— Корабль… — вновь начала женщина.
— Ладно, я поеду туда. В Манадзуру, — как только я произнесла это, женщина исчезла. В тот же миг закапал дождь.
Дожди не переставали лить, хотя сезон цую уже подошел к концу.
Все летние каникулы Момо сидела дома. Иногда она слушала музыку, рассеяно уставившись в одну точку. В комнате было тихо, лишь иногда ритмичные звуки пробивались из наушников, которые она втыкала себе в уши. Она часто спала. Как-то позвав дочь кушать, я, не дождавшись ответа, заглянула в детскую: Момо спала вытянувшись во весь рост на кровати. Из-под легкого покрывала торчали её смуглые загорелые ноги.
— Момо… — позвала я, она заворочалась во сне.
На каникулах Момо вытянулась еще сильнее.
— Прямо как растение, — заметила мама. — Она, наверное, из-за дождика так быстро растет!
— Я поеду в Манадзуру, — сообщила я маме.
— Да? — удивилась она. — Ты часто стала ездить туда.
— Так уж, видно, суждено.
Не дождавшись ответа от Сэйдзи, я сама наметила дату поездки. Осталось только забронировать гостиницу на эти дни, и я первым делом позвонила в «Суну».
— На это время свободных комнат, к сожалению, нет, — отказал мне мужской голос, и я сразу узнала в нем голос сына хозяйки. Я прозвонила еще несколько маленьких отелей, но они все уже оказались полными.
— Как раз в эти дни здесь проводится праздник, — объяснили мне по телефону в пансионе, предлагающем на ужин рыбу со свежего улова. Перебрав все возможные места, в конце концов, я вспомнила «Курорт на берегу моря», где мы в тот раз останавливались вдвоем с Момо, и решила попытать счастье там.
— Свободные номера есть. Комнату на одну персону, хорошо. Три ночи. Да. Да.
Гостиница располагалась от порта Манадзуру дальше остальных, вероятно, по этой причине номер удалось заказать сразу.
— Целых четыре дня? — удивилась мама. Она не упрекала меня, но в её тоне прозвучало легкое неодобрение.
— Да, я поеду, ладно? Мне жаль, что приходится причинять вам беспокойство, — немного резко отозвалась я.
Я чувствовала, что начинаю задыхаться в доме, где рядом друг с другом живут три женщины. Четыре дня и три ночи, я еще никогда не отлучалась так надолго. Ни разу, как переехала к маме после исчезновения Рэя.
— Да не переживай ты так, — полушутя промолвила мама. Она жалела меня. «Бедненькая моя дочка. Бедненькая Кэй…»
От дождевой сырости на полу потемнела краска. Я чувствовала, как тяжелеют веки.
Дождик, моросивший ещё утром, наконец, кончился. В поезде линии Токайдо я заняла сидение в левом ряду лицом вперед по ходу движения электрички и, облокотившись на подоконник, стала смотреть на море, то и дело мелькавшее между домами и в расселинах гор. Оно ослепительно сверкало. Волны были подобны наслоенным друг на друга рыбьим чешуйкам.
— Удачи, — на прощанье махнула мне Момо. В последнее время она стала чаще, чем прежде, уходить, даже не дослушав, стоило мне заговорить с ней. В такие моменты я чувствовала, как кончики пальцев начинают холодеть. Каждый раз, когда она оставляла меня одну. И всегда я стояла, охваченная холодом, и думала, какая же я всё-таки размазня. Но она, Момо, все же славная. Милый, хороший ребенок, хотя и ведет себя иногда вызывающе.
«Удачи», — в голове все еще звучал её голос. Электричка бежала вперед, и с каждой минутой мне становилось легче. Я ощущала, как душу и тело наполняет необычайная свежесть. Зачем только я родила ребенка? Ведь я даже не догадывалась, что это значит.
Невозможно отпустить свое дитя, как бы ты сам не желал свободы. Я несла на себе груз ответственности. Как бы ни преувеличенно звучали эти слова, они при этом не могли выразить всю сложность наших взаимоотношений. Момо, в свою очередь, тоже несла ответственность за меня. Освободиться, сбросив бремя, не было ни единого шанса.
— Что плохого в том, чтобы освободиться от всего этого? — послышался голос женщины.
Удивленно оглядевшись, я обнаружила её, плывущую рядом по ту сторону оконного стекла.
— Вот это скорость! — изумилась я. Женщина засмеялась.
— Пустяки. Я же не бегу за поездом.
— Ах, да.
В голове поплыл туман. Сквозь полупрозрачное тело женщины просвечивало море. Оно ослепительно сверкало.
«Я очень люблю Момо», — вдруг подумалось мне. «Очень люблю» — эти слова не исчерпывали всю силу моего чувства. Но я не смогла подобрать ему иного выражения. «Очень люблю», — снова подумала я.
— Ты слишком привязана к своему ребенку, — вмешалась в мои мысли женщина.
«Замолчи!» — гневно закричала я про себя. Женщина рассмеялась и тут же, прекратив преследование, растворилась в морской дали. В этот миг вода сверкнула чуть ярче.
— Следующая станция — Манадзуру. Манадзуру, — объявил громкоговоритель.
Добравшись до своей комнаты в гостинице, я сняла одежду и повесила её на вешалку. Повалившись на кровать, я почувствовала, как глаза начинают слипаться. «Надо сделать кондиционер потеплее…» — только подумала я и тут же погрузилась в глубокий сон. Очнувшись, обнаружила, что на улице уже начало смеркаться, на закате алело небо. Судя по всему, спала я не менее двух часов, но тело никак не хотело просыпаться. Я вышла на веранду и стала прислушиваться к шуму волн. Доносящийся звук походил на рёв. Ветер дул мощными порывами. Я включила телевизор, там голос диктора то и дело повторял: «Тайфун… Тайфун».
Я умылась, подкрасила губы и вышла из комнаты. Давно мне не приходилось ужинать в одиночестве. Я шла одна по дорожке, по которой мы гуляли тогда с Момо. Ветер трепал волосы. Одиноко. Мне стало очень одиноко. Раньше со мной не случалось ничего подобного. Я всегда была невозмутимой. И в одиночестве, и вдвоем, и в окружении множества людей я чувствовала себя одинаково спокойно. Но сейчас все изменилось. Мне стало трудно привыкать. Мой организм потерял способность привыкать. Каждый раз, когда я находилась какое-то время одна или втроем с кем-нибудь, тело постепенно свыкалось с особым составом воздушного пространства вокруг. Но стоило кому-то выйти, или же, наоборот, кто-то новый оказывался рядом со мной, как воздух моментально принимал новое качество. Перемена всегда была настолько стремительной, что я просто не успевала привыкнуть.
Добравшись до берега, я уселась и начала читать дневник Рэя. Из моря в порт возвращался корабль. Мне стало интересно, куда он плавал в такой ветреный день? На страницах дневника то и дело попадалась заметка: «Вес немного снизился». Было ли тогда заметно, что Рэй худеет? Вспомнить мне не удалось. В памяти остались только весы, которые были у нас дома. Нашу тесную квартирку, где я, Рэй и Момо жили втроем, я каждый день пылесосила дважды. Это не отнимало у меня много сил, настолько мало было наше жилище. Момо постоянно таскала с улицы песок и грязь.
Весы представляли собой механизм в оранжевой раме, обтянутый пробковым материалом. Их подарила нам на свадьбу одна семейная пара, с которой дружил Рэй. Муж не любил их.
Когда я удивилась и спросила, почему, он нахмурился.
— Некрасиво дарить весы!
— Странный ты человек, — засмеялась я.
— Не смейся, — обиделся он.
«Не смейся», — я почувствовала, как от этих слов мое тело становится влажным. Раньше даже от сущего пустяка меня вдруг охватывала влажная истома.
«Болезнь, — мысленно произнесла я. — Быть может, Рэй страдал от какого-то страшного недуга. Вдруг он оставил меня, предчувствуя свой близкий конец?» Иногда эта мысль меня пугала. Но иногда, я страстно желала, чтобы именно это предположение оказалось правдой.
— Как бы то ни было, жаль, когда тебя оставляют, правда? Как ты думаешь, кто больше достоин сожаления: тот, кто остался, или тот, кто ушел? — опять вмешалась женщина.
— Не хочу даже думать об этом, — холодно ответила я, и женщина тут же унеслась в морскую даль. В последний миг перед тем, как она скрылась из вида, я разглядела её белые ноги.
На следующее утро я встала поздно. Прошлым вечером я, немного перехватив на ужин, заснула, когда на часах было еще только десять. Я чувствовала, что могу спать сколь угодно долго. Совсем как Момо.
Я вышла на веранду, ожидая услышать праздничный шум, но сюда доносился лишь шорох волн. Дорога была где-то далеко, и даже звуки машин не долетали сюда. Ограничившись на завтрак одной чашкой кофе, я села на автобус и поехала в порт.
— Где будет проходить праздник? — заглянув в питейную, поинтересовалась я у хозяйки. По сравнению с тем, что я видела в прошлый раз, на пристани собралось куда больше народа, но вокруг не было ни цветов, ни звуков, даже отдаленно напоминающих праздничное шествие.
— Как раз сейчас, наверное, микоси понесут от ворот храма, — растягивая слова, пояснила хозяйка.
Я поискала глазами женщину, её нигде не было.
— С неё всё равно мало толку, — прошептала я, и в тот же миг она возникла рядом.
