А вон Малоуны. Надо же, приехали из своей Аризоны! Ему ведь уже… так, погодите, Джозефу было бы восемьдесят два, значит, Малоуну — восемьдесят пять. А Джозеф всегда тревожился за его здоровье, говорил: Малоун долго не протянет.
Увы… Только на похоронах или на свадьбе и встретишься с людьми, которых не видел целую вечность. А то и с новыми познакомишься. Впрочем, этих близнецов — снова близнецы, через два поколения! — она видела в Мехико в 1954 году. И был им тогда один год от роду. Рейнальдо и Раймундо.
Месяц назад Анна получила письмо из Мексики, как всегда — с фотографиями неимоверно разросшейся семьи. Господи, как же их много! И все, очевидно, процветают, судя по фасаду дома, на фоне которого они сняты. Роскошный дом, куда роскошнее прежних. А в 1954 году их «мексиканцы» тоже жили не так уж скромно. Дена очень постарела. И со зрением у нее плохо — буквы на строчках пляшут, налезают друг на друга. Но она решила собственноручно уведомить Анну, что сыновья ее старшей внучки, близнецы Рейнальдо и Раймундо, по дороге в Европу заедут в Нью-Йорк. Не хочет ли Анна на них посмотреть?
Вон они стоят. Один не говорит по-английски вовсе, другой с трудом понимает и еле-еле изъясняется. Так же плохо они говорят на идише — нахватались немного в детстве от прадеда и прабабки. Но Аннин идиш тоже покрыт вековой пылью. Близнецы стоят, серьезные и невозмутимые, в отличных темных костюмах, с черными бархатными ермолками на кудрявых волосах. Лица полны достоинства и недоумения. Анна печально усмехнулась. Все потомки Дана — непримиримые ортодоксы. Что могут думать они об этой «непристойной» свадьбе?
— Властью, данной мне государством, объявляю…
Муж и жена. Целуются, словно вокруг никого нет! Боже мой, какой стыд! Поздравления, смех, еще поцелуи. Свершилось. Любимая моя, милая Лора.
Сперва она заявила, что будет выходить замуж босиком: в саду босые ноги выглядят естественнее. Дома, разумеется, поднялся жуткий шум. Особенно был шокирован Тео. Айрис, которая приветствует все новые молодежные веяния, и та взвыла. «Чего в таком случае ждать от тебя завтра?» — с упреком сказала она Лоре. К счастью, Стив прислал сестре в подарок пару сандалий, собственноручно сделанных, белых, а к ним — пояс и сумку под цвет. В коммуне он теперь работает «по коже». Тоже мне ремесленник… Сандалии, однако, пришлись как нельзя кстати. Поскольку сделал их Стив, Лора не побрезговала, надела, и проблема с обувью была решена.
Тео вошел в дом следом за Анной.
— По-моему, очень мило, — сказала она. — А ты боялся.
— Сплошной выпендреж. И вы это знаете не хуже меня.
— Ты не прав. Все так искренне и поэтично. Только не в твоем и не в моем вкусе. В их вкусе.
— Ох уж эти детки!
— Ну, твоя дочь хоть замуж вышла. Нынче далеко не все родители могут этим похвастаться.
— А Стив! Мог бы и приехать на свадьбу к сестре, — удрученно проговорил Тео.
— Когда-нибудь приедет. Может, даже скорее, чем мы рассчитываем.
— Но сегодня он не приехал. Не знаю, как такое простить, не знаю…
— Тео, пойми, он хотел приехать! Столько подарков сделал. Сам! Да как искусно! Должно быть, трудился не день и не два. А преодолеть себя не смог. Не нашел в себе сил посмотреть нам в глаза.
— Устроил такой сумбур! Нет чтобы жить нормально, по-человечески, — проворчал Тео упрямо.
И неожиданно для самой себя Анна заговорила твердо и непререкаемо, как заговорил бы Джозеф, будь он абсолютно уверен в собственной правоте:
— Люди попадают во всякие ситуации. Не всегда приятные. А выбраться из такого переплета очень сложно. Кому и знать, Тео, как не тебе.
Впервые за эти годы Анна напомнила ему о той давней черной странице. И — видит Бог! — ей это так же больно, как и ему. Но по молчанию Тео Анна поняла, что Стив может ехать домой без всякой опаски. Отец его не упрекнет.
— Только посмотри на Филиппа! — весело воскликнула она. — Он как-то враз возмужал, правда? Я бы дала ему не шестнадцать, а все восемнадцать. А как чудесно играл!
Робби с Лорой не хотели, чтобы приглашенные выстраивались в очередь с цветами и подарками. Поэтому теперь вокруг них образовалась толпа. Некоторые гости гуляли по саду, кое-кто уже устремился в дом, к уже открытым бутылкам с шампанским.
Анна взяла бокал, другой протянула Тео:
— Выпей, выпей! Мужчины всегда грустят на свадьбах дочерей. Так что ничего особенного с тобой не происходит.
Тео криво усмехнулся:
— А я-то надеялся!
Она похлопала его по плечу:
— Поверь, тебе есть чему радоваться. — Получилось слегка назидательно, но Тео ее понял.
Оба они смотрели на Айрис, стоявшую у камина с родителями Джанет и другими гостями. Ее вполне можно было бы сфотографировать для светского журнала: благородная дама на фоне камина или резной лестницы в собственном особняке. Вот бы Айрис позабавилась!
— Чему вы смеетесь? — спросил Тео.
— Вспоминаю женщину, которая спросила тебя, почему ты, такой мастер, не исправишь нос собственной жене.
— Я бы ни за что не стал этого делать. Даже если бы Айрис сама попросила.
Да, Руфь оказалась права. В зрелом возрасте Айрис стала настоящей красавицей. Ее красота была сейчас такой яркой, такой очевидной. Анна поняла, что Тео думает о том же. Темные, с легкой пока проседью волосы Айрис разделены на прямой пробор. У нее такая прическа давным-давно, никакой другой Анна уже не помнит. Лицо состоит из одних изгибов: длинный изогнутый нос, брови, неровная линия рта. Отведя взгляд от этого лица, хотелось вернуться к нему снова и смотреть, смотреть…
Толпа повалила из сада в дом. Рукопожатия, поцелуи, поздравления, комплименты.
Какой-то человек подошел к ней поговорить. Кто же это? Друг Тео? Слишком стар. Друг Джозефа? Слишком молод. Совсем никудышная память стала.
— У вас чудесный дом! А окрестности какие! Так близко от Нью-Йорка и такая благодать! Я просто не ожидал.
— Да что вы! Все очень переменилось. Когда мы тут поселились, вокруг стояла дивная тишина. За всю ночь только стрекотанье кузнечика и услышишь. А теперь на шоссе гул, шум, непрерывный поток машин…
— Я вас понимаю. Против моего дома вырубили яблоневый сад и затеяли стройку. Все это весьма удручает. — Мужчина вздохнул напоследок и отошел.
На миг она осталась одна.
Когда я умру, дом и сад продадут. Но особняки теперь никому не нужны. Его снесут и построят многоквартирный дом, или коттеджи, или какую-нибудь контору. На углу, возле шоссе, на месте бывшего особняка уже прилепилась страховая контора.
В воздухе давно витало тактичное и разумное предложение: продать дом и купить Анне квартиру. Кстати, она сама пыталась подвигнуть на это Джозефа после первого сердечного приступа. Но он сопротивлялся так же сильно, как она сопротивляется теперь. Нет, это не просто жилище, это — ее Дом, она в состоянии его содержать и не покинет эти стены до последнего вздоха. Она сама сажала деревья в саду: березы, акации, боярышник. В библиотеке стоят ее книги — в какой квартире поместится такое множество? Да и вещи Джозефа в круглом кабинете она не позволит трогать, пускай его курительные трубки — целая коллекция — перейдут к внукам. И самое главное — куда деть Альберта? Огромный пес в квартире? И вообразить невозможно.
Айрис по-прежнему беседует с гостями. Вот она, должно быть, сказала что-то смешное — все засмеялись. Она тоже засмеялась, даже в ладоши захлопала от удовольствия. Такой ненатужный, такой милый жест. Как она изменилась! Я молилась не зря, Бог услышал мои молитвы. Иногда Он кое-что слышит.
Кто бы мог подумать, что Айрис будет так лихо управляться с финансовыми делами?! Мы-то все полные профаны, особенно Тео. Ему вообще все равно: пять центов у него в кармане или пять долларов. А у Айрис оказалась редкая сметка. Когда придет время, она наверняка сообразит, что делать с этим старым домом.
Только бы не снесли. Может, он все-таки кому-нибудь понадобится? И под рябиной снова повесят детские качели? И насыплют хлебных крошек в кормушки для птиц?
— Нана, — прервала ее мысли Лора, — познакомься. Это тетушка Маргарет. Робби любит ее больше всех из всей родни. Он по любому поводу вспоминает ее, а у меня ты с языка не сходишь. Так что вам просто необходимо познакомиться.
— Маргарет Тейлор. — Приветливо, с достоинством, присущим крупным, полным женщинам, гостья пожала ей руку. — Ваша маленькая невеста просто очаровательна. Она всем нам уже полюбилась.
— Очень рада. Тяжело отпускать девочку от себя, в дальнюю даль. Только и надежды, что ее полюбят и поберегут.
— Они ведь едут в Нью-Мексико. Уверяю вас, им понравится. Там такие краски, такой простор.
— Да, говорят, там хорошо. Сама я никогда не ездила дальше Пенсильвании.
И это очень странно. Прожила долгую жизнь и нигде не побывала. А мы вполне могли себе позволить. Почему мы совсем не путешествовали?
