– Я тоже, – перебил Выхухоль. – Смиренно благодарю за комплименты и хочу вас заверить в глубочайшем моём почтении к вашим восторгам. Да. Круг учеников и последователей у меня ещё невелик, но он растёт постоянно, и всех их я надеюсь направить на путь, ведущий к…
– Самозавождению, – закончил за него отец.
– Прошу прощения, – опешил Выхухоль, – что вы сказали?
– Самозавождение, – повторил сын. – Мы хотим найти способ самозавождения, чтобы заводиться самостоятельно. Попугаиха Эвтерпа сказала, что вы умеете чинить сломанных заводяшек. Не могли бы вы и нас починить?
– Боюсь, это немного не по моей части, – смутился Выхухоль. – Одно время я и правда возился с механизмами, было дело, но с тех пор я давно уже пошёл дальше. Это, видите ли, наука прикладная, а моё истинное призвание – в области чистой мысли. С чистотой чистой мысли не сравнится ничто. Это, так сказать, чистейшая сфера деятельности, какую себе только можно помыслить. – Выхухоль склонил голову и тихо забормотал что-то себе под нос, вприпрыжку ковыляя по льду.
Когда они добрались до бобровой хатки, солнце уже взошло и снежный купол порозовел в утреннем свете. Выхухоль засопел, бросив взгляд на эту возвышающуюся над прудом конструкцию; из-под ровного снежного покрова то там то сям торчали прутья, ветки, обрубки стволов.
– Они сюда пришли несколько сезонов назад, – сказал он. – Тогда тут ничего было. Только трава и тоненький ручеёк. Но они возвели плотину, устроили пруд, поставили себе дом – и до сих пор прекрасно справляются.
Из хатки послышались приглушённые голоса, и Выхухоль приник ухом к стенке купола.
– Всегда одно и то же, – проворчал он. – Сколько осин они спилили. Сколько берёз. Как они усовершенствуют на будущий год свою плотину… Зануды! А впрочем, они здесь на месте. Нельзя же, в конце концов, отрицать, что это они устроили пруд, на котором взрастает моя чистая мысль. И несмотря на всю эту трудовую суету и пролетарскую атмосферу здесь как-никак мои корни. И не только корни, но и стебли с листьями – стрелолист и водяной перец, рогоз и дикий рис. Да, – продолжал он воодушевлённо, – это мой дом, и на этом пруду я добился всеобщего почёта и уважения. Так оставим бобрам их мирские блага! С меня же вполне довольно сокровищ разума. – Он улыбнулся с чувством выполненного долга и захромал дальше рядом с отцом и сыном: топ-топ-скок! топ-топ-скок!
– А вот и мой дом, – сообщил Выхухоль, когда впереди показался второй купол, поменьше. – Но отсюда внутрь не попасть: вход на том берегу, через подводный туннель.
Внезапно из-за стенки купола донёсся смех – там, внутри, валяли дурака два маленьких выхухолёнка.
– Ах, проказники! – воскликнул Выхухоль. – Должно быть, Джеб и Дзеб. Пришли на урок.
– Ги-и-и! – раздалось из-за стенки. – Ги-и-и на Гу-у-у равно Г-и-и-г-у-у!
– Ага! – подхватил другой голос. – Бал на Бол равно Балабол-бол-бол!
– О чём это они? – удивился мышонок.
– Это они над моим Многим-в-Малом потешаются. – Выхухоль выдавил улыбку. – Экие сорванцы!
– Джеб, – послышался голос Дзеба, – ты кем хочешь стать, когда вырастешь?
– Бобром, – резво отозвался Джеб.
– Бобром? – переспросил Дзеб.
– Бобром! – ужаснулся Выхухоль.
– Во-во, – Джеб защёлкал зубами и во всю мочь заколотил по полу хвостом. – Бобры делом занимаются! Деревья валят! ТРАХ! БАБАХ! Плотины строят! ПЛЯМ! ХЛЮП! И богатеют вовсю!
– А может, старый Выхухоль тоже всё это умеет, – возразил Дзеб. – Может, он просто не хочет валить деревья.
– Он-то? – фыркнул Джеб. – Ничего он не умеет! Папа говорит, старый Выхухоль как попал в капкан – так у него с тех пор и мозги набекрень. Только на то и годится, что малявок учить Таблице Предостережения.
– Кгхм! – кашлянул Выхухоль и полез на купол. Взобравшись на самый верх, он несколько раз грузно подпрыгнул, и внутри тотчас воцарилась мёртвая тишина. – Эй, ребятки! – позвал Выхухоль.
– Да, сэр! – вежливо откликнулись ученики.
– Урок отменяется, – крикнул Выхухоль. – Я сегодня занят. Дел по горло. Приходите на следующей неделе. До скорого!
Ответом ему был громкий всплеск: Джеб и Дзеб дружно плюхнулись в воду и поплыли подо льдом домой.
– Вы говорили… – начал было отец, надеясь вернуть Выхухоля к проблеме самозавождения.
Выхухоль отвернулся.
– Конец! – выдохнул он. – Всем моим надеждам конец! Ни на что не гожусь, кроме как учить малявок Таблице Предостережения! Вот, значит, что обо мне на самом деле думает весь пруд! – прошептал он в отчаянии. – Вот, значит, каковы почёт и уважение!..
– Не надо так расстраиваться, – попытался утешить его отец. – Вашими трудами восхищаются повсеместно! Потому-то мы к вам и пришли за…
– Бобры! – приплясывая от раздражения, проскрежетал Выхухоль. – Бобры! – И, не в силах устоять на месте, принялся расхаживать взад-вперёд: топ-топ-скок! топ-топ-скок! – ТРАХ! БАБАХ! – передразнил он. – Бобры, значит, делом занимаются? Что ж, отлично! Я тоже займусь делом!
– А что вы сделаете? – спросил мышонок.
– Ещё не знаю, – сказал Выхухоль, – но что-нибудь такое, от чего они все ахнут!
Выхухоль заметался туда-сюда: топ-топ-скок-топ-топ-скок-топ-топ-скок… И вдруг замер.
– У меня больше не получается правильно ходить взад-вперёд! – воскликнул он. – Многое-в-Малом я изобрёл до того, как потерял лапу в капкане. Теперь я больше не могу размышлять так, как до увечья. Разум должен настроиться на всеобщий ритм. Когда-то я его чувствовал, но теперь – нет. Теперь мой разум тоже хромает – не только лапы.
– А может быть, – начал мышонок-отец, всё ещё ковыляя вперёд на своих гнутых ножках, – мы могли бы походить для вас, пока вы не решите свою проблему, а потом вы попробуете справиться с нашей?
– Какой? – спросил Выхухоль.
– Что – какой? – не понял отец.
– Ну, в чём ваша проблема? – уточнил Выхухоль.
– САМОЗАВОЖДЕНИЕ! – напомнил отец.
– Зачем же так кричать? – укоризненно промолвил Выхухоль. – Да, это будет вполне справедливо. Вашей походке, правда, недостаёт изящества, но зато ритм идеальный. Пойдёмте в мой кабинет и приступим!
Они добрались до берега, и Выхухоль направил мышонка с отцом в туннель, ведущий в его подземную нору. Кристаллики изморози подмигивали с обледеневших стен; тёмный, холодный, древний запах земли стоял в коридоре. Отец и сын долго шагали под уклон, но вот наконец впереди забрезжил слабый зеленоватый свет и показался вход в нору.
– Вот здесь я главным образом и предаюсь размышлениям, – сказал Выхухоль. – Дом на пруду слишком открыт мирской суете.
Он прошёл внутрь следом за мышатами. Ученики-светлячки зажглись, ещё когда в туннеле послышался знакомый неровный шаг, а при виде самого учителя хором воскликнули:
– Доброе утро, сэр!
Преданные последователи Выхухоля, они с приходом осени перебрались к нему и жили теперь в стеклянной банке в углу кабинета, озаряя мерцающим бледным сиянием окрестный хлам. Среди ракушек и надгрызенных корней и стеблей стояла канистра, рядом лежали моток бечёвки и карандашная точилка в виде глобуса. Над ними возвышалась банка из-под «СОБАЧЬЕГО КОРМА БОНЗО», набитая добычей со дна пруда: среди ржавых гвоздей и открывалок для пива, шпилек для волос, рыболовных крючков, обрывков проволоки и негодных батареек от карманных фонариков виднелись перочинный нож со сломанным лезвием и обломок складной линейки. Вокруг валялись использованные ёршики для чистки трубок и жестянки из-под табака, старые значки рыболовов, искусственные мушки, мотки лески и странные конструкции из всевозможных приманок, ощетинившиеся крючками и сверкающие стеклянными глазами, – следы давным-давно заброшенных экспериментов в области прикладной науки. На куске грифельной доски, прислонённом к стене, были вразброс нацарапаны иксы, игреки, зеты. В тёплом воздухе стоял крепкий, душный запах усердия.
Выхухоль потёр лапы, замурлыкал себе под нос какой-то мотивчик, сгрёб всё барахло в центр норы и очертил круговую колею вдоль стен.
– Ну, давайте, – сказал он и, заведя отца, пустил мышат ходить кругами.
Округлые стены удерживали их в колее. Счастливая монета мышонка поблёскивала в бледном сиянии светлячков и позвякивала о барабанчик; сверкая стеклярусными глазками, отец и сын – то скрываясь за грудами хлама, то объявляясь вновь, – мерили шагами нору, а Выхухоль размышлял.
– А мы опять ходим по кругу, папа, – заметил мышонок. – Но этот круг нас куда-то приведёт.
– Точно, – согласился отец. – Похоже, дела идут на лад. И Крысий Хват наверняка потерял наш след; я даже начинаю думать, что насчёт врага, ожидающего нас в конце, Квак ошибся.
– А вдруг филин его не убил? – добавил мышонок. – Вдруг дядюшка Квак опять нас разыщет? Он очень мудрый.
– По-моему, из когтей филина даже самому мудрому не вырваться, – печально сказал отец.
