У пляжа находилась лавка зеленщика, из которой на улицу вырывался запах перезрелых бананов. Вдоль набережной тянулись лавчонки арабов, торговавших махровыми купальными простынями, колумбийским нижним бельем и еще всякой всячиной, которую они привозили из своих челночных поездок в Панаму. В дальнем конце набережной стоял полицейский участок, где за массивным столом под косым взглядом Христа, одиноко взиравшего со стены, мирно спал инспектор. В парке под затененными фонарями играли в футбол детишки, а матери кормили грудью своих младенцев. Рыбачьи лодки возвращались в гавань, ведомые суровыми мужчинами с продубленной на солнце кожей, которые стояли у штурвалов очень или не очень маленьких катеров с именем некогда любимой, а позднее утраченной женщины, написанном на носу в качестве немого напоминания.
По утрам Клара Йоргенсен отправлялась на рынок, расположенный на пригорке, возвышавшемся над городом. Вначале рынок показался ей каким-то сумасшедшим домом, полным кудахчущих кур, обреченных цыплят, мужественно ожидающих смерти на мокром бетонном полу, и женщин, выкрикивающих названия сыновнего улова, отчего в гулком помещении стоял невообразимый гвалт. В первые дни она застывала на месте, глядя на скользкие почки, выставленные на покосившихся прилавках, на пламенеющих красными жабрами рыб с разинутыми ртами, на свисающие с потолка кишки и тушу только что зарезанного быка, из которой еще продолжала сочиться кровь. Вначале она сама казалась перепуганным зверьком, замершим у входа, но затем, постепенно, обилие впечатлений сложилось в общую сумму, как-то утряслось и спокойно улеглось в сознании. И тогда все это стало частью будничной жизни, как и вообще все необыкновенные и экзотические элементы в конце концов становятся привычным фоном, и ты уже сам не можешь вспомнить, что ты раньше видел в них такого уж необыкновенного.
Клара Йоргенсен старалась постепенно привыкнуть к мысли, что она часть какого-то целого. Иногда она подолгу останавливалась на пороге спальни, все еще поражаясь ширине величественного ложа, которое она делила с мужчиной. На его ночном столике лежали пачка сигарет, две-три книжицы мексиканских комиксов и нескончаемые пачки квитанций, которые он все собирался рассортировать. С ее стороны громоздились тетрадки с конспектами, учебники, по меньшей мере три романа, которые она прочитывала за неделю. В жаркие дни, когда в доме было не продохнуть от духоты, она обычно писала сидя в постели, завалив книгами все одеяло. Иногда с перепачканными в масле руками к ней заглядывал капитан, занимавшийся ремонтом машины, и она невинно улыбалась ему посреди этого развала.
— Люблю читать, — говорила она.
— А я — то, что можно пощупать руками, — усмехался он в ответ.
Клара Йоргенсен умела производить грамматический анализ и по косточкам разбирать всевозможные литературные приемы. Но вот стряпать еду она не умела. Клара хорошо знала, что ретроспективная техника ибсеновской драматургии совершенно не интересует Уильяма Пенна, хотя он, как правило, внимательно выслушивал ее соображения, понимая, что кроме него ей не с кем поделиться. Ему же, когда он приходил домой, требовалась еда, которую можно быстро разогреть, пока он отмывается от морской соли водой из серого пластикового бака. Клара Йоргенсен ничего не понимала в таких вещах, как нарезка филе или специи. Углубляться в такие тонкости, как время, необходимое для жарки, и выбор нужной температуры духовки, казалось ей гораздо страшнее, чем видеть голодное выражение на лице капитана. Но, попотчевав его изрядное время бутербродами в самых разных вариациях, Клара Йоргенсен надумала наконец прикупить кулинарной литературы. Испанский кулинарный жаргон в сочетании с ее небогатым поварским опытом приводил к самым неожиданным результатам. Тогда Клара Йоргенсен решила преодолеть свой страх перед незнакомыми людьми и посоветоваться с кем-нибудь из островитян, выбрав самого нестрашного.
Клара Йоргенсен застала старика в китайской харчевне. Эрнст Рейзер сидел за столом, склонясь над дымящейся тарелкой вантонского супа, и неуклюже орудовал большой ложкой, зажатой в костлявых, непослушных пальцах. Перед ним стояла официантка Йин Ли. Они не вели с ней беседы, так как Йин Ли знала испанский ровно настолько, чтобы правильно принять заказ. Интерьер харчевни был выдержан в красных тонах роскошного велюра, которым были обиты все стены, а из двух китайских фонариков работал только один. На длинной стойке бара был установлен никогда не выключавшийся громоздкий старый телевизор. Время от времени старик, опустив ложку, резко кивал в сторону экрана:
— Как там? Кто-нибудь помер?
— Нет еще?
— Ну, так переключи канал!
Раздвинув нити с нанизанными на них деревянными шариками, Клара Йоргенсен остановилась на пороге и нерешительно оглядела зал. В помещении, если не считать Эрнста Рейзера и официантки, не было никого, кроме нескольких бродячих кошек, которых милостиво впускали в харчевню поохотиться на тараканов. Пытаясь привлечь к себе внимание, Клара Йоргенсен тихонько кашлянула, и Эрнст Рейзер повернул к ней голову.
— А, никак это к нам барышня пожаловала? — произнес он и вновь принялся хлебать суп.
Клара Йоргенсен нервно стиснула пальцы и тихо подошла ближе.
— Садись, — приказал он и кивнул, не отрываясь от экрана телевизора. — Чем могу тебе помочь?
Она уже пожалела, что пришла, но раз ее узнали, то отступать было поздно.
— Я не умею готовить еду, — сказала она.
— Вот оно что! — произнес старик. — Подумаешь, есть из-за чего огорчаться!
— Капитан вечером приходит голодный.
— И ты решила готовить ему еду?
— Да.
— И сколько же тебе лет, сеньорита Клара?
— Двадцать один.
— Ты впервые приехала на Карибы?
— Да.
— И ты приехала сюда ради него?
— Да.
— И теперь ты хочешь готовить ему еду.
— Да.
Эрнст Рейзер, прищурившись, посмотрел сквозь завесу из деревянных бусин на улицу и покачал головой.
— Ох уж эти амуры! — пробормотал он себе под нос. — Они заставляют нас делать самые неожиданные вещи. Заставляют ехать в самые неожиданные места.
— Простите? — спросила она.
— Ничего, милая, — откликнулся он. — Скажи мне, ты умеешь следить за временем?
— Да.
— Ну, тогда и еду сумеешь приготовить.
Она взглянула на него с удивлением.
— Ладно, — сказал Эрнст Рейзер и встал со стула, звякнув пряжкой на брючном ремне. — Пошли готовить бобовую похлебку для капитана!
— А как это делают? — спросила Клара Йоргенсен.
— Что нам для этого потребуется? — спросил старик, зажигая себе сбереженный в кармане окурок.
— Бобы, наверное?
— Умница! А что еще?
У нее сделалось совсем растерянное выражение лица:
— Не знаю.
— Помидоры, милая моя, и свежий кориандр, если найдется.
Он стряхнул с колен пепел и двинулся к выходу. Клара Йоргенсен мельком бросила взгляд на экран телевизора и увидела, что трое мужчин из Каракаса поубивали друг друга из-за трех бутылок охлажденного пива в холодильнике. Слегка передернув плечами, она поспешила следом за стариком.
С этого дня Клара Йоргенсен каждый день проводила несколько часов на кухне ресторанчика с Эрнстом Рейзером. До вечера посетители туда не заглядывали, и обслуживать было некого, а ей поднадоело целые дни напролет только читать. С пятнадцатью привезенными с собой романами она уже давно управилась и теперь трудилась над современными латиноамериканскими авторами, которых решила прочесть в оригинале. Эрнст Рейзер научил ее нарезать рыбу, панировать цыплят и делать отличный соус для пасты, а между делом подсказывал перевод непонятных испанских слов. От него она узнала названия всевозможных плодов и круп, которые продавались в магазине, научилась делать маисовые лепешки и резать соломкой мясо по-венесуэльски, а также готовить бобы и правильно выбирать бананы для жарки. Эрнст Рейзер сам смеялся над своими кухонными познаниями, объясняя это тем, что в душе всю жизнь был холостяком и только сбился с пути в минуту слабости, когда без памяти влюбился. Он сказал это с улыбкой, но Кларе Йоргенсен показалось, что она заметила мелькнувшую в его глазах тень страдания, прежде чем он успел отвернуться от нее к дымящимся кастрюлям на плите.
Когда наконец Клара Йоргенсен стала регулярно подавать капитану собственноручно приготовленный ужин, ей показалось, что на его лице скорее можно было прочесть облегчение, нежели радость. Ему нравилось то, чем она его угощала. По крайней мере, он так говорил. И она предпочитала верить ему, как и во всем остальном. На некоторое время ее гигантские обеденные замыслы нарушились перебоями с водой. Кажется, это была самая серьезная авария из всех, какие случались на острове за последние два года. Подземный водовод, по которому вода поступала на остров с материка, полностью засорился, и вода доставлялась на пароме по понедельникам в больших автомобильных цистернах, так как местная водокачка установила режим жесткой экономии. Вода из крана поступала по полчаса утром и вечером, в остальное время там было пусто. Поначалу народ побунтовал, сжигая на улицах в знак протеста автомобильные покрышки, затем постепенно все привыкли к нормированной подаче. Кое-кто даже заработал на таком неудобстве, как, например, губернатор острова, который сделал хорошие деньги на производстве пластиковых канистр.
