Маленький Кун рос в деревне, без документов, не внесённый ни в какие списки, как ещё три миллиона китайских бастардов. Мать, отец, сам Ни изредка навещали его тайком, отвозя родственникам деньги, чтобы те могли одевать и кормить Куна.
«Учитель совершенства», европейцы произносят его имя как Конфуций.
Теперь Кун вырос. Отец, умирая, наказал Ни позаботиться о брате, и Ни Гуань ни за что не нарушит клятвы, данной отцу у его смертного одра. Ни должник Куна. Благодаря тому, что Куна спрятали, родители сохранили своё положение в обществе, Ни закончил двенадцатилетнее обучение в школе, поступил в институт и получил диплом. Теперь Ни Гу-ань хорошо зарабатывает в экспортной компании, намного больше, чем крестьяне и рабочие. У него уже отложены тысячи и тысячи юаней.
Скоро можно будет купить за взятку документы для Куна. Кун станет полноправным гражданином, сможет получать медицинскую помощь, жениться.
Надо только продолжать работать. И экономить на всём.
Но если сам Ни женится, заведёт семью, – откладывать деньги больше не получится, и брат так и останется получеловеком. Поэтому Ни Гуань до сих пор не женат. Хотя ему уже за тридцать. Сколько точно? Неважно, немного за тридцать.
Ни Гуань подумал о Цзин Чи. Цзин хорошая девушка, симпатичная и бойкая. Даже слишком бойкая. Ни понимал, что он нравится Цзин. Да и Цзин ему нравилась. Но куда торопиться? Ей только-только исполнилось двадцать два, это возраст, с которого в Китае девушкам разрешено вступать в брак. «Лучше позже, да лучше!» – такие плакаты с изображением немолодой пары и их первенца ви-
сят в Китае на улицах. Не следует торопиться с браком и рождением детей.
У Ни уже есть одна проблема, одно отступление от закона – брат Кун. Но Ни всё сделает хорошо, Ни исправит ошибку родителей, Ни даст Куну новую, официальную жизнь. Для этого он работает, для этого пойдёт на грех перед государством, даст взятку чиновнику, выдающему документы.
Но больше преступлений не будет. Ни Гуань подождёт своего времени, чтобы жениться и родить ребёнка. Если Цзин хочет, она может подождать вместе с ним. Если ей невтерпёж, тогда ладно, дао у каждого своё. У каждого свой путь. Каждый катится в ад своей собственной дорогой. Пусть ищет другого парня.
Ни Гуань подумал, что всё же хорошо бы поговорить с Цзин, объяснить ей своё положение, не открывая, разумеется, тайны о братце Куне. Ведь девушка обижается, не понимая, что происходит, почему Ни избегает её.
Ни Гуань пощупал в своём кармане пачку сигарет китайской марки и встал со стула, собираясь выйти в курилку.
Мой яичный желток забеспокоился и рванул из черепа Ни через монитор в обратную дорогу. Мгновение – и я будто очнулся ото сна, найдя себя на том же месте, в офисе отдела импорта российской корпорации «Холод Плюс».
Остаток дня прошёл без особых происшествий. Признаться, я до вечера чувствовал себя как охе-раченный пыльным мешком по голове. Так выражалась моя хазарская бабушка. Она употребляла выражения и посильнее. Сознание было мутным, я видел мир через гнутое бутылочное стекло. Если я поворачивал голову, картинка менялась не сразу; предметы в поле моего зрения при движении зрачков оставляли цветные смазанные полосы.
Надо полагать, отходили две таблетки.
Вяло проверив несколько счетов от транспортных компаний, я отправился в китайский ресторанчик «Харбин», используя дарованный мне корпоративным распорядком час на обеденный перерыв.
Почему я решил пообедать именно в китайском заведении? Было ли это связано с недавним три
пом, путешествием в голову своего далёкого китайского коллеги?
Может быть, да, а может, и нет. Я довольно часто столовался у китайцев. Сравнительно недорого и сытно, если заказать к комплексному обеду, громко именуемому «бизнес-ланч», ещё двойную порцию риса по-ханьгански. Я привык есть палочками и обильно поливать еду соевым соусом.
В ресторане, пока я сидел в ожидании заказа, мой взор был прикован к администратору за стойкой, этническому китайцу. Администратор работал спокойно и серьёзно, хмурил лоб, выписывая счета, деловито отдавал распоряжения официанткам, русским девушкам, обряжённым в цветное тряпьё, которое должно было изображать китайскую национальную одежду. Возможно, оно и было китайским национальным костюмом, но на наших девушках оно выглядело именно как цветное тряпьё.
Девушки ходили от стола к столу с выражением смертельной скуки на лицах, принимали заказы с чувством плохо подавляемого раздражения и затаённой злобы. Русские вообще не умеют прислуживать. Как это сказал Грибоедов? «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» Русским тошно прислуживать, и эту свою рефлекторную тошноту они не могут скрыть даже ради самых щедрых чаевых.
Я имел возможность ощутить разницу на Востоке. В индийском ресторане, то есть в настоящем индийском ресторане, в Индии, мальчик-официант оближет вас с головы до ног за пару лишних рупий или даже вовсе без них. Он прислуживает с энтузиазмом, он видит в этом свой долг и профессию. Возможно, виновата кастовая система. Мальчик на побегушках, он не помышляет стать врачом или министром, его отец, дед, прадед – все были слугами, прислуживает и он. Это его естественное состояние. Если он сделает карьеру и станет к сорока годам старшим официантом, он будет считать, что его жизнь удалась. Он почти не думает о том, как ему стать министром, депутатом или большим богачом. Может, он мечтает разве что стать актёром – во всём виноват Болливуд1, он отравил сознание бедных индийцев несбыточной надеждой.
Я говорю о надежде стать кем-то другим ещё в этой жизни. Насчёт следующей жизни любой индиец может желать всё, что только придёт ему в его маленькую круглую голову.
Самое удивительное, что ничто не мешает потомственному слуге, шудре, гордиться своим трудом и уважать себя. Он прислуживает творчески, аккуратно, но без тени уничижения или раболепства.
Как-то в Индии я по глупости и из вредности решил торговаться с бедным рикшей, назвавшим плату
Индийский «Голливуд» – район в штате Андхра-Прадеш, где располагаются съёмочные площадки и офисы индийских кинокомпаний.
за провоз, а потом оставил ему больше денег и собирался слезать. Рикша довольно резко удержал меня за рукав и втолкнул в мою ладонь сдачу. Лишнего мне не надо, говорил весь его вид, я требую лишь твёрдой суммы, установленной профсоюзом.
Русский официант или официантка, обслуживая тебя, всегда покажет, неосознанно, лицом или позой, что делает тебе великое одолжение. Он или она полагают своё нынешнее положение временным, неестественным: пока я студент (студентка) и подрабатываю в ресторане, но вот закончу институт и сразу стану топ-менеджером или богатым бизнесменом, дайте только время, в крайнем случае, выйду замуж за олигарха.
При этом они, конечно, полагают, что достигнут желаемого положения уже в этой жизни. В следующую жизнь они не верят. Да что там не верят, они просто не знают про следующую жизнь. Зато они наивно принимают на веру тезис о том, что «если чего-то сильно желать», а ещё и «очень стараться», то обязательно «всё получится».
И ведь так оно и есть.
Вот только восточные мудрецы, впервые сформулировавшие это утверждение, вошедшее ныне в катехизис современного западного человека через голливудские фильмы, статьи в глянцевых журналах и книжонки многомудрого Пауло Коэльо, подразумевали не одну жизнь…
Да, русские не умеют искренне прислуживать другим. Зато если уж начинают лизать кому-то жопу, то изваляются в грязи по самое некуда, без всякой на то необходимости и пользы. А ещё и отмудохают друг друга за право лизнуть поглубже. Национальный садомазохизм.
Я смотрел, как китаец гоняет белых девушек, и поражался, как хорошо это у него получается. Он был явно на своём месте. Подумалось, что немного осталось, и древний восточный человек займёт приличествующее ему положение, а мы, белые бесхвостые обезьяны, ленивые самодовольные существа, будем скучно-послушно работать под его окрики.
После окончания рабочего дня я толкался в пробке по дороге домой. Поток машин медленно тёк по запруженной улице. Некоторые водители, как я, обречёно передвигались по своей полосе короткими рывками с длинными паузами, переключали радиостанции, смотрели устало по сторонам или без мыслей и эмоций упирались взглядом в лобовое стекло. Другие нервничали, постоянно перестраивались, норовили объехать поток по тротуару, но встречались с коллегами по пробке на ближайшем светофоре.
Я без особой злости привычно матерился вполголоса на торопыг. Можно подумать, что все они спешат на архиважные мероприятия, способные изменить мир, или теряют каждую минуту по тысяче долларов.
Я уверен, что на самом деле они просто доберутся до своих квартир, упадут на диван и включат телевизор. Самые активные ещё поедят или займутся сексом с домашними партнёрами. Стоит ли ради этого так торопиться? Часом раньше, часом позже – ничего не изменится.
