наследуется, что получено с чужой
помощью – рассыпается и исчезает.
Экай (Мумон)
Говорить ртом головы без мозгов
так же глупо, как
Стучать в дверь без двери.
Говорить ртом головы с мозгами
так же умно, как
Стучать в дверь.
Молчать ртом головы без мозгов
так же умно, как
Стучать в дверь.
Молчать ртом головы с мозгами
так же глупо, как
Стучать в дверь без двери.
В качестве еды умные рыбы вредны для
желудка и жестче, чем глупые. Так что
только глупцы едят и глупых и мудрых, а
мудрецы выбирают и ищут глупых.
Милорад Павич, «Хазарский словарь»
Говорить ртом головы без мозгов
так же глупо, как
Стучать в дверь.
Говорит ртом головы с мозгами
так же умно, как
Стучать в дверь без двери.
Молчать ртом головы с мозгами
так же умно, как
Стучать в дверь.
Молчать ртом головы без мозгов
так же глупо, как
Стучать в дверь без двери.
Ю. Х.
Звук флейты
вернулся
в бамбуковый лес
Пол Репс
A moment's absence —
a dead person.
Yantou
Тускнеет взор, и старятся виски.
а по вискам стекают как ростки
морщинки дерева, которому, увы,
не даст созреть холодная метель
седых волос, упавших с головы,
и дней оставшихся недолгая капель.
Стыдится боль прошедшей новизны,
увядшей нежности и мудрой белизны.
В суставах оторопь. На острие тоски,
как глянцевое облако обмана,
ложатся новые, неровные мазки
сюжетов красочных для сцены и экрана.
Мольба во взоре жертвенной овцы.
Календаря опавшего рубцы.
Держу в руках неписаный дневник —
сокровище своих забот нездешних,
и лишь надежды крохотный родник
мне самолюбье воскрешеньем тешит.
Взойдет ли солнце, новый день храня,
чтоб понял я, что больше нет меня.
Чтоб оценил не стоимость, не суть,
не жизнь свою до ночи расставанья,
а безымянную, прожорливую жуть,
зачавшего судьбу повествованья.
С. К.
Мне непонятно на каком
вы изъясняетесь наречье.
Во рту, в груди застрял ли ком
своей бравады человечьей.
Мне все равно, что слепо вы
взбираетесь на эшафоты,
что слепок с вашей головы,
похож на крик шальной пехоты.
Безумен день, но он не в счет,
не ожиданье ль исхода
так больно по щекам сечет
безумьем нищего народа?
Мне страшно, но не от того,
что уготованная участь
страшнее черта самого.
Мне страшно оттого, что случай
вручает нам свое родство
с чистописанием удачи.
Мы нынче славим торжество
не бога, а его – лишь палача.
С. К.
Одолжи мне минуту до вечности полной,
одолжи до бессонницы шаг неприкаянный,
чтоб зерно никогда не мешалось с половою
и у Авеля не было б боли за Каина.
Одолжи мне немного от смуты взъерошенной,
от сердечной, беспечно-неряшливой нежности,
четвертинку, кусочек, огрызок, горошину,
обронивших огонь в ледяные промежности.
Дай мне только узнать о случившемся заново,
посмотри, как ты можешь: покойно и ласково.
Одолжи мне на миг невезенье Адамово,
чтоб я мог возродиться в раю незатасканном.
С. К.
В твоем ничто я все найти надеюсь.
Гете, «Фауст»
Однажды наиболее непоседливый из учеников после продолжительной практики медитации, в очередной раз отсидев положенное время в позе лотоса и в очередной же раз ничего не обретя, подошел к Мастеру и спросил, что тот думает об опыте познавания Великой Пустоты (шуньяты) и почему он никогда об этом опыте не рассказывает ученикам. Лучше бы он не подходил. Мастер, внутренне махнув на него рукой как на безнадежного в деле духовного роста, выдал следующее:
– Теперь, после многих десятилетий поиска, я знаю гораздо больше того, что знаю о том, что ничего не знаю, или я знаю много больше о том Великом Ничто, которое ошибочно воспринимается за ничего или за отсутствие чего-либо, а в твоем случае – отсутствия у тебя «опыта познавания Великой Пустоты». Следует помнить, что запредельное понимание Ничего являет постоянное узнавание чего-то таким образом, как оно есть на самом деле, то есть не в конкретном знании, а в интуитивном восприятии. Это интуитивное восприятие представляет собой неисчерпаемый кладезь всего во всем и является абсолютной константой для проявления и определения как конкретных знаний в их таковости, то есть в их действительной, а не надуманной абстрактной реальности субъективного мышления, так и бессознательного опыта духовного наполнения, результатом чего является обожествление жизни в любых ее проявлениях. Так может происходить внутренняя трансформация гомосапиенса в гомоспиритуса, то есть человека духа, но не духовника, играющего роль проводника божественной мудрости и милости. Человек духа или духовный человек есть как бы универсальный склад духовности. Он несет в себе все необходимые качества, готовые свободно проявляться в своей естественной и полной форме в зависимости от обстоятельств, стимулирующих необходимый отток энергии духа с полным сосредоточением на этом процессе. Но он не дополняет комплекс обстоятельств своим позитивным присутствием лишь для контраста, а как бы освещает все до мельчайших подробностей, утверждая тем самым данность настоящего момента в его глубоком осознавании и полном восприятии.
Так происходит всегда в бесконечном, смыкающемся круге, где сам момент раздвигается до размеров этого бесконечного круга от того полного восприятия и реализации себя в этой беспредельной данности, наполненной беспристрастным созерцанием и деланием всего в состоянии невовлеченности в переживания, с сохранением духовного равновесия.
Для человека сие целостное и спонтанное реагирование, если это только можно назвать реагированием, должно стать искомым результатом, смыслом всей его жизни вообще, где бессознательное и сознательное интегрированы в единое целое и представляют собой постоянный мощный божественный свет, проявляющий всю окружающую реальность и невидимое бытие и заставляющий все светится в постоянном узнавании.
Ну как, тебе стало легче от словесного выплеска моей премудрости? Разве ты приблизился хоть на немного к восприятию Этого в личном опыте просветления? Тебе, наверное, еще хотелось бы вот так заумно перебирать языком во рту, не правда ли? Ты бы мог заучить наизусть то, что я сейчас напроизносил и покорять ученой мудростью уши ослов. Но я не повторяю сказанного. Не повторяю не потому, что не хочу, а потому, что не запомнил сам, что сказал. Подобной красивой ахинеи много написано. Ее читают, изучают, заучивают наизусть, цитируют и слывут умниками, но, как правило, дальше восторгов и, в лучшем случае, жалкеньких практик по так называемой медитации, йоге с обязательным изнурением организмов пропитанными насквозь химией и всякой гадостью из окружающей среды овощами и зеленью, не продвигаются. А не продвигаются потому, что не воспринимают то, как можно идти дальше того, что способны взять в руки, увидеть, услышать, попробовать на язык, проглотить, прочитать, написать, рассказать… И в результате, пытаясь добиться некоего духовного опыта, бедолаги страдают от вполне материальных недугов.
Что может быть проще, чем проживать свою жизнь, а не чужую, тем более, что это еще никому не удавалось? Продумывать свои мысли, а не всю жизнь муссировать чужие. Есть свою пищу, от которой тебе хочется дальше жить свою жизнь, а не спать на ходу от слабости или перенасыщения? Иметь то, что ты можешь иметь – материальные ценности, детей, жен, мужей, друзей и т. д., и не желать того, что не можешь?
А быть способным иметь что-либо – это тогда, когда тебе потом не в тягость обретение, и ты не знаешь на кого это спихнуть. И не взирая на предрассудок в виде «так надо» или «как у всех», обретать и иметь то, от чего под всяческими вескими, но всегда надуманными предлогами, не приходится бегать, а отказаться не хватает силенок, как и не хватает их для того, чтобы иметь то, что приобрел. Так мы превращаем свой дом в место, а семью в причину своей безнравственности и изнурения, а затем – преждевременной старости и кончины. Так мы превращаем совместную жизнь в соревнование «кто кого переможет» с «веселыми стартами» для всех, но грустными финишами для кого-то одного, чтобы потом со спокойным чувством «выполненного долга» заниматься, наконец-то, собой. А нельзя ли заниматься собой без избитых, лицемерных, так называемых жизненных, правил, которые в большинстве случаев, как показывает практика сотен поколений, ничего кроме разочарований не приносят?
