— Но ты согласна, что менять одежду лучше вместе? — засмеялась мама.
— Надо будет и Момо привлечь, пусть помогает, когда будем переодеваться к зиме, — поддакнула я.
Когда долго перебираешь всевозможную теплую и легкую одежду, руки становятся шершавыми. Неторопливо поднимаясь с колен, мы переносили вещи к коробкам. Затем, снова садясь на корточки, укладывали их туда. И тут же доставали на свет новую партию одежды. Каждый раз, когда ткани соприкасались друг с другом, доносился еле различимый звук. Две женщины, старая и стареющая, кружили среди разложенных вокруг тряпок. Вытаскивая кончиками пальцев скрепки, мы одну за другой сняли бумажные бирки с одежды, полученной в прошлом году из химчистки. Затем поменяли устилавшую внутренность платяного шкафа бумагу, старую мы свернули и выбросили. Аккуратно разгладили свежую и сложили на неё стопочкой вещи.
Во время ревизии каждый раз появляется что-то ненужное. Про некоторые вещи думаешь, что они больше не пригодятся, уже складывая их в коробки. Про некоторые понимаешь: «Всё, этому пришёл свой срок» только после того, как снова извлечешь их на свет. Что-то из этого мы резали на тряпки для уборки пыли. Одежду, которая еще могла послужить, отдавали детям родственников. Какие-то вещи просто выбрасывали. От громоздких вещей мы избавлялись, предварительно срезав с них пуговицы.
Сидя на полу, мы вдвоем с мамой орудовали ножницами. Я — большими японскими. А мама — серебристыми европейскими. Сделав неосторожное движение, я поранила средний палец. На нем сразу набухла алая капля крови, но тут же лопнула и растеклась. Я сунула порезанный палец в рот и принялась сосать ранку. Мама поднялась и принесла мне пластырь. Немного подержав палец вверх, пока не остановилась кровь, я стала заклеивать порез. Обмотав палец клейкой лентой, я слегка сжала его, чтобы пластырь лучше приклеился. От разбросанной вокруг ткани исходил какой-то особенный запах.
— Пахнет не нафталином, а чем-то залежавшимся в закрытом пространстве. Не сырой, а какой-то затхлый запах, — произнесла мама и закрыла глаза. Принюхиваясь, она несколько раз глубоко втянула носом воздух.
Женщина со мной заговорила. Женщина, которая преследовала меня в Манадзуру. В последнее время я часто пыталась завести с ней разговор, но она сама почти никогда не обращалась ко мне первой.
— Тебе пора собираться в дорогу, — проговорила женщина.
— Собираться? — переспросила я. Глаза женщины сильно скосились к носу, должно быть, оттого что заговорить со мной ей стоило немалых усилий. Её зрачки застыли, запав к центру лица так, будто бы она сама изо всех сил свела их к переносице. Только спустя некоторое время её взгляд обрел должное направление. «Слава богу», — с облегчением подумала я, потому что разговаривать с косящей на оба глаза женщиной было неприятно.
— Ты же поедешь? — довольно отчетливо спросила она. Так бойко она говорила редко.
— Куда?
— В Манадзуру.
Я так и думала.
— Там что-то есть? — спросила я.
— В июле уходит паром. Он поплывет через море далеко-далеко, — продолжила женщина. Обычно парящая в воздухе, сейчас она стояла на одной высоте со мной. Со стороны, наверное, это походило на болтовню соседок.
— Рэй был в Манадзуру? — выпытывала я.
— Ну-у-у, — прозвучал туманный ответ, как и всегда, если речь заходила о Рэе. Возможно, она просто притворяется, что ничего не знает о нём, — подумала я.
Было видно, что женщине не терпится договорить что-то о корабле.
— ….на корабле… там ждет… принесёт, — бессвязно бормотала она. Временами её голос затихал, словно под порывами сильного ветра.
— Ты будешь на корабле? — спросила я, глаза женщины опять сошлись к переносице.
— Нет, я не сяду на корабль. Ведь он плывет в… не хочу.
— Послушай, паром отправляется в 21:00? — спросила я. Ответа не последовало. После того как глаза женщины опять скосились к носу, понимать её речь становилось все труднее. Налетали порывы ветра. Ветер не был иллюзией, он дул на самом деле.
— Поедешь? — последнее, что изрекла женщина, перед тем как испариться. Должно быть, ветер унёс её с собой.
— Ехать или нет? — задала я вопрос самой себе. Не имея ни малейшего представления о том, когда и из какого порта отправляется этот паром, я всё-таки решилась ехать. В июле в Манадзуру.
— Известно, что в Манадзуру добывали обсидиан, — сообщил Сэйдзи.
— Откуда ты знаешь?
— Да так, почитал на досуге. Это место, похоже, не дает тебе покоя, и я стал думать о нем. В эпоху Дзёмон люди использовали обсидиан для изготовления оружия и украшений. Тогда он считался ценной породой. Разве вы не учили это в младшей школе?
— Я забыла, — пролепетала я, Сэйдзи засмеялся. Картина, где он изучает книги, думая обо мне, даже когда меня нет рядом, показалась мне странной. А ведь когда-то мысль о том, что он не может принадлежать только мне, даже сердила меня. Но всё меняется. Чувства и отношения тоже. Теперь Сэйдзи стремился сблизиться со мной. Но чем ближе он становился, тем сильнее мне хотелось отдалиться от него. Или же, наоборот, быть к нему настолько близко, насколько это возможно. Я не желала ни того, ни другого. Самое лучшее — оставить все, как есть.
— Давай поедем вместе. В Манадзуру? — предложил Сэйдзи.
— Как насчет июля?
Я вспомнила наказ женщины. Понимая, что не стоит придавать особого значения словам моей преследовательницы, я тем не менее никак не могла выбросить их из головы.
— Значит, в июле… — раздумывал Сэйдзи. — Попробую подстроить свои планы. Подожди немного, и тогда я смогу сказать, получиться у меня поехать или нет.
После этого он сразу ушел. Когда Сэйдзи покидал меня первым, он делал это решительно, без колебаний. Если же я собиралась домой раньше него, он всегда выглядел расстроенным.
Приближались экзамены Момо. Июнь был на исходе.
— Пойду заниматься в библиотеку, — ненадолго заглянув домой, предупредила Момо и снова засобиралась к выходу. Её кожа за этот месяц стала ровной. Она менялась прямо на глазах. Возможно, причиной этим превращениям был кто-то. Может быть, мальчик, а может быть, девочка. У Момо появлялись новые, неведомые мне части, их становилось все больше и больше. «Не показывай мне то, чего я не знаю, Момо. Оставь меня в моем неведении навсегда», — мысленно умоляла я.
Момо ушла, помахав рукой на прощанье. Ощущая вялость во всем теле, я поплелась в свой кабинет.
Не успела оглянуться, как на дворе уже стоял июль. В середине года время бежит намного быстрее, чем в его начале или конце.
«Долгожданный подарок лучше, чем неожиданный сюрприз. По моему мнению», — пришли на память слова Момо. Все же я не услышала от неё, о чем она мечтает. Так и не узнав этого, я с удивлением обнаружила, как быстро пролетело время. Пришел июль и принес с собой яростную жару. Гортензия в нашем маленьком садике, которую бережно лелеяла мама, завяла. Погибли не только цветы, но даже стебель и листья пожухли и стали коричневыми, как мы не поливали и не удобряли растение, всё оказалось бесполезным, спасти его не удалось.
— Как жарко, — пожаловалась Момо. — Если хорошо сдам экзамены, купишь мне парочку летних платьев? — попросила она.
— Помнишь, ты как-то говорила, что мечтаешь о подарке? Так это платья? — поинтересовалась я. Момо в раздумье склонила голову.
— Нет. Мне кажется, это что-то не такое простое.
— Завяла. Как печально! — расстроилась мама. — Должно быть, гортензия не выносит зноя. А я жары не ощущаю. Совсем старухой стала, тело уже ничего не чувствует.
Мы решили втроем съездить в ботанический сад. Специально приготовили бэнто для пикника. Омлет с макрелью. Густое рагу из говядины с сиратаки и вареные бобы. Морковный салат, а к нему рисовые колобки. Бобы варила Момо.
— Как закипит, сразу выключай огонь, — напомнила мама.
— Знаю. Они быстро варятся, поэтому их надо сразу достать из воды, правильно?
Шумя и болтая, мы с увлечением готовили закуски.
В глубине ботанический сад превращался в настоящий лес. Укрывшись от солнца под сенью деревьев, тихо гуляли отдыхающие. Момо подняла с земли большой опавший лист, он был еще зеленым. Его стороны сплошь испещряли мелкие прожилки.
— Какой подробный узор, — промолвила Момо.
— Именно подробный, а не мелкий? — засмеялась мама.
— Угу, ужасно подробный, — Момо пристально разглядывала поверхность листа.
Для пикника мы выбрали местечко неподалёку от того, где Момо нашла листок. Мы разложили подстилку и, разувшись, все втроем устроились на ней. Через покрывало ощущалась исходящая от земли прохлада. Видимо, здесь всегда царила тень.
— Как жарко, — неожиданно пожаловалась мама.
— Но тут довольно прохладно, — отозвалась Момо. Она находилась рядом со мной, однако её голос прозвучал каким-то очень далеким.
