К обеду пришел отец, но, поскольку тетя Дэзи по воскресеньям проводила утренние часы не у плиты, а а церкви, всем пришлось довольствоваться холодными остатками вчерашнего мяса с вареной картошкой и цветной капустой. За стол сели вчетвером. У дяди Теда на воскресенье выпал рабочий день, что при его роде занятий бывало неизбежно, хоть и противоречило убеждениям тети Дэзи. Джоби надеялся, что тетка вчера вечером в достаточной мере спустила пары и сочтет излишним докладывать отцу о его проступке. Однако он не учел, сколь сильно в ней чувство долга и стремление при всяком удобном случае напоминать людям, как она себя обременяет, оказывая им услуги. Подавая на стол, она сообщила Уэстону о вчерашнем происшествии.
— Что я могу сказать, Дэзи. Он пришел, попросил разрешения попить со мной чаю, а после я сразу послал его сюда и велел сказать тебе, где он был.
— Многовато же ему потребовалось времени на дорогу! Почитай что к десяти часам явился.
— Где же ты, такой-сякой, столько времени болтался? — спросил Уэстон раздраженно, а впрочем, без особого возмущения.
— Так, гулял, — буркнул Джоби.
— Разве тебе не было сказано, чтобы шел прямиком сюда и объяснил тете Дэзи, где задержался?
— Угу.
— Почему же ты не послушал?
— Забыл.
Тетя Дэзи негодующе фыркнула. Уэстон погрозил сыну ножом.
— Знаешь что, ты у меня не выкамаривай. Ремня захотел? Тетя Дэзи изо всех сил старается нам помочь, а ты ее расстраиваешь? Мало нам огорчений, что мама в больнице, так еще ты будешь подбавлять! Слышишь, что тебе отец говорит?
Джоби кивнул.
— Тогда подумай над моими словами. Не то покажу тебе где раки зимуют.
— Я думаю, он очень тревожится из-за своей мамы, — сказала Мона. — Верно, Джоби?
— С какой это стати ему тревожиться? Я говорил, у нее все идет нормально. А вот она как бы действительно не начала тревожиться, когда узнает про его художества.
— Ты ей не говори, пап, — взмолился Джоби. — Не скажешь?
— А что я, по-твоему, должен сказать, если она будет спрашивать, как ты себя ведешь?
— Я не хочу, чтобы она расстраивалась.
— Почему же ты раньше об этом не подумал, а?
Где-то в этих взрослых рассуждениях таилась погрешность, хотя Джоби и затруднился бы определить, какая именно. Во всяком случае, получалось, что из чувства долга люди большей частью непременно должны доставить другому человеку неприятность.
— Ты собираешься к ней сегодня?
— Да. И тетя Дэзи со мной поедет.
Джоби подумал.
— Если я напишу ей письмо, ты передашь?
— Это можно, — согласился Уэстон.
— Вдруг она мне тоже ответит что-нибудь.
— Ну-ну. Почему бы и нет.
— Что ж, ехать так ехать, — сказала тетя Дэзи. — Опаздывать тоже нет смысла.
— О грязной посуде можешь не думать, — сказала Мона. — Я все вымою.
— Ты мой, а я буду вытирать, — сказал Джобин отец. — Вдвое быстрее пойдет дело. Да и потом, особенно торопиться некуда. На двухчасовом автобусе вполне успеем доехать вовремя.
— Да? Тогда пойти разве прилечь минут на десять, — сказала тетя Дэзи. — Люблю, грешница, прилечь отдохнуть в воскресный день.
Тотчас после обеда тетя Дэзи удалилась наверх вздремнуть, а отец последовал за Моной на кухню мыть посуду. Джоби, взяв лист чистой бумаги, подсел к столу и принялся грызть карандаш, соображая, как составить письмо матери. Наконец письмо было написано и вложено в конверт, полученный от Моны: оставалось лишь вручить его отцу, чтобы тот не позабыл о нем впопыхах. В коридоре у лестницы Джоби остановился заклеить конверт, потом приложил его к стене и надписал: «Маме». Слышно было, как на кухне отец переговаривается с Моной; вдруг Мона ойкнула и залилась мелким смехом, будто ее кто-то щекотал.
— Пусти сейчас же! Ведь обоим не поздоровится…
Джоби никогда не слышал, чтобы Мона так разговаривала с его отцом. Они, наверно, не знали, что он стоит так близко. Дверь судомойни была слегка приоткрыта; он сделал несколько шагов по плетеному толстому коврику у подножия лестницы и заглянул в щель, откуда доносился Монин голос.
— Да образумься ты! С минуты на минуту спустится мама! За стенкой Джоби сидит!
В большом зеркале на стене судомойни, перед которым обычно брился дядя Тед, Джоби увидел отражение: его отец и Мона стояли вплотную лицом друг к другу. Отец нагнулся и поцеловал Мону в губы. Она оттолкнула его.
— Перестань, ты что — сдурел?
Джоби неслышно вернулся назад в гостиную. Не успел он сесть за стол и подвинуть к себе комикс, как вошла Мона.
— А-а, значит, уже написал письмо? Быстро!
— Оно короткое получилось, — сказал Джоби.
— Ошибок не насажал, будем надеяться?
— Я пишу без ошибок. По письму всегда был на первом месте в нашем классе.
— Нет, у меня беда с правописанием, — призналась Мона. — И вообще, я ненавижу писать письма. Никогда в них не скажешь ничего путного.
— А где папа?
— Он там умывается под краном… Что бы нам с тобой на сегодня придумать интересное? Хочешь, давай прокатимся с ними на автобусе и погуляем по парку, пока они будут в больнице.
— Но тетя Дэзи вроде велела, чтобы я шел в воскресную школу?
— Ах да, совсем забыла! Правильно, сходи. Будешь пропускать раз за разом, лишат награды.
— Все равно мне туда неохота, — сказал Джоби.
Вошел Уэстон, стирая тыльной стороной руки приставшие к подбородку ворсинки от полотенца.
— Куда это тебе неохота? Делай, что велят, и хватит рассуждать — охота, неохота! Письмо у тебя готово?
Джоби дал ему конверт.
— Ты только не забудь ей отдать, ладно? И попроси, чтобы написала ответ.
— Не знаю, будет ли у нее время при нас заниматься письмами, — сказал Уэстон. — В крайнем случае напишет, когда мы уйдем, а в следующий раз передаст.
— Спроси, может, она знает, когда ее отпустят домой.
— Да, поглядим, что ей про это известно.
На лестнице послышалась тяжелая мерная поступь тети Дэзи; Джоби выскочил на улицу и направился к центру городка. Воскресную школу он посещал не при теткиной церкви, а при своей — вернее, это у них дома только говорилось так: «наша церковь»; его мать последнее время бывала там все реже, а отец и вовсе никогда не относился к числу усердных прихожан. По дороге Джоби встретились Гэс Уилсон и Томми Мастерман. Они сидели на заборе и по очереди прикладывались к бутылке лимонада. В воскресную школу ни тот, ни другой не ходил, и в этот великолепный солнечный день нельзя было не позавидовать их вольному житью. Обойти их стороной Джоби не мог; у него мелькнула мысль, не удалось ли им пронюхать заранее, что он пойдет этой дорогой, — не подстерегают ли они его, чтобы вынудить довести до конца вчерашнюю драку. Но нет, они поздоровались с ним вполне беззлобно.
— Здорово, Джоби. Ты далеко?
— В воскресную школу.
— На кой?
— Значит, надо.
— Дружка-приятеля своего давно видел?
Ну, это еще неизвестно, будет ли Снап ему теперь приятелем, после того, как вчера сбежал, едва лишь учуял неладное.
— Вчера видел. А что?
— Ты ничего не слыхал про его дядю?
— Нет. При чем тут его дядя?
— Он повесился.
Веселые шуточки придумывает Гэс Уилсон.
— Остряки. — Он перевел взгляд с Гэса на Томми и вдруг почувствовал, что на этот раз они не шутят.
Гэс помотал головой.
— Вот те крест. Вчера вечером на подтяжках повесился в уборной.
— Слушай… с чего это он?
— А я знаю? Возможно, записку оставил, тогда будет ясно.
Джоби не так уж часто бывал у Снапа и видел Снапова дядю всего несколько раз. Худой, с темными, рано поредевшими волосами, неразговорчивый — не считая тех случаев, когда сцеплялся с зятем, ну и, надо полагать, когда рассказывал племяннику о гражданской войне в Испании. Правда, у Снапа никогда не поймешь, где кончается то, что ему рассказали, и начинается то, что насочинял он сам.
— Говорят, это Снап его нашел, — продолжал Гэс. — Пошел в уборную, открывает дверь — а он висит. На подтяжках. — Он протянул Джоби бутылку с лимонадом. — На, глотни — хочешь?
Джоби покачал головой.
— Не, я пойду. Здесь через минуту отец появится с тетей Дэзи, а мне уже полагается быть в воскресной школе.
Гэс передал бутылку Томми и спрыгнул с забора.
— Пошли, мы тебя немного проводим.
В тех местах, где тротуар был широкий, они шагали рядом, где нет — Томми поминутно соскакивал на мостовую.
Снапов дядя покончил с собой. Подумать только… Зачем? Зачем люди вообще кончают жизнь самоубийством? И Снап нашел его. Вот ужас-то…
— Я, например, если б задумал себя прикончить, нипочем бы не стал вешаться, — рассуждал Гэс. — Тем более на подтяжках. Когда убийцу вешают, то петлю завязывают здоровым узлом, и этот узел ломает преступнику шею в ту минуту, как он проваливается в люк. А с подтяжками совсем другая механика, тут просто умираешь от удушья, да притом не сразу, а медленно…
