Он прошел уже большую часть пути, как вдруг, впереди, в нескольких метрах от Кристофера, раздался рев, причем настолько резкий, что Крис даже не успел испугаться: страх пришел после, вместе со звуком копыт.
Ему вспомнились рассказы о лосях, однажды подстреленных и после этого агрессивных по отношению к человеку, о кабанах, бесстрашно охраняющих молодняк от любого, кто покажется им врагом, о прочих опасных лесных обитателях, и Крис спешно ретировался.
«Надо попробовать спугнуть». Крис взял камень, вылил воду из фляги, и, придерживая ее за цепочку на горлышке принялся отстукивать ритм. Получилось громко и звонко. А для усиления эффекта и поддержания собственного боевого духа Крис еще и запел. Как ни странно, в голову первой пришла матерная частушка:
Мимо тещиного дома
я так просто не хожу
то ей хуй в окно засуну
то полжопы покажу
Эта долбана теща
мне покоя не дает…
На этих словах снова раздалось фырчанье. Зверь не то, что не испугался — он наступал. И Крис, продолжая отстукивать камнем по фляге, позорно бежал на холм. Лишь через два часа, на рассвете он увидел зверя — им оказался обыкновенный конь. Как потом объяснил Князь, этот конь — этакий Неуловимый Джо: никому, кроме хозяина, не дается, и увести его невозможно, а в распадке стоит, ибо там ветерок, который сдувает всяких комаров и мошек.
А от ударов камня вся фляга покрылась мелкими вмятинами словно кто-то долго и упорно пытался разжевать ее.
Галка вернулась и легла на расстеленный спальник.
— Ты хотел что-то рассказать.
— Про флягу. Но это неинтересно. Давай лучше сказку. Я тебе обещал по вечерам сказки рассказывать… Только руки вымою. Липкие.
— Сказки рассказывают с чистыми руками, горячим сердцем и… — Галка рассмеялась.
— Сказки рассказывают лежа на спине и глядя в небо.
— «И державе своей под вагонную тряску, сочиняет король угомонную сказку». — Начал Крис. — О чем сударыня, вы хотите услышать.
Галка ответила не поворачиваясь к нему, тоже в небо:
— Придумай сказку о верблюде… который хотел залезть на облако.
— Ну, это не то что просто, это очень просто. Один верблюд хотел залезть на облако. Это, кстати, сударыня, ничуть не проще, чем, скажем, пройти сквозь игольное ушко. Ты видела по дороге вдоль трассы мертвых верблюдов. Думаешь, их сбила машина?
— Фу, — сказала Галка.
— Это особенные верблюды. Никто их не сбивал. Они просто упали с неба. Объевшись облаков. Ибо верблюда хлебом не корми, дай только облако сожрать. Ты посмотри какие у них раздутые животы.
— Можешь не продолжать.
— Это еще не сказка. Сказка начинается с того, что один верблюд хотел залезть на облако. Ты спросишь, зачем ему это понадобилось?
— Зануда.
— Облако было похоже на верблюжьего бога. Так ему показалось. Сначала он долго подпрыгивал. Но он был слишком тяжелым. Тогда он начал строить лестницу. Но копытами много не построишь. А рук у верблюда не было. И он отбросил этот путь. Однажды он слышал от людей такое выражение «Попасть на небо». Да, ведь речь идет о верблюде, который понимал человеческий язык. Однако, чтобы попасть на небо, следовало умереть. «А кем я буду в следующем рождении? — подумал верблюд. — Может птицей, может летчиком, а может змеей. Хотя бы бабочкой. Но если я убью себя, то уж точно не взлечу на небо. Скорее моя душа будет бродить, не находя себе места».
И ему стало грустно. Он сел на песок, не обращая внимания ни на пустыню, ни на колючки растущие вокруг. Он смотрел на небо, на редкие облака, на звезды, которые казались ему добрыми глазами верблюжьего бога, зовущего его к себе. И потихоньку горбы на его спине сплющились и обвисли как два осенних листа. Чтобы находиться в их тени, верблюд должен был придерживать их передними лапами. Он сидел так долго, что лапы приросли к бывшим горбам, а те расположились симметрично по обе стороны от позвоночника. Морда верблюда вытянулась и закостенела. И однажды он увидел над свой головой летящих через пустыню журавлей. О, как он захотел быть там, вместе с ними. И он повторил передними лапами движение их крыльев. И вдруг понял, что пока он сидел, лапы, сросшиеся с горбами, попросту превратились в крылья. Он взмахнул ими, раз, другой и взлетел. И теперь летает подобно журавлю.
— Он стал журавлем?
— Почти. Он понял, что его богом был полет. Но веравля, так его называют, или журблюда можно отличить от журавля. У него остались копыта на задних ногах. Поэтому среди журавлиных следов иногда можно увидеть следы копыт.
— Классно.
— Такие дела, — произнес Кристофер, снова обращаясь к звездам, — надо спать. Ты хочешь?
Он приподнялся на локте и коснулся ее губ.
— Спать? Нет.
Они когда-то были удачной парой. Крис умел улавливать ее желание и превращать его в свое (впрочем, часто было непонятно, кто кого захотел первым), правда, оно почему-то возникало в самых неудобных для интимного общения местах или в самое неудобное время. Потом наступил период увлечения Галкой Сэнди или Сэнди Галкой, и Кристофер исчез из ее жизни. А теперь вдруг она снова оказалась рядом с Кристофером. На пути в Екатеринбург. К Сэнди. Образец хипейной Санта-Барбары, как сказал бы Ян (см. отступление четырнадцать). Но сейчас Крис не думал о Сэнди. Он был вместе с Галкой. Время и место тоже были вполне подходящими.
— Воды мало, да и палки нет, — отметила Галка.
— Какой палки? — Его пальцы уже начали медленное путешествие по ее телу.
— Ну, как этот фильм называется? Там, когда в степи трахаются, палку втыкают, чтобы все видели и не мешали.
— А… Урга. Мы когда-нибудь заведем специальный флаг.
— Всех цветов радуги.
— Хорошо, — прошептал он, и легко, словно ветер, прикоснулся губами к Галкиным губам. В этот же момент реальный ветер зашелестел травой и полиэтиленом.
Желание порождает привязанности, а привязанности страдание. Страдать ни Крис ни Галка не хотели, поэтому всегда с радостью реализовывали желания. И ветер и трасса которая была так близко, что фары редких машин, высвечивая невысокие кусты, гнали целый табун теней по траве, по листьям, по телам Кристофера и Галки, и зарево на западе — то ли закат, то ли Кустанай, и ночные степные звуки лишь увеличивали кайф и не могли обломать.
Плохих звуков не бывает. Все звуки хорошие.
И. Жук
Крис купался в Неве с мостков, уходящих далеко в воду, чуть ли не до середины реки. Эти мостки, — цепь мелких плавучих понтонов и большой, дальний от берега, где Кристофер оставил свою одежду, были закреплены якорями и их не уносило течением. Рядом с собой Крис видел мост лейтенанта Шмидта и немногочисленных прохожих на нем. «Переименовали его в Николаевский или нет? — возник и тут же исчез вопрос. — Какая, собственно, разница… Проплыли». Наконец, он выбрался на площадку и оделся. Но стоило ему ступить на понтонную дорожку, ведущую к берегу, как ближайший мосток ушел под воду. Крис едва успел отскочить назад. Серая, а внизу черная вода хлюпнула, словно приглашая: ступай, ступай. И тогда Кристофер понял, что есть лишь единственный способ добраться до берега сухим — надо бежать. Бежать не останавливаясь ни на мгновенье, бежать настолько быстро, чтобы мостки не успевали тонуть под тяжестью тела. И Крис побежал прыгая с понтона на понтон — тук тук тук тук. От этих ударов он проснулся и сразу сел.
Никто не стучал. Где-то, метрах в ста, по трассе медленно ехала машина. Галка лежала с открытыми глазами и смотрела на небо.
— Доброе утро, — сказал Крис.
— Доброе.
— Я не разбудил тебя?
— Нет, я давно… Сама. Знаешь как вставляет: лежать и смотреть.
— Угу. — Крис сплюнул в сторону, взял флягу и встряхнул ее. Та оказалась почти пустой. — По глотку?
Он отхлебнул и протянул Галке. Она, не поднимаясь, поднесла флягу к губам и допила остатки.
Вскоре они стояли на трасе, и Кристофер расставив руки, отплясывал танец самолета вокруг окончательно проснувшейся Галки и пояснял:
— Можно выращивать жесты как цветы… Вот, например. — Он поднял руку, оттопырил в сторону большой палец, расставил ноги на ширину плеч и гордо запрокинул голову. — Это действует на каких-нибудь здоровых чуваков. Они видят мое стронг боди, мою крепкую руку и останавливаются. Приятно везти уверенного в себе и своем пути человека.
Кристофер совершил очередной круг возле Галки и продолжил:
— А можно так… Словно тореадор на арене. — Он взмахнул рукой и вдруг стал намного тоньше: жест получился воздушный, легкий, как взлетающая бабочка. — Это для эстетов. Для тех, кто прикалывается к тонкой природе… Тут нужен и прикид соответствующий и все такое… А вот например. — Крис начал подпрыгивать, стоить рожи, энергично двигать руками. — Это для тех, кто любит беседовать, ибо человек, много говорящий жестами, говорит также много слов.