Погода была чудесная, я нежился в весенних лучах на палубе и незаметно погрузился в дрему. А когда я проснулся, рядом сидел Кенкити. Он сидел молча, хмурил брови, морщил лоб и все больше мрачнел от своих невеселых мыслей. Я не стал задавать никаких вопросов, просто тихонько присел рядом да помалкивал. Кенкити сам начал этот разговор и застал меня врасплох. Он серьезно посмотрел на меня и сказал:
— Все правильно, вполне естественно, что даже такой человек, как Сэй-тян, беспокоится о тебе. Ничего хорошего ты на моей лодке не дождешься, нечего тебе здесь делать…
Я совершенно не был готов к такому обороту и постарался перевести разговор на другую тему:
— А вы сами? — спросил я Кенкити. — Почему вы решили заняться этим делом?
Он недобро ухмыльнулся и объяснил:
— Все дело в происхождении… Я вырос в совсем другой социальной среде, чем ты…
Потом он разом погрустнел, долго сидел тихо и неподвижно, словно разглядывал что-то внутри себя. У людей, которые ведут такой образ жизни, как Кенкити, всегда есть некий внутренний надлом, тень прошлого, которая постоянно омрачает их жизнь, и сегодня эта тень казалась особенно темной. Кенкити вел себя иначе, чем обычно, молча улегся на дно лодки и бессмысленно уставился в небо.
Я вижу эту непривычную картину как сейчас — вечерний бриз треплет подернутые ранней сединой пряди Кенкити, а он сидит на корме и рассказывает мне свою историю…
— Навряд ли ты слышал о большом мятеже на медных копях в Асио, — начал он.
…Дело было в 1907 году. Сложилось так, что я работал на медных копях как раз в то смутное время, я оказался втянутым в беспорядки, пришлось бросить работу и сматываться куда подальше…
Но главная причина моих несчастий кроется в моем происхождении!
Моя мать была всего лишь глупая женщина. Дочка богатого фермера, она забеременела и произвела на свет незаконного ребенка — меня! — а потом не выдержала такой жизни и умерла. Наложила на себя руки, едва мне исполнилось одиннадцать лет, самой матери тогда было всего-то двадцать девять. Люди много болтали, вроде мой отец коммивояжер, и что он продолжает регулярно наведываться в наш дом, но я так никогда и не узнал, кто это.
Похороны были очень скромными, родственники не хотели поднимать лишнего шума, и я умудрился сбежать из дома раньше, чем закончилась траурная церемония. У моей матери был дядя, он держал лесопилку на склоне горы в районе Нумата, префектура Гумма. Однажды мы с матерью ездили к нему погостить, мне тогда было лет семь. Дядя был добрым человеком и пускался на всякие уловки, чтобы развеселить мою мамочку и заставить ее хоть на время позабыть о несчастьях. Но мама все равно грустила, опускалась перед дядей на колени и рыдала, склонив лицо к самому полу, я хорошо это помню…
Но самым удивительным для меня было то, что детишки из соседних домов приглашали меня поиграть и никогда не дразнили! Мы играли все вместе на берегу реки, а вокруг было прекрасно, как во сне, — с лесистых склонов доносились крики лесорубов, птицы радостно щебетали… Я никогда больше не видел такого удивительного и волшебного места! Может быть, мать надеялась оставить меня жить у дяди, но у нее ничего не вышло — не знаю. Во всяком случае, мы скоро возвратились домой, заплаканные и разочарованные.
После смерти матери я решил сбежать и поискать удачи в тех краях, где жил дядя. Я плелся туда несколько дней, а когда наконец добрался, то узнал, что мой дядя давно умер, а лесопилку продали и теперь там распоряжается новый хозяин. Идти мне было некуда, я остался на лесопилке, уговорил взять меня работать на подхвате. Меня пристроили к погонщикам, которые занимались тем, что на тягловых лошадях доставляли срубленные деревья из леса на лесопилку. Но я был еще слишком мал, так что и пользы от меня было немного. Я связывал бревна веревками и потом — после доставки — опять развязывал их, прибирал вокруг лесопилки, обихаживал лошадей и все такое… Словом, был мальчиком на побегушках.
А когда я достаточно подрос и научился сам править лошадьми, мне позволили доставлять бревна с лесопилки заказчикам. Я умудрялся загружать в телегу чуть больше леса, чем полагалось, а потом сбывал излишек древесины своим хорошим знакомым из универсального магазина. Они расплачивались со мной, и я тут же тратил свой небольшой доход — покупал пару сладких сдобных булочек, а остаток денег откладывал про запас. Уверен, что взрослые погонщики никогда не угостили бы меня даже крошечным кусочком сладкой булочки, будь у них хоть целая сотня булок! Мне ни разу не повысили жалованья и не выдали к празднику лишней копейки. Я буквально голодал, но вовремя сообразил, что пора самому о себе позаботиться, и начал блюсти собственный карман.
А когда мне исполнилось полных шестнадцать лет, в тамошних местах объявился вербовщик и стал набирать рабочих на медные копи в Асио. Он рассказывал о руднике удивительные вещи, например, что рабочим там платят не меньше иены в день! Я сразу ухватился за такой шанс и с радостью согласился, когда вербовщик стал спрашивать, готов ли я ехать работать на медных копях. Этому ловкачу удалось уговорить еще пятерых ребят, таких же как я, и мы все вместе отправились в путь.
Шли пешком. Вокруг нас были лишь утесы да скалы. Изо дня в день, кроме них, мы не видели больше ничего. Когда забираешься так высоко, трудно поверить, что тут могут обитать не только горные орлы, но и обычные люди. Не помню, сколько дней мы бродили по горным тропам, но настал день, и наш провожатый с рудников указал куда-то рукой:
— Смотрите, вот и Асио!
Я старательно таращил глаза, но так и не обнаружил вокруг ничего, кроме скал!
— Ах ты, обманщик! — выкрикнул я. — Да тут кругом одни горы!
Действительно — кругом расстилались одни безжизненные камни — не видно ни единого дерева, ни лоскутка покрытой травой земли. И тем сильнее был наш шок, когда мы спустились в узкую долину. Представляешь, среди скал прятался целый город!
Настоящий большой город, в котором есть здание городского совета и больница. Через реку был перекинут чугунный мост, локомотив на электрической тяге таскал по нему вагонетки с рудой из шахтных тоннелей. Неподалеку располагалась гидроэлектростанция, и город освещали электрические фонари. Господи, да никто из нас в жизни не видел электрического света! Мы были просто ошарашены.
Повсюду царила фантастическая суета — здесь была масса магазинов, заполненных таким изобилием товаров, которое простому сельскому пареньку даже вообразить тяжело. А еще в городе имелось несколько гостиниц, в одной из которых недавно установили телефон, чтобы начальство рудника всегда могло связаться с проживающими. А еще здесь было собственное фотоателье, тоже как-то связанное с рудничным делом, но фотограф с готовностью фотографировал любого — причем мог сделать столько снимков, сколько человек мог позволить себе оплатить. Для нас это было настоящее открытие, мы сразу же сделали себе фотографии, чтобы отпраздновать прибытие в это райское место.
Еще в городе наличествовало три чайных дома, в них работали высококлассные гейши, и четыре обыкновенных борделя с красотками попроще. Мы обнаружили даже два театра, в которых выступали гастролирующие труппы. Я полагаю, население города составляло более сорока тысяч человек, причем это было очень густонаселенное место, поскольку все люди — шахтеры, чиновники, инженеры, торговцы и прочие — вместе со своими женщинами и детьми теснились на продолговатом клочке земли довольно скромного размера. Восторг ударил нам в голову как вино, мы были по-детски счастливы и надеялись, что навечно останемся в этом дивном месте.
Реальность оказалась мало похожей на райские кущи…
Не буду вдаваться в подробности, мало кто может представить себе работу шахтера, пока лично не побывает в шахте. Достаточно сказать, что породу отделяли от скального массива при помощи взрывов, а для взрывных работ постоянно применяли динамит. Каждый раз во время смены, на которую приходился взрыв, приходилось чувствовать себя не шахтером, а патроном в дуле пистолета. Взрывы вздымали тучи пыли, едкая пыль мгновенно набивалась в нос, становилось невозможно дышать!
Сначала меня поставили работать сортировщиком. Дали в руки такой чугунный прут, вроде длинной рейки, и научили отбивать от больших глыб медной руды куски пустой породы. Но я продолжал пугаться и вздрагивать при каждом взрыве динамита. Я отработал на шахте почти два года до того, как в 1907 произошел страшный, кровавый бунт, память о котором вечно будет терзать меня…
Все началось с обвала — в подземном тоннеле рухнул большой кусок кровли. Мне тогда здорово повезло, я оказался среди немногих счастливчиков, которым удалось выжить, хотя я был фактически заживо погребен. Меня так завалило породой, что я шевельнуться не мог, ног не чувствовал, а руки совсем занемели. Я лежал и думал — ну вот и все, конец…
