Марек Лавринович - Солнце для всех

Тонкие пальцы Пианиста снова нежно коснулись клавиатуры, первый звук был едва различим. Затем воцарилась тишина. Пианист несколько раз ударил по клавишам, и Профессор высоким, чистым голосом запел:

Профессор умолк… Никто даже не шевельнулся, только спина склоненного над клавиатурой Пианиста вздрагивала сначала слабо, а потом все сильнее, и вдруг юный гений разрыдался. Все попытки доцента Красуцкого успокоить его оказались напрасными. Пианист горько плакал всю ночь и уснул лишь на рассвете. Над городом вставал очередной серый, декабрьский день, гасли последние огоньки на елках, на улицах было пусто, тихо и сонно, как никогда прежде.

Ян не верил в то, что участие в праздничном выпуске программы пани Тарчинской сможет изменить его судьбу, но он ошибался. На третий день после Нового года к Яну, только что плотно позавтракавшему, вошла одна из длинноногих медсестер и сказала:

— Вас ждут в зале свиданий. Приведите себя в порядок и причешитесь. Мне кажется, это кто-то важный.

— Кто-то из членов моей семьи? — дрожащим голосом спросил Ян.

— Скорее всего нет. Важный — в другом смысле слова, — пояснила медсестра и ушла.

Яна переполняли эмоции, когда он шел в зал. До той поры никто важный (за исключением, конечно, пани Тарчинской) им не интересовался. Он почти вбежал в зал и сразу в смятении замер у порога.

На стуле, стоящем почти посередине помещения, сидел худощавый господин среднего возраста. На нем был исключительно элегантный костюм с идеально подобранным галстуком и шикарные ботинки. Он сочувственно смотрел на Яна; в его взгляде была тоска. Мужчина встал, протянул Яну руку и представился:

— Ежи Помянович.

— Ян.

— Вас, наверное, удивил мой визит, — сказал Помянович, стараясь улыбнуться, что у него не очень получилось. — Это несколько запутанное дело, поэтому нам лучше присесть.

Ян послушно сел.

— Наша встреча отнюдь не случайна, — продолжал Помянович. — Видите ли, я видел вас в канун Рождества по телевизору и сразу решил, что вы можете нам пригодиться.

— Я? — изумился Ян.

— Именно вы и никто другой. Вы, вероятно, заинтригованы?

— Весьма заинтригован, — согласился Ян. — А для чего бы я мог вам… теоретически…

— Я сейчас все объясню. Не знаю, проинформированы ли вы здесь, в больнице, но через полгода в Польше пройдут президентские выборы. Я имею честь представлять предвыборный штаб одного из кандидатов. Подчеркну: одного из основных кандидатов. Моя цель и задача моих коллег, чтобы наш кандидат победил, и все, что может этому способствовать…

— И я мог бы способствовать? — поинтересовался Ян.

— Вот именно.

— Но… почему именно я…

— Ничего не происходит без причины, дорогой пан Ян. Как вы понимаете, у каждого кандидата есть слабые места. Ахиллесова пята нашего кандидата его прошлое, поэтому наш штаб делает все, чтобы он забыл это прошлое. Вы ведь забыли.

— Ну да… — согласился Ян. — Но несчастлив от этого.

— Ерунда, не стоит забивать такими вещами голову. Главное, что вы ходячий пример того, что можно жить без прошлого. К тому же, честно говоря, оно не стоит и гроша.

— Откуда мне знать…

— Поверьте мне, от прошлого одни проблемы. А если мы выбросим его из головы, например, так же радикально, как вы, то что останется?

— Будущее?

— Браво! — радостно воскликнул Помянович. — Поэтому девиз нашего кандидата звучит так: «Да здравствует будущее!» Вы согласны с этим лозунгом?

— Да… Хотя…

— Ну раз вы согласны, то можете его пропагандировать и убеждать в этом других людей.

— Наверное, могу…

— Тогда перейдем к другому вашему достоинству. У вас поразительная улыбка. Это очень важно для телевидения. Итак, нашим избирателям нужна ваша улыбка.

— Моя… улыбка?

— Совершенно верно. Наши избиратели хотели бы смотреть на мир с улыбкой, но они не видят повода для того, чтобы улыбаться. Поэтому вы улыбнетесь для них.

— Так что именно я должен делать? — не мог уяснить Ян.

— Вы улыбнетесь и провозгласите девиз «Да здравствует будущее!». И все.

— Но я знаю…

— Секундочку, я еще не сказал, какая благодарность ждет вас за эту бесценную помощь. Во-первых, мы сделаем вам документы, паспорт и так далее. Во-вторых, предоставим вам квартиру. В-третьих, за участие в предвыборной программе вы будете получать вознаграждение, которое, поверьте мне, значительно превосходит ваши потребности.

Ян был глубоко тронут.

— И я отсюда выйду? — спросил он почти шепотом.

— Конечно, выйдете. Доцент Красуцкий не видит причин, которые могли бы воспрепятствовать вам участвовать в нашем предприятии. Напротив, он считает, что для вас это шанс найти свое место в жизни. Естественно, все это время я буду поддерживать связь по телефону с доцентом Красуцким. И что вы на это скажете?

— Но… я…

— Вам не обязательно решать сразу, я могу дать вам несколько дней на размышление.

Ян испугался, что Помянович уйдет и никогда больше не появится.

— Нет! — воскликнул он. — Я не хочу размышлять! Я хочу выйти отсюда!

— А вот этого, увы, сразу сделать не удастся, — улыбнулся Помянович. — Но я приеду через два дня и заберу вас. Хорошо?

— Хорошо.

— Очень рад, что вы согласились. Нам остается сделать маленький пустяк. Выберите себе, пожалуйста, фамилию.

— Как это?

— А как же иначе? — рассмеялся Помянович. — С нашими возможностями вы можете выбрать себе любую фамилию, какую пожелаете. Пожалуйста: Радзивил, Потоцкий, Любомирский, а может, Собеский?

Ян задумался.

— Я хотел бы иметь нормальную фамилию. Как у всех.

— Но нормальных фамилий тысячи. Может, у вас есть какая-то личная причина, чтобы называться так, а не иначе?

— Наверное, нет, хотя…

— Слушаю?

— Я мог бы зваться Августом. Ян Август.

— Почему именно Август?

— Потому что это случилось в августе, когда я… на той скамье, то есть… с того момента я помню…

— Ладно, — согласился Помянович. — По сути дела, Август довольно распространенная фамилия, но в этом есть свои преимущества. Тогда, пан Ян, я приступаю к делу и в среду сразу после обеда забираю вас в огромный, прекрасный мир. Вы рады?

— Очень.

— Ну и чудесно.

Помянович встал, крепко пожал руку Яна и скрылся за дверью отделения 3 «Б». Ян медленно шел по коридору в свою палату и шептал:

— Лишь бы это был не сон. Боже, лишь бы это был не сон.

Но как он вскоре убедился, удивительное событие было абсолютно реальным.

Ежи Помяновичу было ровно пятьдесят лет (выглядел он гораздо моложе), из которых по крайней мере половину он прожил мучимый внутренними противоречиями, с которыми никак не мог справиться. Дело в том, что когда-то, когда Ежи было девятнадцать лет, он решил, что будет человеком порядочным. Порядочность была для него на первом месте.

Отец Помяновича был журналистом и, как все люди, принадлежащие к этой профессии в эпоху социализма, думал одно, говорил другое, а писал третье. Дома это принимало гротескную форму — когда три разные ипостаси Помяновича-старшего принимались выражать какую-то точку зрения. Хотя немало людей в то время имело похожие сложности, так оставим старика в покое.

В студенческие годы у Ежи был друг, поэт Юлиуш Здебский. Юлиуш был человек неоднозначный. С одной стороны, он казался вдохновенным творцом, которого не волновали проблемы обычных людей. С другой — ему были присущи многие черты типичного авантюриста из небольшого городка в предместье Варшавы, откуда он и был родом. Благодаря этому он считался лидером довольно многочисленной группы молодых университетских поэтов. Он мог пойти в любой клуб и чудесным образом организовать в его стенах проведение поэтического фестиваля. Ему даже удалось издавать маленькие сборники стихов, деньги на которые он умудрялся доставать в самых разных, часто совершенно далеких от поэзии организациях. Дружба с человеком, обладающим такими пробивными возможностями, была очень ценной, хотя его и недолюбливали, как любого, кто чересчур выделялся.

У Помяновича и Здебского была мечта — издание собственной газеты. Помянович хотел стать журналистом, а в перспективе главным редактором. Здебскому газета была нужна для того, чтобы публиковать стихи собственного сочинения и своих друзей. Мечты юношей так бы и остались мечтами, если бы однажды Помянович не познакомился с Юрчаком.