Ну, гуляй, мой старый конь!
Принимай все легче.
Борозды не портишь ты,
Потому что нечем.
перевод автора
Воскресенье конца марта. Весна уверенно вступает в свои права, зима также уверенно отвергает эти права, противопоставляя им свои, хотя и календарно неоправданные. Короче, один из тех ветрено-солнечных дней, когда вместе с температурой на дворе повышается трудовой энтузиазм работников кладбищ от нарастающего потока теперь уже бывших сердечников, гипертоников солидного возраста и суицидных шизофреников, неврозников, психоалкоголиков несолидного возраста.
Еле плетусь от остановки домой после трех занятий по восточным боевым искусствам и йоге. В конце последнего занятия давал мантра-лайям под магнитофон, и звуки Гайятри-мантры – сущности всех Упанишад, являющейся матерью Вед и разрушителем грехов, прочно стояли в ушах, как будто в них, то есть в ушах, торчали наушники недорогого, но надежного portable CD player D-EJ 750 Sony Corp. ОМ/БХУР БХУВАХ СВАХ/ТАТ САВИТУР ВАРЕНЙАМ… звучали в голове священные слоги, сулившие кроме прочих благ здоровье и силу.
Но напряжения дня и магнитная буря брали свое – ноги наливались свинцовой тяжестью внизу, а голова сверху. До дома оставался один маленький, но пыльный квартал, на конце которого был один маленький, но продовольственный магазин и одно большое, но желание расслабиться.
Восточных традиций на тот день я уже имел предостаточно, а вот чисто русских (в здоровом смысле) не хватало. Посему, интуитивно отдаваясь зрелым защитным механизмам психики, заворачиваю в продмаг и приобретаю заветную чекушку «Григорьевской» DE LUXE, 300 г. варенки и батон хлеба…
Наконец: дом – милый дом! Снимаю усталость и напряжение незамысловатым обедом с охлажденными двумя сотнями миллилитров лучшего и наимудрейшего напитка в мире, в случаях, конечно, разумного употребления. Вспомнилась вульгарная латынь одного из сокурсников по университету, а ныне отечного алкоголика, предпочитавшего во время студенческих пьянок водку всем другим напиткам, который перед каждым стаканом торжественно произносил: In vino veritas, in vodka spiritus. Amin!..
Открыв книгу любимого современного автора, удобно умащиваюсь на мягком диванчике с твердым намерением уснуть под чтиво в тишине. Но тишина отступает под натиском шумов со стороны окна и соседской квартиры.
Шум со стороны окна представлял собой душещемящие пьяные всхлипы одного из алкашей, частенько собирающихся у гаража под домом. «Если бы я знал, мужики, что она такая б…, я бы никогда не женился на этой молодой суке».
По голосу я узнал Гену – вконец спитого синяка, бывшего преподавателя университета, который лет пять тому назад взял на квартиру студентку – шуструю девчушку из какого-то зачмуренного хутора, и, как водится, потом она взяла старого дуралея вместе с его квартирой. Гена был безобидным еще даже иногда бреющимся лет пятидесяти пяти типичным рафинированным субтилом с извечным «светом тайной свободы русских интеллигентов» в серых глазах. Кстати сказать, я долго не мог понять, что это такое – тайная свобода русских интеллигентов, пока однажды на вокзале в Лодзе мне не объяснил один румын. Он сказал, что это «когда сидишь между вонючих козлов и баранов и, тихо хихикая, показываешь пальцем наверх…»
Старый алкаш все материл свою молодую суку, которая ну ни как не желала принимать его реально, то есть таким как он есть, и, казалось, конца не будет этому пьяному базару…
Шум со стороны соседей состоял из постоянно повторяющихся трех-четырех нот и несложных рифмочек, наверное, придуманных неким гениальным детсадовцем про какого-то малыша, которому назидалось простить, по всей видимости, такую же по ментальной развитости малышку по имени или прозвищу Тум-тум или Дум-дум.
Все повышающиеся до фортиссимо пьяные завывания под окном в сопровождении аккомпанемента за стеной создавали момент подлинной музыкальной трагедии, проникнутой благородной простотой, драматизмом и героикой в духе реформатора европейской оперы 18 века Христофа Виллибальда Глюка…
Явно осознав тщетность попыток сконцентрировать внимание на любимом авторе, не говоря уже о попытках уснуть, я, чертыхаясь, взяв лист бумаги и карандаш, заперся в ванной комнате и излился следующим:
Ты прости меня малыш
Пук, пук-пук, пук-пук.
Я не знала, что ты ссышь
Под себя, мой друг.
Говорил, что возраст твой
Не помеха нам,
А теперь пердишь как конь,
Старый битломан.
Отвали ты от меня,
Сдохни где-нибудь.
Ртом беззубым не воняй
И про все забудь.
Много дурочек вокруг
Ком-плексу-ющих.
А тебе, дружок, сойдут
Их перхоть и прыщи.
Ну, не хнычь, тебя прошу:
Больно ведь смотреть.
В твоем возрасте и я
Буду так пердеть.
Порезвились мы с тобой,
Правда, хорошо!
А теперь меня конек
Молодой нашел.
Знаю – мудрости твоей
Нету у него.
Но не вечность же носить
Старое пальто.
Мудрости ему я дам —
Не его кенты.
Чтобы в старости он смог
Быть таким как ты.
И когда на равных мы
Будем: пук, пук, пук.
Нас не станет раздражать
Старых попок звук.
Рифмотерапия прошла удачно: я перестал обращать внимание на шумы, разгреб пространство между ними, как в куче хлама, погрузился в это пространство и отлично там выспался.
Ю. Х.
Нельзя научить старую лошадь новым трюкам, а попытки сделать это лишь погубят ее.
Мастер Хо
Ушки на макушке,
чувства как полушки,
серый ливень спитых слов.
Спит веселый птицелов.
Вместо птиц вороны
засидели кроны.
Черными крылами
бороздят меж нами
гиблое пространство
зависти и чванства.
Короли и пешки,
орлики и решки.
Буквы в странной книжке,
люди и людишки.
Мастер Ко
АРОМАТЕРАПИЯ (К ТОЙ, КТО ПОНИМАЕТ)
Женщина всегда старше и мудрее мужчины,
даже если она много младше и глупее его.
Мастер Хо
Я не могу в сей яркий
И чудесный день весны
Не подарить тебе
Флакон духов французских.
Но вынужден признаться
В том, что их
Я изначально покупал
Не для тебя.
Но для кого же
Ты тогда купил их?
А приобрел я их
Своей собаке
В преддверии ее
Весенней течки.
И этого флакона нам хватает
На двадцать с небольшим дней орошенья
Того, что под хвостом на заднице ее.
О, запах этот гонит кобелей далёко!
Ах, как ты добр, мой любимый!
Я ж буду страстно ждать того,
Что запах их чудесный
Лишь привлечет тебя ко мне.
Привлечь-то привлечет – я знаю.
Но, видишь ли,
Те двадцать дней не за горами,
Поэтому оставь чуть-чуть и для нее.
Ю. Х.
Я
лиха Ахил.
Вол, комод Домоклов
Нес. Этот мир, как Рим: то тесен,
то базарен. Их тут Хинера забот
Асирис Ириса
как
лирово говорил
соло глыб был голос.
А раб бара:
угар, рагу,
чад удач,
лед дел…
…И в око оковы.
Аля нем меняла.
Да ад.
Как кураж в жару, как
на море не роман,
а
потоп.
Я нем, одним сажа, а жасмин до меня
роздан. Могуч меж жемчугом надзор!
Эти ли или те,
а розу узора.
Мором.
Голод долог
как
кило колик.
Хорош шорох.
Тут и себе на небеси
ищи шалаш
С.К.
У просветленного нет различающего ума.
Рамеш Балсекар
Как-то Мастер Хо гостил у одного из своих духовных наставников Винни-Пуха. После того, как они в очередной раз подкрепились сакэ с медом, Мастер Пух решил проверить остроту дзэн-сознания своего ученика. Глядя на светильник, он спросил: «А ответь-ка до второго хлопка, что черное, белое и красное одновременно?»
Мастер Хо тут же, не отводя глаз от подушки, ответил: «Зебра в течке».
«Неплохо! И очень близко! – продолжал Мастер Пух, – но грубовато. Мой ответ – смущенная зебра».
Я люблю эту тишь безымянную
Этот легкий манящий покой.
Кто излечит судьбу мою пьяную,
кто поймет, что твориться со мной?
Нет конца моим прегрешениям
и страстям моим нету конца,
а ищу с упованьем решения
не найдя в отраженье лица.
С. К.
Баюшки-баю,
сплю и кривду пью.
Сплю и снится мне,
что я сыт вполне,
что уже невмочь
кривду превозмочь,
что глоток есё
и обратно все.
С. К.
Говорят, что бы ни вошло в дверь – не
наследуется, что получено с чужой
