По пути мы почти не разговаривали с высокочтимыми базилевсами, лишь разделяли наспех скудную трапезу и пили разбавленное вино, которое они все же взяли из наших погребов. Я даже не пыталась втянуть мужчин в разговор, чтобы не казаться назойливой.
Но они беседовали меж собой, хотя явно следили за своими словами, чтобы я не узнала чего-то важного, того, что они не хотели донести до меня. Подвыпив, Диомед вымолвил:
– Славная охота состоялась под Авлидой, но надо же было Менелаю вторгнуться на земли священной рощи Артемиды, и убить ту проклятую лань, вызвав гнев могучей богини. И Атрей тоже хорош – поскупился на золотого агнца. Вот и пусть ожидают теперь попутного ветра до седых волос.Артемида справедливо решила наказать непочтительных смертных.
Тут Одиссей, встретив мой заинтересованный взгляд, я хотя и сидела в стороне от них, но прекрасно слышала каждое произнесенное слово, толкнул Диомеда локтем в бок
– Забудь о грустном, мой славный друг! Лучше поведай о пирах Аргоса, о землях твоей родной Этолии, о красавицах твоих земель. Я же расскажу о покинутой мною Итаке. Пусть девушка послушает о царствах более диких, чем ее Микены, но от того не менее любимых нами, дикарями. – Видя, что этолиец Диомед растерянно замолк, он принялся на все лады живописать свои хоромы на Итаке, и жену Пенелопу, и маленького сына Телемаха. С чего Одиссей предался воспоминаниям? Слушала теперь их разговор вполуха, стараясь обдумать то, что ранее рассказал Диомед.
Так вот почему суда эллинских племен доныне не отплыли. Безветрие на море. Мне очень хотелось заметить, что следовало принести жертву воинственной богине, и она мигом бы переменила свое решение, и безветрию давно бы пришел конец. Значит, скучающие воины решили повеселиться перед дальним плаванием, и устроить веселую свадебку, а потом бросить меня, безутешную, и отплыть отвоевывать обратно мою родную мать
Какая демагогия. Только Одиссею могла прийти в голову подобная мысль. Или… мой названый отец Агамемнон был пьян, с ним такое бывает изредка, и сам так решил. Но, однако, как долго на море царит безветрие, это необычно. Или сами боги против войны? Возможно, Елена от рождения была предначертана Парису, но мужское тщеславие, вначале моего отца Тесея, затем спартанского базилевса Менелая, нарушили божьи пути, и греческие племена найдут не победу, но лишь гибель в дальней дороге, за морем.
Больше двое мужчин не заговаривали о причинах своего длительного ожидания попутного ветра перед отплытием. Наверное, там было что-то еще, о чем они молчали.
В Авлиде, знаменитой своим культом Артемиды, союзники стояли уже несколько декад, но перемены погоды не ожидалось. Когда мы въехали в пределы города, нас встретили зеленые дубравы и тихая безветренная погода. Я по-прежнему ехала на своем жеребце, хотя Одиссей зачем-то звал меня сесть к ним в повозку, чтобы поговорить. Жеребца он предлагал привязать за повозкой, чтобы тот не отстал. Удивляясь просьбе итакийца, я подчинилась его воле. В словах Одиссея чувствовался приказ. Я могла бы ослушаться – только мой отец мог мне приказывать, но разве не волю Агамемнона исполнял здесь этот низкорослый говорун?
Покорно склонив голову и скрепя сердце, я устроилась в неудобной повозке подле двух знатных мужчин, и приготовилась слушать. Очевидно, настало время для чего-то важного, если Одиссей вдруг соизволил завести со мной разговор.
– Ты царская дочь, Ифигения. Гордость не позволит тебе пасть духом или строить препятствия к тому, что должно случиться. Выслушай мужественно то, что я скажу сейчас, Одиссей даже взял меня за правую руку, совсем как молодого эфеба. Похоже, он все-таки немного меня зауважал при виде того, как мастерски, подобно хеттам, я управляюсь с лошадьми. – Не будет никакой свадьбы, это было просто предлогом, чтобы Клитемнестра отпустила тебя вместе с нами. Иначе она бы так раскричалась, что все боги услышали бы ее вопли!
Мать Клитемнестра никогда не плакала и не кричала она была горда, но о чем он толкует?
– Так решили боги, их волю озвучил провидец Колхант, и не нам оспаривать волю богов, девочка. Позволь рассказать тебе всё с самого начала, ты должна быть готова к тому, что тебя ждёт, и достойно встретить волю Артемиды…
– Не томи, светлейший базилевс! – вскричала я в негодовании. – Говори, не мучай душу!
– Послушай, царевна, когда наши союзные суда уже готовились отправиться в путь, покинув гавань гостеприимной Авлиды, мы, цари, решили устроить охоту. До сих пор не пойму, зачем Менелай, брошенный муж, принял участие в охоте? Но такова была его воля. Думаю, базилевс Спарты стремился отвлечься от своей невозвратимой потери, и жаждал вида крови животных, и его ярость была столь велика, что Менелай неосторожно убил в священной роще Артемиды лань, которой не должна была коснуться рука смертного, ибо та лань была посвящена великой охотнице. Что касается Атрея, думаю, ты уже слышала, он поскупился, но это здесь не столь важно. Главное – убитая Менелаем в священной роще лань, животное, посвященное Артемиде!
– Хорошо, царь Спарты убил невинную лань богини, но при чем здесь я, о, Одиссей?!
– Пойми, о, прекраснейшая из дочерей Агамемнона, и базилевс Итаки лукаво скосил на меня зелено-серо-голубые глаза, намекая на знание моего происхождения, вождем нашего похода является отнюдь не Менелай, но отец твой Агамемнон.
– И что? – я не понимала, почти начинала задыхаться от непонимания. – При чем здесь я?
– Настало великое безветрие, насланное Артемидой, покровительницей Авлиды, и суда не смогли отплыть и день, и два, и декаду. Дни стали умножаться, а мы всё ждали хорошей погоды, не находя себе занятия от безделья. Наконец, мудрец и прорицатель Калхант решил говорить с богиней. Он умеет слышать волю бессмертных.
Так Артемида велела ему… Что она сказала Калханту, о, Одиссей? Не томи меня!
– Калхант велел передать совету базилевсов, что богиня разгневалась, и только жертва может смягчить ее гнев. Боги добры к тем, кто вовремя может умилостивить их… Так вот, богиня потребовала, чтобы мы привезли тебя… меня прошиб ледяной пот– я поняла! Приспешники Аида, вот они кто, Одиссей и Диомед. Разыграли комедию, обещая скорую свадьбу девице, предназначенной быть принесенной в жертву кровавой богине!
– Прими это решение, госпожа, и смирись, – это вступил в разговор Диомед, до поры молчавший. – Будь достойна своих предков, покажи воинству, как должна поступать царская дочь в таком случае.
– И Агамемнон согласился на это?! – вскричала я. Но то Менелай согрешил, и надумал искупить свою вину моей кровью! И все присутствующие поняли мою мысль. Спартанский царь был только рад принести в жертву дочь беглой жены, дочь другого. Мысли мои метались чайками над морем. Они пригласили меня в повозку, чтобы я не сбежала, услышав такую новость. Боанергос унес бы меня далеко, далеко отсюда. Как бы я хотела сама стать белокрылой чайкой и улететь к моей родной матери. Возможно, теперь, став взрослой, она не отвергла бы меня, а пожалела несчастную безвинную сироту, которая так и не стала родной приемному отцу, Агамемнону, иначе он не был бы столь жесток ко мне…
Слёзы потекли по щекам, не страх, но отчаяние душило меня. Обманутые надежды вместо брачного ложа, смертный алтарь, какая насмешка судьбы! Только хитроумный Одиссей мог решиться на такой нечеловеческий обман! Диомед, тот хотя бы молчал в нашем доме.
– Ты будешь наказан, – сказала я тихо, но звучно. Слова хлестали, как плетка, п усть боги отвернутся от тебя и дети твои не познают семейного счастья! Проклятый! Пусть все ветры на свете дуют против тебя, и само море вздыбится и поглотит твой лживый язык! Да услышит меня Посейдон!
– Вот и хорошо, царевна! – мерзкий рыжий базилевс улыбался, казалось, не слыша моих фраз, лучше сейчас выплакаться и высказаться, чтобы потом казаться спокойной на глазах всего войска. Поплачь, юная госпожа, избудь печаль, мы понимаем, как тебе тяжело. Велика твоя роль в обретении нашим воинством удачи, так будь достойна этой чести.
Они «понимали»… Добрые базилевсы «понимали», что чувствует девочка пред лицом скорой и неминуемой гибели. Вот он сам не захотел, чтобы его сына зарезал плуг на меже, когда он, плут Одиссей, сильный мужчина, привыкший с детства метко стрелять из лука и разить мечом, притворялся бесноватым ради того, чтобы не идти на войну. Но когда Одиссей увидел, что его ребенка вот-вот раздавит плуг, мигом опамятовался и поумнел. Жаль, мне нельзя притвориться безумной, да и какая разница богине, в каком состоянии мой разум? Безумцы всегда были угодны богам.
Смешанное воинство эллинов приветствовало двух своих базилевсов, узрев нашу повозку. Несчастный, привязанный Боанергос плелся следом, непривычный к привязи. Гордо взбрыкивал, прядал ушами, и мне было его безумно жаль. Что станет с моим конем, когда… Когда меня не станет? Смогу ли я поручить его судьбу моему названому отцу?
