- Всё так Коля, но сейчас не время в позу становиться. Производство надо спасать. Вон вчера у Прохорова, что то вроде бунта случилось. Его самого за грудки трясли, зарплату требовали. Ты что, того же хочешь!?- в голосе Кудряшова ощущалось нешуточное беспокойство.
- Да ну, неужто, месяц без зарплаты и сразу за грудки?- недоверчиво переспросил Зыков, ничуть, впрочем, не озаботясь, даже заулыбавшись.
- Он, конечно, сам дурак, набрал чёрти кого, но дело-то в том, что у него сейчас всё встало. Я боюсь как бы и у тебя... Съезди Коля сам в банк,- почти умолял Кудряшов.
- Ладно, Володя не паникуй раньше времени,- некоторая растерянность Кудряшова, напротив, как бы добавила уверенности Зыкову.- Пока поставщики бастуют, на мелких партиях сырья перебиваться будем. Я уже снабженцев разослал, чего-нибудь найдут, не в лесу, в Москве живём. И насчёт зарплаты не дрейфь. Своих я уговорю подождать. Думаю, меня за грудки не возьмут.
- Ну, как знаешь,- беспокойно вздохнула напоследок трубка.
Казалось, за тридцать с лишком лет голос Кудряшова совсем не изменился. В трубке он звучал также как и тогда, когда Зыков впервые его услышал, на общем собрании первокурсников только что поступивших в престижный московский экономический ВУЗ. Володя приходился сыном крупной номенклатурной шишки. Знакомством и дружбой с Кудряшовым Зыков был обязан своим недюжинным математическим способностям. Тот сразу выделил из немногочисленной среды робких провинциалов этого скромно одетого, говорящего с волжским "оканием" парня и использовал все годы учёбы прежде всего как ходячую ЭВМ.
Благодаря дружбе с мажором немало благ предназначенных Володе перепало и Коле. Хоть и с красным дипломом окончил он институт, но быть бы ему где-нибудь в заштате рядовым, а по- том старшим экономистом, написать годам к 35-ти кандидатскую, если повезёт попасть на преподавательскую работу, опять же в дыре, и годам к 50-ти защитить докторскую - максимум возможного для способного, но без связей советского человека. Однако у Зыкова получилось по-другому. Кудряшов с синим дипломом стал для него мощным буксиром - они вместе распределились в Москве, сначала НИИ, потом ГОСПЛАН...
3
Не смотрелся Зыков "новым русским". Молва рисовала отечественного нувориша обяза- тельно молодым человеком, говорящим с уголовным "акцентом". Но большинство предпринимателей в первые постсоветские годы вышло из опытных хозяйственников. И внешность у Зыкова была самая "хозяйственная": рост выше среднего, почти квадратный, но не мощный, а рыхлый, с выпирающим животом, с глубокими залысинами, обнажавшими высокий лоб, не благородный "сократовский", а скорее мыслителя сельского масштаба. Одет он в дорогой но мятый, давно нуждающийся в чистке плащ, из под которого двумя неприглядными серыми столбами, без признаков глажки, ниспадали на не чищенные ботинки брюки. Вид солидного, но совершенно не следящего за собой вдовца, давал основания для рабочих называть Зыкова не иначе как "мешок с трухой", или ещё похуже. Впрочем, сейчас им было не до внешности их "горячо любимого" хозяина. Они с нескрываемой тревогой ждали оглашения судьбы фирмы, их собственной судьбы.
Зыков спокойно вышел к стоявшим полукругом рабочим. Он никогда не опасался их, возможно потому, что не являлся потомственным руководителем и детство провёл в бараках рабочего посёлка - он знал этот социальный тип не по-наслышке и не по учебникам. Кузькин, панически боявшийся общаться с рабочими, не раз жаловался шефу, что покрывается холодным потом, когда заходит в цех - ему казалось, что те только и ждут момента, чтобы столкнуть его прямо в плавильную печь. Зыков лишь посмеивался, отлично понимая, почему работяги стоящие смену у горячих печей, дышащие всякой дрянью, с руками в мазуте, ржавчине и порезах ненавидят этого хлыща, высокомерного, лощёного, с холёными руками, одетого как денди... молодого. Особенно унизительно, когда тобой немолодым командует молодой, этакий хваткий, самоуверенный, преуспеваю- щий в новой жизни. Прохоров, директор такой же дочерней фирмы, которому явно завидовал Кузькин, тоже был молодой да ранний. В этом видел Зыков одну из причин инцидента, о котором ему сообщил Кудряшов по телефону. А Зыков уже не молод, и этим сорока и пятидесятилетним рабочим не так зазорно терпеть его нытьё, выполнять распоряжения. Его матерную ругань воспринимали куда спокойнее, чем молчаливо-высокомерное дефилирование по цеху Кузькина.
Зыков начал говорить, лишь слегка повысив голос, как раз настолько, чтобы перекрыть гул печей и производственный шум, доносившийся из соседнего цеха, арендуемого фирмой по ремонту легковых автомобилей. Рабочие стояли рядом "взяв" директора в живое полукольцо.
- Ни для кого из вас не секрет, что после семнадцатого августа вся наша экономика вступила в полосу кризиса, который, судя по всему, углубляется,- Зыков остановился, понимая, что начал со слишком общих фраз и надо бы говорить попроще.- В общем, мужики, дело дрянь. Банки прекратили выплаты по счетам, возник дефицит наличности и организации, которым мы поставляли металл, не могут с нами за него расплатиться, ну а мы, естественно, с вами и с поставщиками. Всё застопорилось и когда эта пробка рассосётся неясно, но в ближайшее время улучшения ожидать не приходится. - Зыков обвёл взглядом слушателей: хмурые, нездорового цвета лица людей по много лет проработавших на вредном литейном производстве... Но Зыков знал и другое. В советские времена на этом сверхсекретном заводе эти же рабочие и НТРовцы, работая над щедро финансируемыми проектами "оборонки" и "космоса", "заколачивали" по пятьсот – восемьсот рублей в месяц, на уровне академиков и генералов, при средней зарплате в стране сто пятьдесят – двести. Они смолоду избалованы непомерно высокими для рядовых рабочих и служащих заработками. Зыков на том и строил свой расчёт: они не должны стремиться назад, в НИИ на нищенскую зарплату и тем более вообще остаться без работы, они должны во что бы то ни стало цепляться за его фирму. Потому, обведя взглядом этих, некогда сверхпривилегированных советских рабочих, Зыков заговорил жёстче:
- Исходя из этого, ничем, что касается заработной платы, к сожалению, порадовать не могу. Об этом месяце говорить не будем, он фактически прошёл, а вот в октябре...- Зыков подождал, какова будет реакция, но ее не последовало. - Финансовый директор сейчас в банке. Но даже если его миссия увенчается успехом, то мы сможем получить не более половины нужной суммы...
- Это что же получается, за август зарплату не дали, весь сентябрь без денег, а в октябре вы нам, может быть, только по половине заплатите?! - наконец из задних рядов небольшой толпы выплеснулось давно зреющее недовольство.
- Может быть... а может и не быть,- подтвердил с леденящим спокойствием Зыков.
- Так что же, мы тут задарма, что ли вкалывали, здоровье гробили! - обстановка явно начала накаляться. Выкрикивали по-прежнему сзади, в то время как передние хмуро безмолвствовали. Это был добрый знак, говорящий о том, что рабочие далеко не едины в своём возмущении и многие ждут именно от директора разрешения ситуации.
- То, что вами заработано всё будет выплачено, но когда, этого я, к сожалению, сказать не могу.- И тут же Зыков, не давая вырваться новому всплеску недовольства из задних рядов, пошёл с козырной карты.- Единственное, что я вам могу обещать твёрдо, это то, что производство свёрнуто не будет, и никто не будет сокращён и уволен, если сам того не пожелает.
Слова директора произвели должное впечатление: увольнения боялись все, но в разной мере. Зыков своим манёвром сумел отсечь крикунов, в основном грузчиков, самой низкооплачиваемой категории, от более высокооплачиваемых литейщиков и автокарщиков, которым было куда сложнее найти работу. Зыков действительно никого не хотел увольнять. За шесть лет методом от- бора ему удалось, наконец, подобрать постоянный производственный состав, в котором не осталось пьяниц, прогульщиков, лентяев и просто нежелательных. А процент крикунов - обязательный элемент любого, так называемого, трудового коллектива - был невелик.
- Но если кто всё-таки желает найти более подходящую работу, пожалуйста, никого не держим. Для расчёта деньги найдём, - в голосе директора уже слышались и угрожающие нотки с не- двусмысленным подтекстом: назад потом не примем, хоть в ноги падайте. - Вопросы есть?
Даже разбитные крикуны-грузчики оказались не в состоянии мгновенно сформулировать свои вопросы. Расчёт Зыкова оказался верен.
Зыков запретил помещение, арендуемое для управления его фирмой называть офисом, как это делалось повсеместно. Контора - только так именовался штаб "ЦВЕТМЕТа". Она располагалась неподалёку от завода, тоже в здании некогда сверхважного учреждения. Фирма здесь арендовала расположенные особняком четыре комнаты. Строгий пропускной режим остался в далёком прошлом. Потому бабульки-привратницы, сидевшие на месте бдительных вохровцев, пропускали, кого знали в лицо, даже без предъявления пропусков. Таким же образом проследовал через проходную и Зыков, миновав турникет, не глядя по сторонам, и по этой причине не заметивший как привратница указала на него худенькой девушке стоявшей на проходной:
