Приведу пример — об этом инциденте писали газеты. Он произошел совсем недавно — помните? На атомной электростанции в Тохоку инженер-электрик умер от белокровия. Он служил в компании, осуществлявшей ремонт атомных реакторов. В течение четырех лет он проверял и ремонтировал атомные реакторы. В мае прошлого года его положили в клинику, а в конце февраля этого года он умер. Мне не особенно хотелось знать подробности — достаточно уже того, что у него оказалось белокровие. Компания попыталась заткнуть рот средствам массовой информации — это естественно, но и семья умершего тоже хранила молчание. В течение своего полугодового пребывания в клинике инженер тщательно скрывал диагноз и ни словом не обмолвился о нем больным, находившимся в одной с ним палате. Если бы случившееся выплыло наружу, он мог лишиться покровительства атомной электростанции, и тогда рассчитывать ему было бы не на кого. Он испытывал одиночество человека, который в условиях бурного использования атомной энергии в мирных целях усомнился в целесообразности строительства атомных электростанций. В состоянии ли больной вынести такое испытание? Я убежден, что множество инженеров проходит курс лечения, облучившись на атомной электростанции.
Таким образом, остается одно — говорить о подобных инцидентах в юмористических тонах; так вот, я облучился вне стен атомной электростанции. И в этом первая причина того, что электростанция и профсоюз сделали все, чтобы сохранить случившееся в глубокой тайне.
Мы мчались тогда в машине, груженной ядерным сырьем, из которого можно было изготовить двадцать бомб. Мчались по государственной автостраде втроем: водитель, его помощник и я, представитель атомной электростанции, и никакой охраны — не великолепно ли, ха-ха. И произошло то, что должно было произойти, — на нас напали похитители ядерного сырья.
Писатель-невидимка, исходя из подготовленных отцом Мори материалов, стараясь понять, на чем основываются его «юмористические тона» представил себе детали инцидента в таком виде. На атомной электростанции с помощью стержней из изотопа ура-на-238 в определенной пропорции с обогащенным на 3–5 % ураном-235 нагревают паровой котел. В результате происходит превращение некоторой части урана-238, и в реакторе образуется плутоний. Для его выделения стержни раз в год извлекаются и подвергаются химической обработке. Ральф Лепп — один из тех, кто делал атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, а после войны стал критиком ядерной стратегии, хотя и не настаивает на полном уничтожении ядерного оружия, пишет, что ядерные стержни, заключенные в огромные свинцовые контейнеры, невероятно тяжелые, «горячие» в смысле радиации, и даже гангстеры, если похитят их, никакой пользы для себя извлечь не смогут. А вот выделенный химически на обогатительной фабрике азотнокислый плутоний, представляющий собой зеленую жидкость, обладает весьма слабой радиацией, и его можно перевозить на грузовике в обычных контейнерах — им гангстеры могут заинтересоваться, говорит Лепп.
Писатель-невидимка согласен, что зеленая жидкость в контейнерах была тем самым ядерным сырьем, которого могло хватить на двадцать бомб, о чем говорил отец Мори, и считает описанный инцидент вполне вероятным! Однако, если бы даже зеленая жидкость действительно была похищена, для того, чтобы изготовить из этого исходного продукта атомную бомбу, пришлось бы наладить производственный процесс по ее очистке и превращению в металл — для этого необходимы дорогостоящее оборудование и опытные специалисты. Разумеется, если грабители ядерного сырья поставили себе цель завладеть этими контейнерами, все происходило так, так описывает отец Мори.
Мы ехали в большой машине, груженной ядерным сырьем, возвращаясь с обогатительной фабрики А. на атомную электростанцию. Вырвавшись из бесконечных пробок, наша машина выехала наконец на специальную дорогу, ведущую к атомной электростанции. Тут нас и захватили. Крытый брезентом грузовичок старой модели, который, несомненно, следовал за нами от самой обогатительной фабрики, отчаянно сигналя, будто хотел обогнать нас, начал прижимать нашу машину к обочине — какое сопротивление могли мы оказать, не имея охраны? Во-первых, я не сразу разобрался в происходящем и даже подумал, не нарушили ли мы правила движения. Вполне можно было бы предположить, что в крытом брезентом грузовичке сидит инспектор дорожной полиции. А водитель скорее всего подумал: наверно, что-нибудь неладно в кузове, где стоят контейнеры, и его машину хотят остановить, чтобы сказать об этом. После того как грузовичок обогнал нас, водитель рукой в перчатке стал подавать знаки, чтобы мы подъехали к обочине и остановились, причем делал он это твердо и уверенно.
Однако, как только мы остановились, из грузовичка выскочили какие-то личности, чей вид вызвал изумленные возгласы нашего водителя и его помощника. Вне себя, они завопили злыми голосами:
— В чем дело, в чем дело? Чего вам надо?
— Что это такое, что это такое? Чего это вы устроили?
Брезент над кузовом преследовавшего нас грузовичка откинулся, и оттуда молодцевато выпрыгнули человек пять-шесть, они встали в позу жестяных людей из «Ужасного колдуна»[13], издав при этом странный металлический скрежет. Их можно было назвать ловкими и в то же время какими-то несуразными — беспорядочно, хотя и энергично, прыгая вокруг нас, они действовали неумело, и было совершенно непонятно, чего они хотят. У всех у них в руках были старинные пики в рост человека.
— В чем дело, в чем дело? Чего вам надо?
— Что случилось, что случилось? Чего это вы задумали?
Жестяные люди пиками прижали дверцы водительской кабины, и водитель со своим помощником снова завопили голосами, в которых звучали жгучая злоба и стыд. Тут я впервые испугался, и не на шутку, из-за их странной одежды. Потом мне пришла в голову мысль, что самое ужасное произойдет, если им удастся осуществить задуманное. Наряд жестяных людей — старые американские шинели с капюшонами, надвинутыми на глаза, поверх шинелей привязаны тяжелые металлические листы — по всей видимости, должен был играть роль защищающей от радиации одежды; скорее всего, руководил грабителями не научный расчет, а животный страх. Жестяные люди, тут же взобравшиеся в кузов нашей машины, оказались, видимо, первыми в нашей стране похитителями ядерного сырья.
Теперь один из жестяных людей начал колотить пикой в дверцу водительской кабины. Водитель и его помощник опять закричали, растерянно и в то же время негодующе:
В чем дело? В чем дело? Чего вы стучитесь?
Что это такое, что это такое? Чего вы стучитесь?
— Хочет, чтобы мы открыли дверцу, — пришлось мне объяснить им. — Нижняя часть лица под капюшоном наверное, у него повязана носовым платком, и поэтому говорить он не может. Ничего плохого делать нам он не собирается — нет нужды.
Пика продолжала барабанить по дверце, и водитель нехотя открыл ее — в кабину ворвалась уличная жара и вонь, исходившая от жестяного человека. Он протянул руку, огромную из-за прикрывавших ее металлических листов, и вытащил ключ зажигания. Между рукавом шинели и перчаткой проглянула потная розовая кожа.
Завладев ключом, жестяной человек резко захлопнул дверцу и, грохоча, побежал к своему грузовичку. Как только он вскочил на подножку, грузовичок развернулся и задом подъехал к кузову нашей машины. Водителем грузовичка был бледный мужчина в спортивной рубахе, а не жестяной человек, как остальные. Когда я выглянул из кабины, чтобы получше рассмотреть его, жестяной человек на подножке погрозил мне пикой, так что водителя удалось увидеть лишь мельком. И еще я заметил, тоже на мгновение, нарисованную на брезенте эмблему начальной школы. И подумал, что это грузовичок, на котором доставляют школьные завтраки, и мои мысли устремились в новое русло. Эмблема начальной школы как раз и явилась главной причиной того, что я сделал в дальнейшем. Не покажется ли вам это странным? Ведь в то время у меня еще не было ребенка, да я и не питал особого интереса к детям.
И все же, когда я увидел эмблему начальной школы, я совершенно явственно услышал громкие крики: ЛИ… ЛИ… ЛИ… Я испытал возбуждение пинчраннера, охваченного страхом, смешанным с горьким честолюбием.
Я еще был сотрудником атомной электростанции и в тот раз отвечал за перевозку ядерного сырья, но не само нападение возмутило меня так сильно, как водителя и его помощника, — пока еще не отчетливо, но я уже предвидел огромную опасность, с которой оно связано. И мысль об этой опасности сверлила мне мозг: ЛИ… ЛИ…
Поскольку жестяные люди решили везти ядерное сырье в грузовичке для доставки школьных завтраков, то, видимо, предполагают воспользоваться легкими каникулами и произвести очистку плутония в спортивном зале начальной школы. Какой-нибудь юнец, только что назначенный учителем физики этой начальной школы, будет руководить производственным, процессом, но сможет ли эта компания, не имеющая никакого опыта, благополучно осуществить задуманное? Даже если все пойдет хорошо, заражение спортивного зала ядерным сырьем неизбежно. При соприкосновении с воздухом очищенный плутоний окисляется. В этом случае окись плутония распространится по всему спортивному залу. Дети будут вдыхать его, и через какое-то время в школе появятся больные раком легких.
