривать меня от покупки недвижимости в Чехии. Говорил, что, если будет дом под Москвой или под Парижем, мы будем видеться чаще. Но кроме него я влюблена еще и в Чехию. И потом, когда он будет приезжать туда – он будет приезжать только ко мне и к своему ребенку, а не заскакивать между визитами к родне своей законной жены или переговорами с российскими предпринимателями из далеких глубинок.
Теперь оставалось посвятить неделю зачатию ребенка. Процесс не самый неприятный, надо сказать.
Прощание с работой получилось на редкость комичным. Федор, узнав, что я увольняюсь, часами гонял вокруг завода на своем тракторе на бешеной скорости, тарахтя, как сотня болидов на «Формуле». Я боялась, что он кого-нибудь задавит.
Вечером толпа привычно потянулась по асфальтовой дорожке к автостоянке, чтобы ехать в свои непросторные московские квартирки, к туалетикам, в которых, надевая трусы, задеваешь лбом о дверную ручку, а локтем сбиваешь со стены держатель бумаги.
Федор стоял у проходной, подобно предводителю варваров перед битвой с организованной, но трусливой армией противника, и кричал своим злобным рыком:
– Офисные! Офисные! Я вас скоро п…дить буду! Слышите, вы, офисные?
Люди шарахались от него и подходили к проходной по грязному месиву будущего газона.
«А ведь как-нибудь и отп…дит», – подумалось мне. Теперь, с моим уходом, до увольнения Федора еще не скоро доберутся, пока не случится действительно что-нибудь страшное…
– Лом возьму из кладовой и буду бить каждого по тупой офисной башке… – не унимался мой ласковый и нежный. – В понедельник у кого фамилия на «П» буду бить, во вторник – у кого на «В», никто не уйдет от расплаты!
Совсем у него по весне подтекал водопровод.
– Эй, ты! У тебя на какую букву фамилия? – обратился он к спешащему домой менеджеру по рекламе Кузьмину. И быстро зашагал в его направлении.
Менеджер Кузьмин бегом припустил к проходной, наверное сильно удивляясь беззащитности граждан даже на территории собственной работы.
Зачем тебе, Федор, лом? Тебе есть чем привести Кузьмина в смятение…
Все-таки его одного и жалко. Я была настоящей защитой его тихо разлагающегося сознания. На какую работу его еще возьмут? Он единственный, кто реально что-то потерял от развала этого царства отечественного управления производством в условиях жесткой рыночной конкуренции.
Все остальные устраивались или на большую зарплату, или на такую же – практика показывает, что в определенном возрасте (если не говорить о пенсионерах) каждая работа – это маленькое повышение.
Привезти, что ли, его в Чехию в качестве управляющего большим усадебным участком? А когда будет приезжать Гийом, куда-нибудь прятать. А то еще сделает моего ребенка сиротой.
Неплохая в целом идея – надо обдумать ее на досуге.
ЭЛЕКТРИК УРАПРОМИИ
1
Так все и поменялось в его жизни.
Пришли люди, схватили пальцами за нос – зло так и сильно схватили, – нос отозвался резкой болью, а они сказали, что теперь он должен им денег, хотя еще несколько минут назад он ждал от них заработной платы.
Честно заработанной.
Он не верил, что пожар в торговом центре произошел по его вине. Все мы знаем, как происходят такие пожары.
Скорее всего, это был поджог, может организованный конкурентами, а может – собственными силами. Темные делишки, слишком темные для простого электрика.
Теперь он должен. Сумму назвали ему странную, вряд ли она окупала причиненный огнем ущерб. Вряд ли он вообще мог его окупить, даже работая всю свою жизнь. Сумма странным образом соответствовала примерной рыночной стоимости его квартиры.
Он был свято уверен, что в его родном городе эти времена прошли. Времена кидков, подстав, включенных счетчиков – особенно актуально для его профессии: включить счетчик электрику, – однако сейчас испугался и засомневался в реальности позитивных перемен в масштабах страны.
Точнее, масштабы страны его теперь не волновали – может, с масштабами-то все и было нормально, и они резко и значительно сократились. Втрое, например, сократились.
Его волновал свой частный конкретный случай, откинувший его на много лет назад и грозивший выкинуть из города вообще, ибо в случае «расплаты по счету» он автоматически становился сельским жителем в избушке стоимостью пять-шесть тысяч долларов.
А ведь была у них такая мечта – переехать из душного города, чтобы детишкам было чем дышать, но не таким же способом она должна была осуществиться… Принцип, которому он следовал всю жизнь – «все, что ни делается, – все к лучшему», стал давать сбои.
2
В милиции спрашивали у него конкретные факты. Чем конкретно угрожали, в какой форме…
Говорили, что, как он догадывается, персональных охранников ему выделить не могут, но если будут любые проблемы, выраженные в конкретных действиях…
Как им было ответить?..
Конкретно, может, и ничем не угрожали…
Но дали понять…
А что именно дали понять? Что за их словами страх, пустота и бездна… Что семья одна и каждого подонка не проверишь на ней, далеко ли он пойдет в своих бычьих намеках…
Можно сказать, что и не разговаривали они вовсе…
Ни свидетелей, ни доказательств – ничего конкретного, а только оцепенение на сердце и ощущение глубокой ямы осталось, ямы, из которой не выбраться.
Вот так аукнулись электрику Петрову языки пламени торгового центра.
Это вам не по офису разводку раскидывать.
3
Петров решил никаких шагов не предпринимать и квартирой пока не заниматься. Потянуть время, а там, если встанет вопрос ребром (ой, встанет… чувствует сердце, не отступятся люди эти так просто…), сказать, что сделка в самом разгаре, и все уж быстро до конца довести…
Ну, тем временем семью чем-то кормить надо. Страхи страхами, а трахи трахами. То есть семью кормить-то надо.
На работу устраиваться времени не было, вдруг впереди переезд в деревню – и зарплаты не дождешься.
Пришлось пойти двумя верными для электрика путями – дать объявление в три бесплатные газеты и начинать звонить друзьям.
Начал с Глазкова. Это лучший друг – никогда не бросал в беде. Вот и сейчас дал телефоны Смольковой и Семенчука, а те чуть ли не завхозы… Позвонил – Семенчук посоветовал встретиться с Голубевым, тот работает на стадионе, а там часто бывают всякие переделки.
Голубеву купил Петров пива и сухариков и отправился на стадион.
Вышли на пустую арену, сели в холодный пластик трибун – открыли пиво.
«Поскорее бы все уладилось», – загадал Петров, глядя на ухоженный зеленый квадратик поля, на котором проводила свои матчи любимая в городе футбольная команда.
– Хорошо, что пришел, – сказал Голубев. – Егорушкина помнишь?
– Темного очкарика с потными руками? Блевал все время на уроках химии?
– Семен у нас вроде как блаженный стал… Преуспевающий блаженный…
– В смысле, совсем на голову плох?
– Да нет, не совсем, даже хорош, скорее…
